– Джордан, я чувствую, что ты повеселился. В тебе все еще кипит кровь, – Тласолтеотль привычно зазвучала в голове, стоило мне только приспустить бинт с рукояти меча. – Ничего не хочешь рассказать?

«Ты видела мои воспоминания о мошке, которую я встречал уже несколько раз за последнее время?»

– Ты о том мелком существе, которое ведет себя неправильно, но при этом не нарушает никаких законов мира насекомых?

«Именно».

– М-м-м… Да, знаешь, я видела ее.

«Уже догадался, – раздраженно буркнул я. – Можешь ли ты что-то сказать по этому поводу?»

– Могу. Если вглядеться, крылышки у нее чертовски красивые. Я бы тоже себе такие хотела.

Я вздохнул: «А по существу?»

– А по существу, лапки тоже неплохие.

Раздраженно дернув бинт, я собрался замотать рукоять, но вдруг Тласолтеотль сказала:

– Джордан, я не могу знать всего на свете. Тут мы с тобой равны. Единственное, о чем хочу тебя предупредить – то, что она утопилась, не значит ни ее смерти, ни ее жизни. Она может быть и мертва, и жива одновременно. Поэтому не думай, что вода является ее концом или началом. Это предупреждение. Для тебя. Не знаю, как его понять, потому что оно адресовано лишь тебе. Думаю, если ты хорошенько подумаешь, то сможешь догадаться о смысле сообщения раньше, чем беда настигнет нас.

«Нас?» – переспросил я.

– Тебя, Алису и меня. Как ни крути, мы все в одной лодке, которая слишком важна для меня. Поэтому прошу, постарайся выжить.

«Я переживу тебя, не беспокойся, – рассмеялся я, заматывая бинтом рукоять. И лишь когда он закрыл всю рукоять, я вздохнул: – Черта с два переживу…»

– Ты о чем-то беспокоишься? – спросила Алиса, мельком глянув на мое лицо.

– Да. Скоро будет переворот в жизни всего мира, но я к нему пока еще не готов.

– Имеешь в виду Леса Силы? – с улыбкой спросила девушка, так, будто речь шла о чем-то незначительном. – Не думай об этом. Когда все перевернется, мы тоже перевернемся и снова будем стоять на земле. Ничего особенного.

– Ты удивительно хладнокровна, – оценил я, не став добавлять того, что в данной ситуации это скорее минус, чем плюс.

– У тебя учусь.

– Разве? – я удивился уверенности, с которой Алиса это сказала.

– Конечно. Уже забыл, с каким спокойствием ты дрался со мной?

– О чем ты? У меня чуть сердце не остановилось, когда ты начала прыгать на меня прямо из пустоты.

Алиса хихикнула, и я сам невольно улыбнулся, вспомнив тот день. Тогда я был спокоен лишь потому, что слишком хорошо подготовился к смерти. Сейчас уже не так. Я почувствовал вкус жизни – он спрятан в крови и мясе, которое я добываю. И как бы я ни противился, во мне появилось пристрастие. Я помнил то, что рассказывала Алиса о своей первой жертве. О том, как тяжело она ей далась. Раскаивался ли я после того, как попробовал свое первое сердце? Кажется, да. Я почувствовал что-то вроде страха – страха умирающего внутри человека. Тогда кинжал не пробил мои сросшиеся ребра, но движение клинка было смертельным для человека, прячущегося во мне. Я хотел убить себя, а в итоге лишь зажег любовь к жизни, зарезав свою совесть.

***

Улицы города успели проснуться. Мы с Алисой шатались среди людей, которые работали под первыми лучами солнца. Мне было непривычно смотреть на них, понимать, насколько их жизнь зависит от постоянной работы. Если они сегодня остановятся, завтра им будет нечего есть. Я же могу жить как угодно, ведь достать сердце из чьей-то груди не является работой. Люди для меня словно всегда зрелые колосья пшеницы. Когда понадобится, тогда и сорву, а потом тщательно обработаю, превращая в сытный хлеб. Жил ли я хоть когда-то так, как надо жить человеку? Можно ли меня назвать обычным трудягой? Сомнительно. Я никогда не приучался к труду ради выживания. Мое занятие приносило мне деньги, а не пищу. Я получал жалованье как один из тех, кто поднимет свой меч и погибнет ради выживания остальных. Я был инквизитором. А это нельзя считать работой.

