Перебирая в голове расплывчатые воспоминания, я наконец вспомнил.

– Дорогой, зажги камин, – попросила мать напоследок перед тем, как уйти в подвал.

– Куда я дел те поленья? – пробормотал Джордан, перебирая бревнышки и пытаясь найти парочку, на которой были вырезаны руны. – Ладно, неважно. Сынок, подай нож, он на столе.

– Держи…

Джордан воткнул кончик ножа. Прошептал: «Ингайт!» Двинулся лезвием вниз. Прочертил по диагонали вправо вверх. Влево, перечеркивая первую линию. Вновь вправо вверх. Вниз, касаясь одного из углов. Проколол подушечку пальца, притрагиваясь к незавершенной линии.

– Воспламенись, – прошептал, и полено взялось огнем, который быстро распространялся по обрывкам коры.

Закинув его в камин, Джордан довольно отложил нож.

– Вот и все дело, – усмехнулся отец.

– Верно… – пробормотал я. – Руна. Ингайт!

Меч вонзился в плечо энту. Вниз, диагональ, влево, диагональ, вниз.

– Чем больше размер руны, тем больше сила. Но еще, если дашь недостаточно энергии – она не сработает. Слишком много – может случиться что угодно. А все, что является энергией для рун – как правило, принадлежит телу. Слезы, кровь и даже кое-что другое, что тебе пока еще рано знать, извини. Для разных рун нужна разная энергия.

– Гори! – закричал я, пронзая ладонь мечом и ударяя по незавершенной линии.

Кровь всасывалась руной, бежала по линиям, замирая на углах и двигаясь дальше. Ингайт разогревалась. Я почувствовал прикосновение к своей душе. Что-то черпнуло из нее. Вокруг меня взвилось пламя. Жар опалил лицо. Сцепив зубы, я продолжал держать руку, отдавая кровь руне. Энт заревел, сотрясся. Символ прожигал его тело, внося пламя в самые его глубины. Я концентрировался на том, как огонь разжигается внутри духа, пронзает невыносимым жаром его внутренности, его душу, расторгает любые нити жизни, связывающие энта с этим бренным существованием в сходящем с ума мире. И делал это до тех пор, пока воздух не подхватил меня, заставляя падать вниз, к земле, твердой и холодной. Все, как я и предполагал. Меня никто не поймал.

Холодный камень пробивает мои ребра.

Сердце грифона яростно взвыло, наконец почувствовав боль. Я не видел, не мог знать, но знал, что один из осколков прошил орган, который дарил мне жизнь. Нити, разошедшиеся по всему телу, взорвались ядовитым огнем. Я закричал, хоть и не мог кричать. Душа во мне затряслась, отвязываясь от сердца. Скорчившись, моя сущность уходила из тела. В ужасе я пытался ухватиться хоть за что-то, за плечи, за шею, за волосы, хотя бы за воротник. Я понимал, что я – перо, черное, осыпанное сталью и кровью, поднимающееся вверх, чтобы улететь и застыть среди снегов до тех пор, пока за мной не придут Жнецы.

Отчаяние.

Передо мной был Ян. В его глазах плескалось безумное торжество. Рот открылся в крике. Пальцы впились в оперение моей души. Я почувствовал, как враждебный дух прижимает меня к телу, которое я собирался покинуть. Сердце забилось. Кровь прижала перо к сосуду. И я вдохнул.

Окружающий мир вновь можно видеть.

Костяная пластина восстанавливается, изолируя сердце. Осколок растворяется грифоном, перевариваясь. Кровь тела выпивается нитями. Пальцы коченеют. Я обезвоживаюсь. Паразит пожирает мое тело, чтобы остаться в живых. Я приказал ему остановиться ровно тогда, когда смог осознать происходящее. Мне нужна была сила.

