– Да, он мертв, – прошипел я. – Он умирал в страхе, но с достоинством. А какой будет твоя смерть, как думаешь?

Мужчина не отвечал, его глаза испугано заскакали, пытаясь отыскать в темноте переулка хоть что-нибудь.

– Не бойся… – я вцепился пальцами в глотку еще сильнее. – Ты не умрешь здесь. Я решил отдохнуть от убийств.

– Отпусти, – захрипел паршивец. Несмотря на положение, в его голосе была настойчивость зажравшегося хмыря.

– Ты так в себе уверен, что раздаешь приказы? Или хочешь сказать, что это был не приказ? – я покачал головой и усмехнулся. – Ты меня злишь, дружок.

– Это не… – фраза была оборвана ударом кулака в живот.

Прижатый к стене, мужчина закашлялся. Но я, не дав приступу стихнуть, нанес еще один удар. Схваченный мною человек давился кашлем, пока мой кулак мерно разрабатывал жировую прослойку брюха. Костяшки вновь и вновь натыкались на мягкое пузо, и с каждым ударом я злился все больше.

– Да я посмотрю, в тебе сала больше, чем в свинье, – зарычал я. Мое колено не осталось в стороне.

Преступник не имел ни шанса ответить – он горбился над моим бедром, пока я старательно пробивал все, что было в нем мягкого. Мои руки крепко держали плечи, а стена помогала с другой стороны: только лишь заплывший жиром мужчина пытался вырваться, как очередной пинок отправлял его в камень.

Устав бить, я толкнул истерично хрипящего урода в землю. Его тело рухнуло. Он был не в силах даже корчиться. Только лежал, всхлипывая и пытаясь стонать, что ему удавалось с трудом.

– Извини, дружище, я переборщил, – вздохнул я. – Не знаю, сможешь ли после этого прийти в себя, но пойми, мне придется закончить начатое. Ты же не думаешь, что я вот так вот брошу тебя страдать?

Перевернув его тушу ногой, я посмотрел на перепачканное слюной и кровью лицо.

– Ай-яй, мне даже жалко тебя немного, – пробормотал я, разглядывая измученную морду. – Но что будет за разговор, если мы его не окончим? Я думаю, так дело не пойдет. Ты ведь любишь насиловать девушек, правда? – я уперся ладонями в колени и наклонился над едва дышащим мужчиной. – Только не говори мне, что тебе не нравится раздвигать их ножки. Это, наверное, чертовски заводит, когда твое жирное тело прижимает очередную хрупкую девчонку, которая не может пошевелиться под твоим весом, и только чувствует, как ее достоинство ломается чьим-то хреном. Ай, как звучит. Гордость небось берет, да? – я улыбнулся. – Ну, не молчи. Тебя вроде дома мать ждала? Что же ты ей рассказал, когда пришел, оставив своего друга наедине со мной? Небось, сказал, с каким удовольствием спускал штаны перед тем, как подарить порцию страданий и боли? Да нет, не думаю, – я разогнулся. – Перед тем, как я оставлю тебя наедине с мучениями, я хочу, чтобы ты кое-что знал. Ты выгребаешь и за себя, и за друга. Эти побои не освобождают тебя от греха. Они просто отражают твое преступление на твоем теле. И то, что ты будешь видеть на себе, когда очнешься, является изображением того, что ты сделал со своей душой. Это просто, не так ли? – я поднял взгляд вверх, к небу. – Не знаю, где твой друг сейчас. Но ему однозначно легче. Он мертв, а значит, его тело избежало страданий. Но тебя наказать мне ничто не мешает. Надеюсь, ты будешь жить. Эта жизнь приготовила для тебя еще много сапогов.

Последний раз посмотрев в мутные глаза насильника, я покачал головой.

– Сразу предупреждаю. После этого тебе ненадолго станет легче, но когда придешь в себя – боль будет чувствоваться по-новому и ее станет гораздо больше. Она не должна тебя смущать. По закону тебе кастрация положена, так что… скажи спасибо, что ли?

