Я сделала пару глотков.

– Поэтому, встретив тебя, я влюбился. Недоступная ягода всегда манит больше остальных. Дело даже не в другом мужчине. Ты вампир. Ешь людей. Однажды можешь погрызть моего лучшего друга. И даже – меня. В конце концов, глупо было бы отрицать: если эта ситуация с монстрами запрет нас вдвоем где-нибудь надолго, то… Ты меня съешь. Потому что я – скот, который служит пищей. Не более. Не думай, я понимаю свое положение ничтожного человечишки. Отпей.

Я молча приникла к горлышку бутылки, сжимаемой пальцами Михаила.

– На самом деле, чудо одно лишь то, что я смог провести с тобой две ночи. Это правда удивительно. Хотя, это лишь потому, что тебе нужен был доверенный адъютант. Иначе я был бы одним из других… ходячих кусков мяса. Отпей еще.

Вино скользнуло по моему молчаливому горлу. На последнем глотке я поперхнулась, и Михаил тут же услужливо похлопал меня по спине. Я отерла рот предплечьем. И замолчала.

– Алиса, почему ты потупила взгляд? – вскоре спросил Михаил, когда молчание затянулось. – Посмотри на меня. Мне это важно.

Я уставилась на очертания картины за спиной моего адъютанта.

– Ты плачешь? Снова? – его пальцы коснулись моей щеки, будто проверяя.

– Угу…

– Вспоминаешь брата?

– Удивляюсь тому, какой ты придурок.

– Что?

– Придурок.

– Почему? Не понимаю.

– Идиот.

– Алиса…

– Уйди отсюда. Дурак.

Я отвернулась от Михаила, спустив ноги с кровати и уткнувшись взглядом в окно, закрытое ставнями. Поднявшись, я вонзила клинок в деревянную щеколду, разламывая ее к чертовой матери, а потом подковырнула, подставляя тело лунному свету и ветру.

– Луна будит во мне жажду крови, – прошептала я. – Не знаю, почему.

– Алиса, чем я тебя обидел?

– Мне не очень хочется говорить, извини. Можешь идти, Михаил.

Упершись локтями в подоконник, я посмотрела далеко вниз: площадь была пуста. Лишь трупы лежали, служа пищей воронам. Монстры куда-то исчезли. Впрочем, не все же время им околачиваться на одном месте.

– Пожалуйста, объясни. Я хочу понять.

Михаил коснулся моего плеча. И я вздохнула.

– Ты сказал много грубых слов, – отвернувшись от окна, я села на подоконник, чувствуя, как порывистый зимний ветер взрезает кожу над лопатками. – И мне стало обидно.

– Что же не так?

Он не был чистокровным славянином. Уже давно в его венах присутствует примесь безжалостного Севера. Но все же, когда на его глаза падает свет луны, они светятся, словно сапфиры. А еще, у него ужасно спокойное лицо, источающее уверенность и непоколебимость.

– Как ты посмотришь на то, что я перережу тебе горло? – спросила я, прислонив лезвие клинка к его горлу.

Секунду он молчал. А потом – положил руку на мою голую грудь и слегка ее сжал. Улыбнулся.

– Режь, теперь умру без сожалений.

Некоторое время глядя на его теплую и добрую улыбку, я рассмеялась. Испытала и отвращение, и презрение, и… кажется, он пошутил? Как бы там ни было, смех быстро иссяк.

– Почему ты снова плачешь, Алиса? – Михаил взял меня за плечи и прижал к себе, обнимая. – Скажи. Поговори со мной.

– Ты никогда… не будешь для меня просто кормом. Даже если я буду вынуждена тебя убить, я сделаю это с сожалением. Потому что… ты единственный, кто пытается меня понять. Я привязалась к тебе…

– Так все же, ты что-то чувствуешь ко мне? – спросил Михаил.

Я, сглотнув ком в горле, усмехнулась и легонько отпихнула его предплечьем, стараясь не задеть лезвием. Мужчина отошел, глядя на меня все так же спокойно, хотя теперь – его глаза перестали светиться сапфирами, приобретя привычный мне цвет.

– Не знаю, Миша. Жизнь покажет.

Расслабив спину, я позволила себе упасть назад. Ветер яростно сжал тело, зарылся в волосы, утягивая вниз, к окровавленной брусчатке. Я летела, глядя на Михаила, высунувшегося из окна и что-то кричащего. И пыталась вспомнить, как далеко лететь до земли.

– Алиса!! – он тянул свою руку вниз, будто я могла за нее ухватиться. Будто мне было чем за нее ухватиться.

Да, у меня больше нет кистей. Я не смогу кому-то помочь не упасть. И никто не сможет помочь мне…

Туман принял в объятия, не позволив разбиться о землю.

«Ты вся состоишь из времени», – шептал Джордан в моей голове.

– Мое тело – не более, чем форма, которую приняло время… – прошептала я, выходя из тумана где-то в глубине улиц.

Эта ночь была необычайно тиха. И я поняла, что Михаил – единственный, кто мог бы сделать ее не такой одинокой.

Как прекрасно, что именно он входит в число тех троих, кто может пережить обращение.

Как ужасно, что я не могу предложить ему окончательно превратиться в моего раба, став вампиром.

***

– Мамочка, как твои дела? – Айви висела вниз головой, зацепившись ногами за одну из балок в переулке.

– Айви, – сухо констатировала я, глядя в ее глаза. Они были черными.

– Да, мамочка?

– Ты все же выжила?

– Это было легко. Ты оставила меня в церкви, которая была полна крови. Там было ее та-а-ак много, что я наелась и еще поделилась с друзьями.

– «Друзьями»?

– Да, мамочка. У меня есть друзья, – Айви хихикнула и махнула в мою сторону руками.

Два щупальца выскользнули из ее ладоней, ударив в землю. Туда, где только недавно я стояла.

– Неплохо, – усмехнулась я, наблюдая, как черный туман беззвучно щелкает челюстями, извиваясь в воздухе.

Способность мутировала. Это объясняет, почему мой яд не все могут выдержать. Чертов птицемордый не предупредил о том, что такое может случиться…

– Мамочка, а когда мы пойдем охотиться? – Айви спрыгнула на землю и подошла ближе. Щупальца обвили мое тело, но не грубо – с лаской и любовью. – Ты, вижу, уже успела поохотиться…

– Сегодня тебе стоит воздержаться от крови живых. Люди еще понадобятся.

– Я хочу монстров. Я хочу их убивать. Мои друзья хотят их убивать.

Айви сошла с ума. Это тоже не редкость. Особенно учитывая, сколько крови она выпила. Иногда вампиры просто не справляются с тем, что проходит в них вместе с кровью некогда живых людей. Ее разум… он в порядке. Но стал мыслить иначе. Из-за смерти. Из-за мутации. Из-за Дара. Из-за крови людей. Это я знала: каждый вампир уже не тот, кем был когда-то. Любой из нас немного сумасшедший. Любой, кто прожил этот переход. Мы с Джорданом были исключениями. Он – ребенок вампиров, а я – ребенок… гулей.

«Я обещаю, я дам тебе ответы», – голос Джорада вновь звучал в голове. И я невольно улыбнулась. Мой брат пообещал – он сделает. Даже если придется отрезать руки сестре или уничтожить весь мир. Этого у него не отнять, судя по всему. Возможно, инквизиторское воспитание и готовность служить чему-то, неважно – своим принципам, долгам или словам, – засели в нем крепче, чем ему хотелось бы.