— Не трогайте оборудование!

Я сделал ложный выпад в сторону, и Ратледж кинулся мне наперерез, но подскочивший Уоллес уже сцапал фотографии.

— Я хочу увидеть снимки, парень, — сказал я.

— Отправляйтесь домой, мистер Нельсон! Уоллес, спрячь фото.

Уоллес огляделся, словно не знал, как что-то «спрятать» на открытом пространстве возле озера, а затем начал рассовывать снимки по карманам, так что вскоре они комично торчали из каждого. Два квадрата даже упали на землю, а Уоллес схватил раскладной стул и выставил его перед собой, точно укротитель львов. Трафаретная надпись на обратной стороне сидушки гласила: «СОБСТВ. ПОХОРОННОГО БЮРО КУМБИ».

Я подхватил с земли камень и замахнулся, будто собирался его бросить. Парнишка испуганно отшатнулся. Устыдившись, я развернулся и прицелился в профессора, а когда он вздрогнул, не испытал ни капли стыда. Но лучшим решением оказалось нацелить камень на самый большой телескоп — и Уоллес, и Ратледж вскрикнули. Без слов, просто вопль паренька и хрип профессора, но такие громкие, что я едва не выронил камень.

— Снимки, снимки, — произнес я. — Толпе всегда нужны снимки. Моим словам никто не верит, так как во время первых визитов у меня не было камеры, а когда я ее арендовал, чтобы взять с собой на Венеру, ни одно фото не получилось! Все передержаны, сказал парень в печати. С тех пор, без снимков, я помалкивал, но один из этих заполучу, ей-богу, заполучу или выбью глазенки этой вашей подзорной трубе, вот увидите. Даже не приближайся ко мне с этим стулом, мальчишка! Поставь!

Я поднял еще один камень и теперь наслаждался приятной тяжестью в каждой руке. Затем постучал ими друг о друга, словно копытцами, и пошагал к рабочему концу телескопа, где находился окуляр и всякие ерундовины для настройки, ибо счел это самым уязвимым местом. Я развел руки в стороны, сделав вид, что собираюсь ударить камнем о камень и сплющить прибор между ними. Даже зубы оскалил в попытке выглядеть устрашающе, хотя было непросто, так как, едва забрезжил свет, мне вдруг неистово приспичило помочиться. Но, кажется, угроза сработала — Уоллес опустил стул, и в тот же миг из леса вышла Изабель.

Она заправляла рубашку, видимо, как раз отлучалась по нужде. Заметив нашу застывшую троицу, она тоже замерла с запущенной в штаны рукой. Живые умные глаза за стеклами очков расширились и заметались между нами.

— Что происходит? — спросила Изабель.

Ее передние зубы торчали, как у бурундука.

— Я хочу увидеть фотографии, — сказал я.

— Изабель, спустись в магазин для рыболовов и позвони в полицию, — велел профессор, а сам поднял дубовую ветку и начал отламывать мелкие отростки, словно она могла ему чем-то помочь. — Беги быстрее, милая. У нас с Уоллесом все под контролем.

— Черта с два, — возразил Уоллес. — Если я верну сломанный телескоп, то могу распрощаться со своим исследованием.

— Боже правый. — Изабель спустилась по склону, на ходу заправляя болтавшиеся концы рубахи. Глянула на стол, фотографий не нашла, но затем увидела парочку на земле у ног Уоллеса, подняла одну и, приблизившись ко мне, протянула.

— Изабель, не смей! — крикнул профессор. — Это собственность университета.

— Вот, мистер Нельсон, — не послушалась девчонка. — Берите и уходите.

Я не мог пошевелиться, опасаясь, что надую прямо в штаны. Глаза уже из орбит выскакивали. Наконец я бросил один из камней, взял снимок и не глядя сунул его в карман.

— Спасибо, — сказал.

И вдруг без всякой причины сунул Изабель второй камень, а она без всякой причины его приняла. Я развернулся и на негнущихся ногах пошел к грузовику, надеясь, что удержу зов природы хотя бы до ближайших деревьев. Не удалось. На полпути я не выдержал и, стоя спиной к остальным, расстегнул молнию и со стоном выпустил мощную струю мочи, она даже забрызгала короб стоящего рядом магнитофона.

Где-то позади охнул профессор:

— Мистер Нельсон! Это ужасно!

— Простите! — хныкнул я. — Я не нарочно, клянусь! Просто едва не взорвался.

