Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Мне не нравится, что в такой райской долине не живут люди, — сказал Проня Бусыге, когда они наконец увидели жеребцов и конематок.

— А мне не нравится, что очень много их здесь живёт, — ответил Бусыга, глядя через Пронино плечо.

Проня оглянулся. Поверху лога, уже вдосталь заросшего густой травой, ехал десяток всадников. Боевых, с копьями и луками.

— Сюда надо сто пушек брать. — Бусыга, осматривая всадников, с усилием натягивал трёхжильную тетиву на дугу длинного лука. — Да, поди, и ста не хватит.

Всадники, все плосколицые, грязные, на тощих низеньких лошадёнках, возбуждённо галдели, когда огромный конь русской породы вскакивал на очередную кобылицу, хватал её за холку, бешено храпел.

— Ты им давай ори, Проня, — посоветовал Бусыга, — арабским языком. Про смерть и всё такое прочее... Давай ори им про хана ихнего, Елугея, — а сам достал длинную красную стрелу с кованым, узким, трёхгранным наконечником из железа. Такая стрела прошибала насквозь лошадь с трёх сотен шагов.

Проня покладисто заорал, спугнув приладившегося к делу жеребца:

— Хан Елугей! Му Сар джаксы! Мен хан Елугей хана на[103]!

От крика Прони из свежей травы вдруг выпорхнули утки, большой беспорядочной стаей. С низкого холма высоко вверх, стремительно, в самую синеву неба, метнулся беркут. Беркут сделал полукруг над утками, пугнув их так, чтобы стая полетела к озеру. Над озером всю стаю можно хорошо обсмотреть и выбрать себе добычу, да не одну.

Кочевники даже не поднимали бесполезные луки. Их луки били на сто шагов, ни уток, ни беркута ихним стрелам в небе не достать. Бусыга же быстро плюнул, по плевку определил скорость ветра, поднял боевой русский лук, махом засек уже сложенные крылья беркута. Длинная красная стрела пропела, и беркут комком упал на землю под ноги степных коней.

— Верный выстрел! — обрадовался Проня. — Просто царский!

Бусыга уже упёр хвостовик второй стрелы в тетиву, резко повёл лук в сторону кочевников, выпустил стрелу — и тут же с головы конника, под коня которого упал беркут, слетела малахайная шапка.

— Э! — крикнул Бусыга, подготовив к бою третью стрелу. — Стрелы мои мне сюда неси, киркожак![104]

Степные люди загалдели, развернули коней и умчались от озера в сторону далёких гор. Шапку они так и не подобрали.

— Ведь войско сейчас приведут, не отобьёмся, — посочувствовал Бусыге Проня. — Стрел не хватит.

Бусыга собрал использованные стрелы, сунул их в саадак, заправил сброшенный чужой малахай за пояс, велел своему верблюду лечь, уселся между горбов. Тогда и ответил:

— Половину пути до Индии прошли. Повороту не бывать, значит, будем биться! — а сам смутно думал, что биться уже и сил нет.

По сказкам выходило, что этот самый Китай — ну прямо сказочная страна, тут на каждом шагу еда кучами, а пива — хоть залейся. «Пива бы, пива! — мечтал Бусыга. — И упасть бы поспать, не вполглаза, а просто бревном. Надолго и недвижно».

Проня подобрал убитого беркута, сунул в сумку и пожелал сам себе, чтобы такую красивую птицу они убили не зря. Выпить бы... Как-то сумрачно стало в их караване после тяготной зимней дороги. Вон и Книжник, всегда знающий злую шутку под любой случай, после потери половины своей руки стал тихим и как бы набожным. Уйдёт в сторону и что-то там вертит, что-то трёт, что-то вроде скребёт. Потом отрежет кусок старой кошмы и опять трёт. Бога себе выделывает, поди.

Такое случалось и по Прониной жизни. Иные купцы на дальнем пути мутнели разумом и, чтобы удержать сознание в равновесии, кто вдруг начинал песни петь, кто кидался на свой же острый нож, а кто и вообще — на своих же товарищей. Вон, опять Книжник сел на камень, ото всех отвернулся, чего-то там трёт куском кошмы...

Проня тихо, на кончиках сапог, подкрался к спине сидевшего на камне Книжника, внезапно заглянул тому через плечо. Увидел, заорал, метнулся назад, споткнулся о камень и больно резнулся затылком о твёрдую землю. Книжник полировал кошмой большой, размером с гусиное яйцо, кусок янтаря. А в том янтаре сидело и пялило выпуклые глаза такое чудище... да с когтистыми лапами...

