— Это было бы ужасно! — воскликнула Луиза.

— С вами на все сто, — ответил Джайлс. Одной рукой он приобнял девушку за плечи, а другой показывал на аппарат. — Оставить Стоунхендж таким, какой он есть, означает прославлять то, что эти чертовы вандалы натворили в древности. Довелось мне как-то поработать с истребителями времен Первой мировой. Только залатаешь дыру от пули, так сразу прибегает какой-нибудь придурок и начинает вопить, что дыра эта имеет важное историческое значение.

— И что вы предлагаете? — спросил Джеймс, торопливо схватив Луизу за руку.

— Я звоню в мастерскую и распоряжаюсь, чтобы мой персонал бросил все и мчался сюда, прихватив с собой грузовик и кое-какое оборудование. А пока они будут в дороге, мы с Леоном начнем помечать деревянные детали и тросы, которые необходимо заменить.

Между Джеймсом и Джайлсом началась какая-то странная игра, каждый пытался перетянуть Луизу на свою сторону, словно она была канатом. Насмотревшись на это, я достал рулон малярной ленты и умышленно пометил неповрежденный лонжерон.

— Ни в коем случае, Парогот! — взревел Джайлс и, тут же отпустив Луизу, склонился надо мной. — Помечать будешь только то, что я тебе покажу.

После обеда двигатель перенесли в грузовик «Ультралайтс Анлимитед», тем же вечером я отвез его в мастерскую в Лондон. У дверей меня уже ждал десяток добровольцев-реставраторов, которым я позвонил. У меня не хватило смелости сказать им, чтобы возвращались утром, поэтому мы внесли двигатель внутрь и следующие два часа отпаривали грубую восковую корку. Каждый раз, прикасаясь к двигателю, я чувствовал покалывание в пальцах, да такое сильное, что пришлось надеть перчатки. В полночь мы были готовы провести первое испытание. С величайшей осторожностью я взялся за кривошип и нажал. Он легко провернулся, а значит, совершенно не пострадал при аварии. Радости нашей не было предела.

В течение следующих дней мы разобрали двигатель по винтику, записывая весь процесс на видеокамеру. Каждую деталь мы начищали до блеска, а затем сканировали, чтобы составить цифровую базу данных. От времени пострадала лишь кожаная изоляция и прокладки. Мои помощники заменили их с такой любовью и нежностью, с какими даже невестам не клялись перед алтарем.

Как-то вечером, вернувшись к себе, я увидел Луизу, которая ждала меня около дома. На этот раз она приехала на «БМВ» последней модели и надела черное кружевное платье, черную кожаную куртку и сапоги на высоком каблуке. Она выглядела разгневанной, но в то же время уязвимой. Луиза предложила посидеть в кафе и там рассказала, что ей позвонили с «Би-би-си» насчет «Аэронавта». Мы так никогда и не узнали, кто слил им информацию. Возможно, наши ребята слишком громко спорили в пабе, а кто-то услышал и подал идею руководителям четвертого канала.

— Они хотят снять документальное реалити-шоу, — сказала Луиза.

— Я сотрудничал с телевидением, — сказал я. — Съемочная группа — это свет, отражатели, первая и вторая камеры, бесконечные дубли якобы случайных событий, разборки между главными героями, прописанные в сценарии для усиления драматического эффекта, гримеры и стилисты. Позови весь этот цирк в нашу мастерскую, и сроки работы удлинятся втрое.

— Но они нам нужны, Леон. Они могут помочь и заодно возьмут на себя Комиссию по наследию.

— Значит, и эти уже в курсе.

— Угу, но «Би-би-си» на нашей стороне. Они считают вас большой шишкой.

— Меня? Большой шишкой?

— Всех нас. Мы же не просто кучка ботанов-технарей в футболках и джинсах. Продюсер хочет представить нас как крутую команду, которая занимается сенсационной реставрацией в крутых костюмах. Гот-инженер, потрясный пилот — любитель стимпанка, гламурная меценатка и Джеймс…

Она замолчала, но ее замешательство звучало громче слов.

— А что Джеймс? — невинно спросил я.

