— …так что я немедленно приказал вывести доктора Абатти вон, — говорил генеральный секретарь. — В тот момент я несколько беспокоился о его безопасности, но гораздо больше заботился о том, чтоб утихомирить аудиторию.

— Они могли причинить ему вред? — спросил Квинкс, пережевывая острые баклажаны.

— В пленарном зале? — Мэтриот пожал плечами. — Вряд ли. Но все возможно. В этом здании с момента его посвящения было три убийства и почти дюжина самоубийств. Само по себе Планетарное общество не представляет риска для жизни и здоровья. Страсти здесь, как правило, более, хм, индивидуализированы.

— Три убийства?

— Вы наверняка помните смерть доктора Месьера и доктора Эшблеса? Они устроили дуэль на крыше, когда не сошлись в диспуте по поводу орбит лун Марса. Тогда у нас был лишь двадцативосьмидюймовый рефлектор, и наблюдения не играли решающей роли.

— Полагаю, оба проиграли.

— Или выиграли, тут уж как посмотреть. Выбор оружия принадлежал доктору Эшблесу, который непостижимым образом решил остановиться на бутылях с концентрированной серной кислотой и насосах с разбрызгивателем.

— Дальше не стоит, — сказал Квинкс. — Я уж лучше закончу свой ужин. Прошу, продолжайте свою историю.

— Ну, я быстро понял, что мне скорее следовало задержать доктора Абатти, а не посылать его в город. Я отправил за ним двоих наших привратников в Институт Нью-Гараден, где они выяснили, что доктора Абатти увели пехотинцы Талассоправосудия.

«О Несотворенные, даруйте мне силы».

— Не о таком исходе я молился.

— Как и я, сэр.

Если Абатти задержали представители Талассоправосудия, то могло случиться все что угодно. Их заботы были достаточно ортодоксальны в сравнении с латеранскими: в конце концов, две эти структуры почти два тысячелетия сосуществовали в своего рода соперничестве — только не во время Экстерналистского кризиса 5964 года по Латеранскому времяисчислению, когда интересы Талассоправосудия нарушались впрямую.

В те дни у власти стоял председательствующий судья Гоинс. У Консистории было мало данных о нем и ничего достаточно угрожающего, что могло бы служить рычагом воздействия. И под его руководством Талассоправосудие претерпело несколько значительных преобразований.

Сердце Квинкса цепенело при мысли о том, какие новшества могут стать результатом безумия Абатти.

— Я — талассократ высочайшей степени, — сказал он нечто весьма необычное для латеранского священника, а в его случае — нечто редко произносимое вслух. — Уверен, мне придется очень скоро нанести визит во дворец Талласоправосудия.

Его тело молило о сне, но его душа вопила от паники. Несмотря на то что сказал ему Ион, Квинкс очень боялся того, что могло быть доказано.

И кем.

Квартерон смог довести парокар от пленарного зала к заднему входу в храм Талассоправосудия, вновь не причинив физического вреда ни Квинксу, ни кому-либо еще. Было почти девять, когда они, пыхтя, подъехали к дрожащей платформе перед высокими воротами, покрытыми металлическими шипами.

Предыдущие столетия приводили сюда не одну разъяренную толпу. Не говоря уже о нескольких армиях. Хотя большая часть древних стен давно разрушилась и ее заменили деревья и заросли роз и ежевики, сами укрепленные ворота все еще перекрывали единственную общественную дорогу, соединявшую Верхний уровень с территорией Талассоправосудия. Они были сродни государственной границе, и по большому счету случайных туристов тут не ждали и не приветствовали.

Преподобный Билиус Квинкс не был ни случайным, ни туристом. И он вымотался.

Под протесты водителя он, пошатываясь, вышел из машины, дернул за шнур колокольчика рядом с главными воротами. Бледное глуповатое лицо выглянуло из затемненного окна сторожки.

— Часы для посещений кончились! — прокричал человек из-за стекла.

