А потом посмотрел на нее. Биквин не свойственно было выглядеть настолько жизнерадостной в такую рань.

– Выкладывай! – сказал я.

Она протянула мне инфопланшет.

– Эмос расстарался. Наверное, работал всю ночь.

– Несмотря на грозу?

– Она была локальной и до него не дошла.

Я почти не расслышал ее слов, настолько меня увлекло содержимое планшета.

Не сумев извлечь пользы из подробностей, в которые я его посвятил, Эмос явно приуныл. Список гостей не обнаружил никаких взаимосвязей, никаких соприкосновений с подпольной деятельностью или активностью культистов, никаких преступлений или прегрешений, за исключением самых обыденных безобидных и незначительных правонарушений. Один из бродячих актеров был замечен в нарушении общественного спокойствия несколько лет назад, другой – осужден за нанесение тяжких телесных повреждений. Ничего более примечательного мы не обнаружили.

Повод для раздумий давало только описание смерти Эна Фрогре. К этой неясной зацепке и обратился Эмос, когда ему пришлось отбросить все остальные.

За последние двадцать месяцев на Гудруне в регионе Друннера, куда входила прибрежная территория, охватывающая Менизерр, Дорсай и Гостеприимный Мыс вплоть до храмового города Мадуи, от такого же загадочного недуга скончалось уже одиннадцать человек. Лишь столь тщательный целенаправленный поиск, какой провел Эмос, мог выявить это, учитывая обширность охваченного пространства и численность населения. Но когда все случаи были сопоставлены…

С этого момента Эмос перехватил инициативу. Другой клерк отправил бы мне свои находки и стал ждать указаний, однако Убер, жаждущий самостоятельно найти ответы, пошел дальше, пытаясь найти систему в происходящем. Задача оказалась непростой. Жертвы ничто не связывало ни на географическом, ни на демографическом уровнях. Домохозяйка там, мельник здесь, землевладелец из одной небольшой деревушки, общинный врач из другой, расположенной в семидесяти километрах от первой.

Их объединяла только жестокая и необъяснимая природа их внезапной гибели: припадок, быстротечность, летальный исход.

Я отставил кружку и стал листать дальше, понимая, что Елизавета усмехается, поглядывая на меня.

– Переходи сразу к заключению, – посоветовала она. – Эмос снова наносит удар.

В самом конце Убер обнаружил еще одну взаимосвязь.

За день или два до каждой смерти в местность, где проживала жертва, приезжала «Выездная ярмарка Сансабля».

Леди Фрогре очень встревожилась, увидев, что мы собираемся уезжать:

– Но ведь вопросы до сих пор не решены…

– И я отправляюсь искать на них ответы, – сказал я. – Доверьтесь мне. Кажется, моему научному сотруднику удалось на что-то выйти.

Она с несчастным видом кивнула. Ринтон шагнул вперед и обнял мать за плечи.

– Доверьтесь мне, – повторил я и пошел по аллее к ожидающему меня флаеру.

По пути я услышал рев цепных клинков и свернул в сторону, направившись в обход замка. Одно из деревьев, повалившихся во время подозрительной ночной грозы, обрушило часть конюшенного блока, и теперь слуги пытались распилить огромный ствол и очистить его от ветвей.

– Это здесь ты обнаружила следы семян пеншля? – спросил я у Елизаветы, которая подошла узнать, что привлекло мое внимание.

– Да, – ответила она.

– Принеси мой меч.

Я приказал слугам приостановить работу и зашел в развалины конюшен, перебираясь через груды занозистых опилок. Распростертые ветви увитого плющом дерева все еще виднелись в разломах крыши.

Елизавета принесла мне Ожесточающую, и я поспешно выхватил ее из ножен. Как раз в этот момент Фрейл и Ринтон подошли узнать, чем мы заняты.

Ожесточающая загудела в моей руке громче и надрывнее, чем прошлой ночью. А как только я вошел в тот блок, на который повалилось дерево, меч задергался в моих руках. Здесь побывал Хаос.

– Как использовалось это помещение? – спросил я. – Что тут было во время торжества?

