– Иди к черту… – прошептал я, поднимаясь на ноги.

Маленький Джордан поднял взгляд на меня, оставив рисунок распятия незаконченным. Я посмотрел в глаза самому себе.

– Держись… – сказал ему я, хотя в этом и не было смысла.

И я вновь там, откуда и пришел. Сырая и затхлая пещера. Посмотрев на оставшиеся яйца, я медленно покачал головой и улыбнулся:

– Иронично, что такие воспоминания хранятся в подобном месте…

Мой сапог опустился на светящуюся кладку.

Разноцветная пыль поднялась от раздавленных яиц, взлетая к своду пещеры. Оседая на сталактитах, она смешивалась и с влагой, и с грязью, тускнея и теряясь. Этим картинам уже не суждено вызреть.

– Решил не вспоминать все остальное? – голос девчонки раздался быстрее, чем я понял, что снова нахожусь в том доме, из которого ушел, казалось, давным-давно.

– А это разве воспоминания? Скорее, раздражающие сценки.

– Считаешь меня глупым сценаристом, а увиденное – наивными пьесами?

– Я не верю увиденному.

– Только потому что ты успел слишком сильно это все забыть. Думаю, если ты поживешь немного, то поймешь, что большая часть показанного – правда.

– «Большая часть»?

– Твое присутствие в воспоминаниях было ложью.

– Кто ты такая?

Девчонка посмотрела на меня. В ее зеленых глазах изумрудно заблестела игривость.

– Почему ты спрашиваешь «Кто?», а не «Зачем?».

– Потому что если я узнаю, «кто», то мне легче будет понять «зачем».

– То есть, тебе легко понять, зачем кот мурлычет?

– Думаю, он мурлычет, потому что иначе не может.

– Хорошо, это легко, – кивнула девчонка и поднялась на локтях. – Тласолтеотль.

– Прости?..

– Мое имя – Тласолтеотль, – терпеливо повторила девчонка. – Тебе оно знакомо?

Я покачал головой и в задумчивости оперся на косяк двери. Мне было сложно представить, кто мог дать ребенку такое странное имя. Люди из других стран? Ведь девка не очень похожа на коренного холивритовца. Хотя кто его знает?..

– Раз ты меня не знаешь, то ладно. Я не люблю себя детально описывать. Скажу только то, что имею доступ к душам умерших.

– Умерших?.. – я напрягся, а в мысли закралось неприятное подозрение.

– Не бойся так, – рассмеялась Тласолтеотль. – Я ведь не сказала, что управляю ими. Такой властью вряд ли кто-то сможет похвастаться, – она замолчала, а потом улыбнулась. – Ты сейчас думаешь: «Как я сюда попал? Как выбраться?». Ты не понимаешь моей силы. Но ты понимаешь, что ты никуда не можешь уйти. А я скажу, почему. Причина проста: ты сюда и не приходил. Ты лежишь на улице, в другом разрезе, в других ситуациях, с пробитой насквозь грудью. Поэтому рана сейчас не заживает, поэтому ты чувствуешь боль, но в то же время не чувствуешь ее так сильно, как любой другой должен. Если ты задумаешься, то поймешь, что страдаешь; но если ты будешь беззаботен, тебя ничто не сможет потревожить. Таково свойство любой души. Ты – ни жив, ни мертв. Ты можешь быть моим слугой, а можешь быть моим союзником, ведь над живыми я власти не имею. В мой мир могут проникнуть лишь мертвецы, но ты так или иначе жив. Так что все зависит от того, кем ты больше захочешь быть – нуждающимся в жизни или всегда беззаботным в смерти. Если ты будешь дышать, а я буду рядом, – мне придется дышать точно так же, как и ты. Но если ты будешь бездыханен и ничто в тебе не будет тревожиться, то я буду властна делать с тобой то, что захочу. Потому что я – Тласолтеотль.

– Ты говоришь такие вещи, но… Разве не тебя собирались принести в жертву?