Энт корчился где-то в стороне. Охваченный пламенем, он сжимал своего собрата, пытаясь потушиться об него. Но рунический жар не мог остыть до тех пор, пока не исчерпается вся сила, данная мною символу. Лишь когда магия ослабнет, огонь можно потушить. Правда, будет уже некому. Оба энта горели в объятиях друг друга, и я сильно сомневался, что через две секунды, когда кровь впитается в тонкие черты руны, что-то сможет спасти древесных духов.

– Мне нужна плата, – горячо зашептал Ян. – Я спас твою душу.

– И что тебе нужно? – едва слышно спросил я.

– Ты знаешь. Плати. Сейчас же.

Скривившись, я поднял слабую руку и положил ее на затылок южанина. Наши лица сблизились. Рты дышали друг в друга. Все это продолжалось до тех пор, пока конец меча не уперся в живот парня.

– Моя плата, – зашептал я ему в губы, – заключается в том, что я не разрежу твои кишки прямо сейчас. Ты спас меня, я спас тебя, чин по чину, друг мой.

Этот сопляк будет требовать плату за то, что спас меня – пожертвовавшего собой ради его шкуры в том числе?

– Ладно, на этот раз подойдет и это, – кивнул Ян, отстраняясь. – Но в следующий раз я тебя зажму как следует.

– Молись на это, мужелюб, – огрызнулся я, поднимаясь с промерзшей земли.

Пепел черным снегом опускался вниз, на землю. И я невольно усмехнулся – открытие Лесов Силы обещает много веселья. Руны стали бесполезны примерно в то же время, что и погибли мои родители. К тому моменту барьер уже был создан, и все черпали последние остатки магии из пространства. Когда я попал в приют, колдовать было нечем, воздух лишился духа волшбы. Сейчас ток сил возобновился. Энты, призраки и руны тому явное подтверждение. Значит, твари уже вернулись в этот мир. Подозреваю, крепость «Надежда», откуда мы с Алисой выехали в караване, разрушена. Интересно, успела ли выбраться оттуда… как ее? Айви. Да, она. Если ее постигла печальная участь всех живших возле Лесов, то девушка не сможет отомстить за брата.

– Джо, не медли! Хранительницы уже запрягли коней.

– Да-да, да… – простонал я, ковыляя к карете. Нужно было уезжать как можно быстрее. Ближе к людям. Ближе к еде.

Глава 37, Special Episode 3: Девочка по имени Рена

Солнце палило нещадно. В это время года такой жары не должно было быть, но боги, видимо, не намеревались проявлять милосердие. Юноша поднимался по пыльной тропе, согнувшись под тяжестью ведер. Холодная вода плескалась в них, и несущий время от времени останавливался смочить лицо. Паренек знал, из-за чего должен был так батрачить. И эта причина будила в нем искреннюю ненависть. Будь он один, не пришлось бы натирать мозоли и корячиться ради лишней корки хлеба. Его голову захламляли мысли об убийстве, но это не стало бы выходом. Нужно терпеть.

Иногда, конечно, он любил эту девчонку. Но понимал, что под любовью кроется что-то. Тяжелое, вонючее и злое. Ярость. К той, что ломает его жизнь. Из-за нее меньше денег, меньше времени, меньше сил… Меньше сна! Это окунало юношу в пучину безумия. И он чувствовал, что рано или поздно вся любовь пропадет. Останется только жгучее презрение ко всему, что связано с этой девкой. Которую он даже не сможет трахнуть. Быть рабом у божества, неприкосновенного и надменного… Что может быть хуже? Она как дерево, что никогда не даст плодов. И это бесило.

Парень остановился, тяжело дыша и чувствуя, как струи сочатся по щекам, сползая с висков. Его пальцы вцепились в ворот рубахи, промокший от пота. Он нагнулся и зарычал, пытаясь хоть куда-то деть злость.

– Ненавижу! – скрипел зубами юноша. – Гори в аду, тварь!

***

– Брат! Братишка!