Я поднял ногу. Прикрыл глаза. Удар отдался приятной вибрацией, идущей сначала до колена, а потом, уже слабее, подбирающейся к бедру. Когда я вновь посмотрел вниз, подошва моего сапога была ровно посередине окровавленной хари. По щекам обильно текла кровь, судя по всему, я расплющил нос. Поморщившись, я старательно вытер свой сапог об одежду потерявшего сознание, оставляя на потрепанной ткани кровавые следы.

– Все-таки ты не только прекрасный мазохист, но и ужасный садист, – едко прокомментировала Алиса, стоя у начала переулка.

Подняв взгляд, я некоторое время смотрел на ее фигуру, обернутую плащом.

– Нехорошо вешать на других ярлыки, – прокомментировал я.

– Успокойся, дорогуша, я ведь шучу, – рассмеялась сестрица, упирая руки в бока. – Смотрю, ты дико завелся. От тебя так и отдает злостью.

Я переступил тело, направляясь к вампирше.

– Не завелся, а наоборот. Это нормальное для меня состояние.

– «Для меня»? Ты сейчас о ком говоришь: о человеке, о вампире или о демоне? – усмешка Алисы становилась все шире.

– Я говорю о себе, – вздохнул я. – Человека не существует, вампир неполноценный, а демон не до конца проявился.

– Обращайся ко мне, я всегда могу сделать из тебя первоклассного кровососа.

– Мне хватает каннибализма, – вяло отмахнулся я, выходя из проулка. – Прекрати издеваться, лучше скажи, как ты меня отыскала.

– По следам кровавым, – в словах Алисы прозвучал нескрываемый яд. – Ладно-ладно! Я прекращаю, только не смотри на меня так. Нашла легко. Просто почувствовала, что ты здесь. Ты же мой демон-прародитель, тебя мне из виду уже не упустить.

– Демон-прародитель? – простонал я. – Боже мой, я уже и забыл.

– Вот такая вот несправедливость. Не деться нам друг от друга никуда, – рассмеялась вампирша.

– Надо будет чуточку позже уложить все по полочкам. А то у нас с тобой связей больше, чем у дешевой проститутки.

– Как ты вульгарно приравнял наши отношения к уличной девке! – обиженно возмутилась Алиса. – Что у тебя сегодня с настроением? Ты как будто с креста сошел!

И на мой очередной укол взглядом она еще сильнее залилась смехом, привлекая внимание всех прохожих поблизости.

Как долго теперь кресты будут напоминать мне о выпотрошенном теле Некрос?

***

Жилье было оплачено. Пока Алиса беседовала с трактирщиком о ночной краже и визите незнакомцев в седьмой номер, я отлучился под предлогом сбора своих вещей. Хотя из них мне был нужен лишь меч. Ту рубаху, что я отдал на стирку, решил не забирать. Кинжалом, одолженным у Алисы, я срезал с мертвеца интересующие меня куски мяса, остальное оставив киснуть в ванне, наполненной кровавой водой. Не лучшее зрелище, но и ночной визит нельзя назвать жестом гостеприимства. С головой убитого я обошелся более почтительно: поставив ее на самый чистый участок стола, я заранее проследил за тем, чтобы глаза были закрыты, а язык по возможности находился на положенном месте – за зубами. Напоследок махнув рукой бледному лицу, я закрыл за собой дверь. Вонь комнаты осталась позади.

Алиса ждала меня на улице. Трактирщика нигде не было видно, но спрашивать о нем я не захотел. Выйдя из таверны с четкой мыслью, что сегодня меня уже не ждет мягкая кровать, я почувствовал себя свободным. Диким. Это заставило улыбнуться. Сестра ответила на мою воодушевленность гримасой недовольства: ночью она не успела отдохнуть, занимаясь вопросом добычи денег. О том, что я отнес неплохую сумму сестре убитого мною мужчины, я решил умолчать, чтобы не выслушивать бесконечные доводы о своей глупости. В конце концов, инквизитору о чести известно чуточку больше, чем вампиру.