Книжник хохотнул, спрятал янтарное яйцо с чудовищем в карман халата, проговорил мимо Прони, в волны большого, серого озера Нор Зайсан:

— Эх, Проня! Знал бы ты, что этакое чудовище, только величиной вон с ту гору, в этих местах было Богом. А может, и до сих пор есть ихний Бог!

— Богов развелось! — Проня поднялся, отвернулся спрятать смущение от негаданного испуга. — Один в воде живёт, другой в янтарном яйце... Третий, поди же ты, облаками от нас прикрылся. Пошли, поесть бы надо. А то скоро налетят на нас... молящиеся этому дракону!

* * *

На третий день стоянки русских купцов на южном берегу озера Нор Зайсан стало ясно, почему окрест не видно ни людей, ни скота. Они ещё не пришли.

А теперь пришли. И много.

Русские купцы выставили свои двадцать потрёпанных телег в полукруг, в курень, на крутом мыску озера, чтобы и к воде доступ был и к деревьям. Огородились ещё тюками с товаром. Проня плотно зарядил обе пищали. Огуляных лошадей привязали внутри, а верблюдов пустили пастись просто так, за куренём... Караван-баши поднял свой зелёный флаг с Грифоном, а Проня привязал к толстой оглобле круг с нарисованной головой Водяного Бога.

— А московского флага у нас нет. — Книжник глядел, как к озеру с двух сторон неспешно идут отары баранов и косяки кобылиц. А прямо в лоб на русский лагерь плотной, боевой десятирядной лентой надвигаются конники с изготовленными к бою пиками.

— Э! — махнул Книжнику Караван-баши. — Ты, Волк, разве забыл, откуда мы пришли на Великие равнины Итиля?[105] Какое полотно там, на Востоке, служило знаком единения для всех земель? А для остальных — смертью?

— Бар намайсол![106] — согласился Книжник. — Я всё покрашу, у меня же все краски есть! Только нужен для покрасочного дела злой обряд. Ты, Му Аль Кем такого обряда в своей вере не помнишь?

А воины уже подняли к небу длинные шесты с жёлтыми, бренчащими колокольцами поверху, чуть пониже колокольцев мотались по ветру привязанные конские хвосты — знак битвы. В центре боевого строя сидел на высокой тележке, под круглой крышей, толстый человек и что-то кричал тонким голосом сгрудившимся возле него.

К Бео Гургу подошёл Проня с большим горшком. Показал, что внутри. Внутри там лежал мёртвый беркут. Тогда Бео Гург сыпнул в горшок половину горсти яркой краски и вышел из-за ограды куреня. Караван-баши подошёл к нему с другой стороны с куском белой материи и на виду чужого войска засунул один конец ткани в горшок, а потом налил туда воды...

Кочевники ахнули, когда из горшка Проня потащил за крылья ярко-красного беркута. В когтях птица держала конец ткани. Проня развернул крылья беркута на ширину своих рук и так понёс небывало красную птицу вдоль куреня, за ней медленно поползала ткань кровавого цвета. С неё капали на зелёную траву густые красные капли.

Бусыга уже приготовил толстую железную иголку и тут же, пачкаясь в свежей краске, принялся пришивать к крашенине кусок синей материи.

— Послов двинули в нашу сторону! — предупредил Проня, быстренько заняв свою позицию, обложившись рогами с порохом, кусками свинца и запалив фитиль.

Новоделанный флаг растянули между двумя оглоблями, шагов пять в длину. Получился жуткий знак приказа к общему повиновению: поверху белая ткань, посерёдке синяя, а понизу — красная. Небо, Вода и Земля.

Послы, числом пять воинов, в медных шлемах, при хороших саблях, увидели тот знак и повернули коней назад, к толстому человеку в повозке под круглой крышей.

— Мы даже не решили — чьи мы купцы, — вдруг тоскливо произнёс Бусыга. — Московские или казанские? А?

вернуться

103

Беспорядочный набор слов.

вернуться

104

Киркожак — грязнуля. Так дразнили татар на московском базаре.

вернуться

105

Итиль — Волга.

вернуться

106

Богато у тебя в голове от мыслей! (перс.).

74
{"b":"656850","o":1}