— Джеймс изучал историю и дизайн костюмов, он фэшн-модель с высокими гонорарами. Его имя широко известно в стимпанковских кругах, но помочь с «Аэронавтом» он не сможет. И вообще Джеймсу не нравится вся эта затея.

Все было ясно, как день. Луиза — наследница богатой древней семьи, ей нравится ретростиль. Для кого-то вроде Джеймса встречаться с такой девушкой — невероятная удача. А потом на сцене появился Джайлс. Он не только одевался в винтажном стиле, но и мог отреставрировать «Аэронавт». И возможно, даже пилотировать его копию. Джеймс годился на роль спутника для светских вечеринок. А Джайлс, по-настоящему геройский парень, подходил для этого еще лучше.

— Что же мы будем делать с «Би-би-си»? — спросил я.

— Съемочная группа станет снимать только самые ответственные моменты. Так мы не потеряем слишком много времени.

— И кто будет решать, какие моменты ответственные?

— Ты.

Я согласился. Джинна уже выпустили из бутылки, придется вести себя с ним повежливее. Оставался еще один вопрос.

— Ты чувствуешь что-нибудь странное, когда находишься рядом с «Аэронавтом»?

Луиза резко повернулась.

— Почему ты спросил?

«Она сказала "почему", а не "что", — подумал я. — Это важно! Она тоже что-то чувствует».

— Признаюсь, я ощущаю нечто странное, словно в нем живет призрак. Я тут подумал, может, Люси Пендеран тоже что-то такое чувствовала, поэтому и решила заняться его консервацией.

— Я не верю в призраков, — отрезала Луиза, но по ее тону я понял, что это не так.

Нам пришлось частично разобрать восстановленный двигатель, а затем собрать его заново на камеру, старательно делая вид, что все происходит само по себе. Луиза играла роль беспокойной клиентки, которую консультирует элегантный инженер, то есть я. На нее навесили столько шестеренок, что их хватило бы на целую дюжину часов. А еще на ней были сетчатые перчатки и увеличительное стекло на бронзовой цепочке. Но вот цвет помады на губах изменился — вместо по-стимпанковски алой она стала готически-черной.

— Значит, это единственный в своем роде четырехцилиндровый двигатель середины девятнадцатого века? — спросила она по сигналу.

— Ты права, — ответил я. — В те времена не было потребности в суперлегких двигателях.

— Выходит, изобретатель, построивший его, был гением? Вроде Бру- неля?

— Не обязательно. В движке нет ничего революционного, просто он очень легкий. Любой инженер той эпохи мог бы построить что-то подобное.

— Ты думаешь, «Аэронавт» когда-то летал?

Снова этот вопрос.

— Это мы узнаем лишь после того, как закончим процесс реставрации, заведем его и замерим мощность. Иначе трудно сказать. Размах крыльев «Аэронавта» пятьдесят футов, вес при взлете около семисот фунтов. Двести пятьдесят фунтов приходится на двигатель, в котором не больше двенадцати лошадиных сил. Воздушные винты у него тоже не слишком большие. Можно сказать, что «Аэронавт» — это маломощная версия «Летуна» братьев Райт.

— Но разве это плохо? — спросила Луиза, отходя от сценария. — Самолет Райтов взлетел.

— «Летун» поднялся в воздух четыре раза, но был очень нестабилен. У «Аэронавта» стабильности еще меньше. Будет сложно поднять его в воздух, сложно управлять им во время полета, а приземление и вовсе может стать кошмаром.

Спустя неделю мы запустили двигатель, к которому временно присоединили наш паровой аппарат для чистки. Работал движок идеально, но вердикт калибровочных инструментов оказался неутешительным. Девять лошадиных сил, вот и все, что можно было из него выжать.

Дальше я принялся за топку, которая бросала вызов всем современным правилам техники безопасности. Залейте керосин в бак с тонкими стенками, разожгите под ним костер, чтобы топливо выходило под давлением, и у вас получится простой, эффективный, легковесный и при этом неимоверно опасный источник горючих паров. Я протестировал бак и трубки, прогнав по ним сжатый воздух под давлением. После этого «Би-би-си» договорилась, что испытания с настоящим топливом будут проводиться на армейском полигоне.