– Сейчас осень, мой праздник, в эти дни мне обычно приносят жертвы. Но такого давно не случалось, – девчонка пожала плечами. – Я, знаешь, заскучала немного, поэтому решила принести себя в жертву самой себе. Думаю, это было бы весело.

– Выходит, ты языческая богиня?..

– Как может быть богом тот, кто лишь работает с душами, читая их, соскабливая с них всю грязь и поедая ее? Я не имею другого названия кроме того, какое мне дали люди моего культа.

– Но где они?.. – удивился я. – Разве тут не поклоняются какому-то там Заа?

Тласолтеотль вздохнула и села на кровати. Ее тощие пальцы ребенка потерли глаза.

– Никто ничему уже не поклоняется. Ты в мертвой деревне, которая принадлежит мне. Здесь только история и души, за которыми ты и пришел.

– То есть, это с тобой мне надо договориться?

– С Тласолтеотль не о чем договариваться. Мой ответ и да, и нет, все зависит только от тебя. У любой сделки есть условия.

Я закусил губу. Манера разговора Тласолтеотль несколько путала.

– И что это за условия?

– Забираешь меня, я отдаю все, что хочет Некрос.

– «Забираю»?..

Тласолтеотль раздраженно вздохнула.

– Ты берешь меня с собой и обеспечиваешь мне достойное существование.

– Хочешь, чтоб я тебе в рабство продался?

– Раба от любого другого отличает то, что он выполняет не просьбы, а приказы. Ты выбрал неправильное слово.

Я покачал головой.

– Не получится. Я дал клятву кресту, я не смогу ее нарушить.

Тласолтеотль некоторое время смотрела на меня. А потом, вздохнув, откинулась на подушки, уперев взгляд в потолок.

– Объясню, почему ты не прав. Первая причина в том, что твоя сущность противоречит любой религии. Вторая в том, что Некрос спасла тебя ради того, чтобы ты спас ее. И третья – твой друг все еще у меня.

– Это шантаж?

– Ты сам себя загнал в эту ситуацию.

Я взъерошил волосы. Она была права. Как бы ни хотелось обратного, я должен играть по ее правилам.

– Согласен, мне больше ничего не остается, – признался я.

Тласолтеотль рассмеялась.

– Хорошо, очень хорошо. Когда очнешься, Акула будет лежать рядом с тобой без чувств, но – в порядке. Ты добился того, что от тебя хотели. Сладких снов.

Меня затянула пучина приятной темноты. Так же быстро мышь исчезает в пасти кошки, так же быстро младенец тонет в воде: так быстро, что даже и подумать ничего не успеваешь, а только край сознания сухо замечает, что ты уже пойман в ловушку беспробудности.

Глава 19: Меч вне ножен

Мое пробуждение началось с мысли. С мысли о том, что мне пора бы открыть глаза. Ведь хочется пить. Почему-то я подумал о чистейшей воде, стекшей с вершины горы. О ручейке, медленно бегущем по камням. О ледяной жидкости.

На самом деле я подумал о крови.

Боль в груди затихала. После снов, в которых рану неприятно саднило, я с долей радости заметил, что в реальности дело обстоит гораздо лучше. Но сначала мой взгляд был направлен не на кровавую проблему, оставшуюся от ветки.

Акула лежал рядом. Его непослушные алые пряди растрепались по лицу, а промеж губ плавно шло дыхание. «Слава богу, он в порядке», – вздохнул с облегчением я, доставая из сумки флягу. Вода в ней была теплой. Солнце еще не успело как следует подняться, но уже становилось душно.

Осторожно подложив руку под голову спутника, я прислонил к его губам горлышко. Струйка проскользнула в рот Акуле, он глотнул, но глаза остались закрытыми. Я легонько пошлепал парня по щеке – реакции не было. «А его что вырубило? – недовольно подумал я, наблюдая за глубокой отключкой зубастого. – Меня-то понятно, я на камнях чуть все кости не переломал…»