– Хранилище, – сказала леди Фрогре. – Люди с выездной ярмарки пожелали держать оборудование и пожитки подальше от посторонних глаз. Думаю, что и еду тоже. Один не хотел выставлять на свет свое имущество: несколько подносов со свежими фигами.

– А еще среди них был гололитограф, – произнес Ринтон. – Он использовал одно из стойл в качестве камеры-обскуры.

Итак, как найти бродячую ярмарку на такой обширной территории, как регион Друннера? Если у вас есть копия самого последнего выписанного ими счета, все просто. Директор ярмарки, рассчитывая получить оплату за услуги, оказанные в Фрогре-Холл, оставил координаты постоялого двора в восьмидесяти километрах, в Сиабраде. В счете указывалось, что Эна просили выслать деньги в течение пяти дней. Ярмарки постоянно перемещаются с места на место, и бродячий люд не слишком верит в кредитные счета.

В Сиабраде мы установили местоположение ярмарки Сансабля.

Они разбили лагерь на лугу за пределами деревни Брадмартен, крошечной сельской общины пастухов и ткачей, к которой с востока подступали холмы, поросшие густым лиственным лесом, а с запада – истоптанные стадами болотистые поля, спускающиеся к разлившейся реке.

Жаркий, удушливый день заканчивался, и воздух сгущался, как обычно бывает перед грозой. Небо над нашими головами затягивали тучи, но злаки на деревенских полях золотились каким-то своим внутренним светом, а слабый ветерок колыхал их тяжелые гривы. Укрывшись в траве, кричали коростели. По границам полей метались маленькие певчие птицы ярко-синего окраса.

Габон посадил наш лимузин на дорожке позади деревенской кирки – невзрачного храма в низком готическом стиле, требующего капитального ремонта. Посреди непомерно разросшегося кладбища возвышалась величественная статуя Императора Пречистого, которую облюбовали лесные голуби. Я пристегнул меч и спрятал его под длинной полой плаща. Габон запер машину.

– Держись рядом со мной, – сказал я Елизавете, а затем обернулся к Фелиппу: – Прикрывай нас.

– Да, сударь.

Зашагав по дорожке, мы направились в сторону ярмарки.

Даже на расстоянии был слышен ее шум и чувствовалось воодушевление людей. Прибытие ярмарки взбудоражило всех обитателей Брадмартена и окрестных поселков. Музыка, хлопки и треск фейерверков, громыхание аттракционов и смех, звон конкурсных колокольчиков и детские крики, пьяные скандалы и шипение пневматических поршней. Из шатра таверны доносился запах подогретого эля.

Ворота, ведущие из деревни на луг, теперь украшала нарисованная от руки пестрая вывеска, гласящая, что «Чудесная Ярмарка Всех Ярмарок Сансабля» открыта. Вертлявый белоглазый хлыщ в воротах взял с нас плату за вход. Уже внутри, на лугу, нас приветствовало еще больше ярких и вульгарных вывесок. Здесь был ринг, освещенный газовыми лампами. Игра в подковы. Изящная прямоугольная палатка ясновидца. Вращающийся диск карусели, с которой неслись пронзительные детские визги. Крики зазывалы, приглашающего на шоу уродов. Запах горелого сахара, исходящий от лотков сладкой ваты. Лязг аппаратов, предлагающих испытать свою силу.

За пенни здесь можно было прокатиться на плечах «Боевого Титана», чью роль исполнял аграрный сервитор, на который надели броню из кусков стального силосного контейнера. Еще за пенс можно было пострелять в зеленокожих в лазерной галерее, или потрогать Настоящую-Без-Сомнения-Подлинную берцовую кость Махария, или понырять за плойнами. Два пенса позволяли заглянуть в Око Ужаса, и вашу отвагу при этом оценивал заикающийся мужик в рясе с капюшоном, который утверждал, что прежде служил космическим десантником.

В роли Ока Ужаса выступала яма, выкопанная в земле и наполненная химическими лампами и фильтрами из цветного стекла.

Неподалеку за небольшую плату демонстрировали, как натертый маслом человек высвобождается из цепей, или горящего мешка, или бочки с битым стеклом, или из колодок.

– Один пенс, сударь, всего один пенс! – провыл мужчина с размалеванным лицом, бредущий мимо нас на костылях. – Только для юной дамы!