Квинкс склонился ближе, сжал руку в кулак в рукаве своего облачения и выбил стекло вон. Изнутри донеслись проклятия, когда священник склонился еще ближе и проговорил низким, спокойным голосом, которым он выносил приговоры последние сорок лет:

— Я — талассократ тридцать второй степени со срочным делом к Председательствующему судье. У меня нет времени на часы посещений, и, если не откроешь ворота сейчас же, будешь драить палубы во льдах Гипербореи.

Внутри завозились, послышалось характерное жужжание телелокатора. Прозвучало несколько спешных слов, опять шебуршание, и ворота открылись.

Вновь заняв свое место в парокаре, Квинкс сказал квартерону:

— Трогайся, мальчик.

— Да, сэр! — В голосе мужчины звучало нечто среднее между ужасом и благоговением.

Их шины захрустели по мощенному песчаником подъезду, ведущему к храму Талассоправосудия. Новые здания прятались за ним, тысячелетним укреплением, служившим теперь офисным комплексом. За ними поднимались две конструкции поновее и повыше. Эти современные здания называли просто башнями.

«Знай своих друзей, а еще лучше знай своих врагов». Многие века Талассоправосудие было для латеран и тем и другим.

По ту сторону врат территория выглядела ухоженной, словно богатое кладбище. Кипарисы низко раскинули ветви в лунном свете, зайцы и олени щипали траву, едва обращая внимание на жужжание парокара, когда тот проходил мимо. Море лежало по левую руку от Квинкса, его бормотание заглушал шум котла, волны бились о столь крутой обрыв, что голова могла закружиться. Полумесяц Пляжа капитана Блэка у подножия ступеней храма бледно поблескивал перед ним.

Вокруг никого не было. Ни пехотинцев, ни ночной стражи. Огни портика храма погасли, и лишь несколько случайных проблесков мелькало за закрытыми ставнями новых зданий, или башен.

Что казалось странным. Собрания ложи обычно проводились вечерами. Всегда можно было увидеть припозднившихся на работе бюрократов, суетящихся вокруг вместе со слугами, как правило, сопровождавшими их. Квинкс не раз посещал храм Талассоправосудия за последние десятки лет, по самым разным поводам, от глубоко секретных до откровенно публичных. Он никогда не видел, чтобы храм выглядел таким, можно сказать, покинутым.

Квартерон замедлил свой парокар, подъезжая к месту, где дорожка соприкасалась со ступенями храма. Квинкс снова выбрался из машины, с досадой вспоминая о своей длинной прогулке вниз с вершины мачты для швартовки воздушных судов. Он понял, что отчаянно устал.

Куда все подевались?

Шаг. Остановка. Вверх. И вверх. И вверх.

Огромные двери, бронзовые, сорока футов в высоту, украшенные замысловатой гравировкой, стояли открытыми, как и всегда. По преданиям двери закрывались лишь во времена величайших кризисов. Квинкс всегда считал, что проблема — в петлях. Худощавый мужчина в плотном темном костюме просто сидел на пороге в офисном, явно чужеродном тут кресле.

— Чем я могу помочь вам?

— Я ищу Гоинса, — ответил Квинкс, и раздражение в его голосе прорезалось слишком сильно.

— Председательствующего судьи нет. Кто его спрашивает?

— Я. — Квинкс уставился на него. — У вас так много людей в бело-красных одеждах приходит по ночам?

— Вы облачены в одеяние, соответствующее главе Латеранской церкви, но я не имел ранее удовольствия быть знакомым с вами, и, что бы я ни думал, вы можете оказаться парнем, решившим пошутить.

— С такими-то волосами? — Квинкс рассмеялся, его мрачное настроение улетучилось на минуту. — Пятьдесят лет прошло с тех пор, как я мог сойти за парнишку. И поверьте мне, Эрастер будет говорить со мной, когда узнает, что я тут. Я — преподобный Билиус Квинкс, и я пришел обсудить некоторые очень опасные вопросы.

— Преподобный Квинкс. — Привратник помолчал немного. — Ваша грозная слава опережает вас, сэр. Если память не изменяет мне, вы создали собственную ложу и в таком случае не можете быть приняты через публичные врата.

— Я пришел не тайными тропами, а время может быть очень дорого.

Он повел руками в опознавательном знаке талассократа тридцать второй степени.