– О чем думаешь, Джордан? – поинтересовалась Алиса, глядя на меня из-под края капюшона.

– Ни о чем особенном. Просто вспоминаю свою жизнь.

– Хорошо тебе, – усмехнулась девушка.

– Почему это?

– Не знаю, – пожала плечами вампирша. – Наверное, потому что я так не могу. Ты ведь сам мне объяснял: не все, что я помню, является правдой. Так как я могу думать о выдумке?

– И то верно...

– Единственное, о чем есть смысл вспоминать, так это о встрече с тобой. Но пока ты рядом – в этом нет необходимости, – Алиса коснулась моих пальцев, и я ответил на это прикосновение. – Ты говорил, что не против, если это будет случаться время от времени?

Она все еще улыбалась, но теперь ее губы перестали быть такими уверенными. В туман закралась робость, а брови взволнованно сдвинулись.

– Ты хочешь прямо здесь?..

– А ты можешь это делать только посреди полей? – тихо отозвалась Алиса, когда я аккуратно взял ее за подбородок.

– Что ты?.. – шепнул я, усмехаясь.

Наши лица приблизились, ее глаза прикрылись, закрывая от меня туман. Но я знал, что он все еще сочится внутри нее; она вся пропитана им. Я уверенно поцеловал ее. Меч в моей руке вздрогнул.

***

У ворот города собирались телеги. Каждая из них отправлялась в свое место, но все они должны были ехать по одной дороге. Хотя бы некоторое время, до первых развилок. Холиврит был щедр на тропы и пути, но не все они вели к людскому очагу. Я задумчиво осматривал готовящиеся караваны. Люди, которые нагружали товары на лошадей, укладывали их в телеги, а что-то взваливали на свои спины, знают о том, как близка трагедия? Если судить по их лицам, полным беззаботной увлеченности своим делом, то нет. Но их торопливые, рассеянные движения выдавали то, что почти каждый из них находится в дурном предчувствии. У них были талисманы. И я, наблюдая за скопищем людей уже несколько часов, все больше замечал, как они стараются прибегнуть к их помощи. Кроличьи лапки, кресты, карманные иконы, мешочки с неизвестным содержимым, подковы, даже собственное оружие – люди в беспокойстве ощупывали алтари удачи, желая, чтобы эта поездка завершилась успехом. Я желал того же, но не решился размотать бинт с рукояти вибрирующего меча. Тласолтеотль хотела что-то мне сказать, но я не хотел ее слушать.

Темнело. Время близилось к ночи. Уже многие караваны успели выехать, но нам с ними не по пути. Алиса договаривалась о том, чтобы нас двоих взяли с собой, но отказы шли раз за разом. Даже при том, что я оставался стоять в стороне, люди все равно чувствовали нашу природу.

Мой взгляд оставил в покое телеги и животных. Я в который раз повернулся к небольшой импровизированной сценке. Сначала она меня заинтересовала, я решил, что будет спектакль. Так думали и другие собравшиеся перед занавесом. Но когда он поднялся, и выяснилось, что здесь будет проведен небольшой аукцион, толпа сразу поредела, превратившись в небольшую кучку купцов, ожидающих возможность выехать. Я думал стать тем, кто отсеется, но когда услышал слово «артефакты», решил остаться и послушать.

При мне они уже продали несколько своих «магических вещей». Усач, упитанный, невысокий, с безразличным взглядом, но активной жестикуляцией, и тощий юноша, сидящий в углу, практически полностью в тени, устроившийся наедине с деревянной кружкой и сигарой. Наверное, люди замечали его только тогда, когда он делал затяжку и яркий уголек выхватывал черты лица. Но я видел сидящего лучше, чем кто-либо. Только его присутствие заставило меня поверить, что хоть что-то из продающегося барахла является магическим артефактом. Скрывающийся в тени был гол, лишь на шее висело какое-то тряпье. В нем я заметил цепи. Их желали скрыть. Проследив взглядом за отходящими в сторону металлическими звеньями, я сделал вывод, что юноша прикован, но явно не против своего желания – цепь была с карабином, на ней не было ни единого замка. Взгляд у «заключенного» был необычным. Он не был вампиром, но и человеком не являлся. Я не мог различить цвета радужки, но знал, что она не принадлежит никому из тех, кого можно встретить в этом городе просто так. И может, будь у этого существа уши и нос или шрамы на их месте, я бы поверил, что это просто юноша, переживший за свою жизнь многое.