И все же я бы, может, и попытался прицелиться еще в какое-нибудь дурацкое оборудование, но сил и дальности моей струе не хватало уже много лет. Она просто вытекала, будто кто пробку выдернул. Я мочился и мочился, закатив глаза от наслаждения («Молодчага, мистер Нельсон!» — крикнула Изабель), и, когда по камням у моих ног уже бежало множество ручейков, я увидел рыбака в весельной лодке посреди озера. Именно там, где этой ночью ушел под воду светящийся купол. Толком разглядеть человека не удалось, но он явно наблюдал за нами, пока его лодка дрейфовала. Казалось, блестящая вода ее обтекает, как всегда и бывает с водой на солнце, хотя на самом деле суденышко почти не двигалось.

— Ты б не ел отсюда рыбу, если б знал, что там внизу! — окликнул я.

А в ответ услышал лишь щелчок и шипение, которые разнеслись над озером громко, подобно фейерверку. Рыбак отбросил крышку, высоко поднял бутылку, словно говоря нам «Вздрогнем!», и надолго присосался к горлышку.

Наконец излившись, я даже не застегнул молнию — так и поплелся к пикапу. Голова вдруг стала легкой, а тело — пустым и измученным, и я забеспокоился, успею ли добраться до дома, прежде чем усну.

— Изабель, — возмущался за спиной профессор, — я просил тебя позвонить в полицию.

— О, бога ради, просто забейте, — отозвалась Изабель. — Ведете себя как засранец. Уоллес, дай мне руку.

Забравшись в пикап, я захлопнул дверь и открыл окно — стекло теперь не опускалось постепенно, просто падало в дверную щель, так что поднимать его приходилось двумя руками, — затем завел двигатель и поехал. Не оглядываясь на зубастую девицу, кривоногого парня, профессора, сжимавшего дубинку рукой с красными костяшками, и рыбака, пьющего свой завтрак над призрачной дырой. Я развернул машину под тень деревьев и направил к шоссе, напоследок поймав отблеск утреннего солнца на озерной глади. Свет, пробиваясь сквозь ветви, падал на ржавый капот, потрескавшуюся приборную панель и мой мешковатый комбинезон. Есть свет, который легко объяснить. Я выудил из кармана полароидный снимок и поднес к глазам. Но увидел лишь ослепительно-белое ничто, будто Уоллес впритык фотографировал сияющую лампочку в сотню ватт. Я выбросил снимок в окно. Очередной провал, прям как на Венере. Забавно, но квадратная картонка, отскочив на середину дороги, поймала солнечный луч и вспыхнула в зеркале заднего вида, точно крошечное блестящее окно в земле. И так и подмигивала мне, пока я не свернул направо, к дому.

Позже тем же утром я сидел на крыльце — поджидал репортершу. Пялясь на озеро, я ничего не добился, и взгляды на ночное небо над сараем за все эти годы тоже не сработали, но стоило посверлить глазами рододендроны, и она, конечно же, явилась. Шагнула из-за кустов, махнула рукой. Опять бодренькая, несмотря на долгий пеший подъем по подъездной дорожке, но тут ее можно понять: кто ж захочет царапать машину о торчащие тут и там ветки. Однажды кусты совсем срастутся, переплетутся, как пальцы сомкнутых ладоней, и навсегда отрежут меня от мира, точно в сказке. Но пока еще не отрезали, ведь мисс Принцесса сюда добралась — в сапогах по колено и в платье, задранном по самое не балуй. Сегодня она обрядилась в красное и черное. Даже дурацкая тарелка на голове была красной с черной кнопкой посередине. Принцесса потягивала сок из коробки через соломинку.

— Обожаю апельсиновый, — сказала она мне. — Всякий раз во время путешествий не могу им насытиться. Вот, я и для вас захватила.

Я взял протянутую коробочку, девица показала мне, как вытащить соломинку и воткнуть ее в отверстие, и какое-то время мы сидели бок о бок, попивая сок. Я ничего не говорил, просто пил, смотрел в глаза Дональда Дака и снова пил. Наконец Принцесса опустошила свою коробочку с протяжным бульканьем и повернулась ко мне:

— Вы вчера ездили к озеру?

— Да, ездил, мэм.

— Что-нибудь видели?

Сок был водянистый, с металлическим привкусом, но мне понравился, и я не отрывался от соломинки.