— А скажите-ка, Прост, вот, к примеру, взять горный хрусталь… Мне тут недавно одну вещицу продали. Так продавец утверждал, что она сработана из хрусталя, что добывают на склонах Ямы[25].

— Никогда в Тыпонии хрусталь не добывали и не будут, — ответил мне бригадир. — Потому как там его нет, и не было никогда. Я такому продавцу, как ваш, больше и доверять бы не стал. Последнее время развелось прохиндеев…

— Возможно, он и сам не знал, — покачал головой я. — Тогда, может быть, вы посмотрите: вдруг мне и не хрусталь достался вовсе?

Я вынул монету-артефакт из кармана и положил перед собеседником на стол. Тот взял ее в свои толстые, но очень ловкие пальцы, поднес к глазам, покрутил, а затем вернул на то место, с которого взял.

— Хрусталь настоящий и редкий по нынешним временам. Хотя его и раньше, говорят, не просто было достать. Этот хрусталь добыт на горе Танксю, он на всякие магические накопители и амулеты шел хорошо. Да и ваша деньга уж больно на магическую смахивает.

— То есть если меня и обманули, то не в качестве материала, — задумчиво покивал я, пряча монету в карман. Танксю… это вроде бы в провинции Хань?

— Кажется. Вот тут уж не знаю точно, я в заграничных географиях не слишком силен. Другое дело — минералогия. Представляете, мы тут два месяца назад нашли…

Послушав бригадира еще минут пять, я дождался следующего застольного гимна, во время которого и улизнул в свою комнату. Находилась она совсем рядом с комнатой Сонечки, так что если бы она вдруг проснулась ночью, я бы ее обязательно услышал.

Ночью до меня доносились хмельные гномьи голоса, но спать они мне не мешали. Снилась мне девушка, с волосами цвета кунцебургского каштана и ореховыми глазами. Она стояла на пристани и махала мне рукой, а когда я подошел к ней, вдруг обернулась амфидриадой, бросилась в воду, и, обдав меня водопадом соленых брызг, скрылась в морской пучине.

Я проснулась оттого, что корабль резко накренился на левый борт. Нет, к качке я давным-давно привыкла, и она мне спать не мешала, да я ее почти и не чувствовала. «Туфля Кирмиса[26]» — очень хороший корабль, может быть, лучший во всем флоте его величества султана Жарандии Персифа Четвертого — большая трехмачтовая каравелла, да еще и с паровым движителем, дающим возможность идти со скоростью в три узла[27] даже если случится полный штиль, чего, кстати сказать, представить с таким элиах-хуризом[28] как Омар Ол-Фариз просто невозможно. Но уж очень внезапным и значительным оказался этот крен, случись он на правый борт я бы и со своей кушетки упала, так он был силен. Гадая, что бы это могло означать, я вдруг услышала в ночной тишине свист боцманской дудки и топот многочисленных ног — явление и вовсе необычное для ночного времени. После отбоя на судне, всем, кроме вахтенных, полагалось спать, и уставшие за долгий день матросы охотно это правило соблюдали.

Крен постепенно выправился, но я уже никак не могла заснуть, зная, что на борту происходит что-то необычное. Поразмыслив, я решила одеться и выяснить в чем тут дело, и уже начала приводить свой план в исполнение, как вдруг почувствовала, что все судно содрогнулось словно от сильного удара в правый борт. И тут же услышала, как на корме замолотил по воде своими лопастями гребной барабан[29] — капитан отчего-то решил запустить паровую тягу. Пока я возилась со своим туалетом — охотничьим замшевым костюмом в эльфийском стиле — шум на верхней палубе не утихал: кто-то бегал туда-сюда, дудка боцмана не уставала высвистывать команды, кто-то что-то кричал на певучем жарандийском языке, который я знала недостаточно хорошо, чтобы уловить, о чем идет речь.

Тут в мою дверь стали царапаться — у жарандийцев не в обычае стучать, они предпочитают изображать из себя кошек. Я открыла. На пороге стоял Али — юноша лет пятнадцати, слуга и ученик корабельного мага.

— Что такое? — поинтересовалась я у него.

— Каравелл-паша[30] просит кахину[31] оставаться в каюте и ни о чем не беспокоится, — ответил Али. — А элиах-хуриз приказал мне служить кахине, если ей что-то потребуется.

— А что случилось, Али? — спросила я. — Отчего такой шум?

— На корабль напали, — ответил ученик мага. — Морские шакалы жаждут легкой добычи, но кахина может быть совершенно спокойна: в этот раз они ничего не получат.

То есть причина переполоха — пираты. Странно. Как я слышала, в этих водах они — большая редкость, главным образом потому, что тут им не слишком удобно охотиться. Кругом сплошной океан, до ближайшей земли — Лакоталя, где можно набрать пресной воды и пополнить припасы, — три дня пути, но на Лакотале пиратов категорически не жалуют. Пиратские промысловые угодья лежат южнее — там, где проходит путь из Суранской империи в Тропикану, много восточнее — у Янтарных островов, и много западнее — у Архипелага[32]. Чего они тут забыли?

В этот момент наш корабль снова содрогнулся от удара в правый борт, и тут до меня дошло, что это означает: нас обстреливали из паровых пушек, а эти удары — результат попадания пиратских снарядов. Мне сразу захотелось на палубу — туда, где, по крайней мере, есть небо над головой, и если корабль пойдет ко дну, у меня будет шанс спастись, сев в шлюпку или, хотя бы, уцепившись за какой-нибудь обломок. Здесь же, на жилой палубе, я могу и не успеть добраться до выхода, если нас потопят.

— Так значит, каравелл-паша запретил мне выходить из каюты, я правильно вас поняла, Али? — спросила я.

— Более чем умом кахина славится только своей красотой, — отвесил Али довольно двусмысленный на мой вкус комплимент. — Но в этот раз косноязычие скромного поклонника кахины, видимо, ввело ее в заблуждение. Каравелл-паша не запрещал кахине покидать каюту, ибо сам светлейший султан, да правит он Жарандией тысячу лет, пожелал, чтобы кахина располагала полной свободой на его корабле. Каравелл-паша лишь рекомендовал кахине оставаться в каюте, опасаясь, что наверху она может случайно пострадать в суматохе и горячке возможного сражения. Если кахина пожелает покинуть свою каюту, к этому никто не станет чинить препятствий.

Вот и славно. Я подняла крышку сундука, в котором хранились мои вещи, и вытащила Месяц — мой замечательный лук, тот самый, что вручили мне в день моего посвящения Луне. Приладила тетиву, проверила натяжение и вложила его в специальный замшевый футляр, который закрепила на спине. Колчан со стрелами я повесила на эльфийский манер — у правого бедра, защелкнув на поясе два маленьких карабина. Подумав, слева привесила кривой кинжал — скорее для солидности, чем по необходимости, потому что драться на ножах я никогда не умела. Осталось надеть трехпалую перчатку на правую руку и зашнуровать крагу на левой. Вот теперь я себя гораздо увереннее ощущала.

— Пойдем, — сказала я Али, терпеливо ожидавшему, пока я экипируюсь, — кахина желает подышать морским воздухом.

Ночь выдалась темной, облачной, луны на небе не было. Впрочем, не так уж и темно было на палубе — фонари ночного освещения света давали немного, но те, кто преследовал нашу каравеллу, старались не упустить ее из виду и потому держали нас в свете ярких прожекторов. Судя по количеству этих прожекторов, преследовали нас четыре корабля, и расстояние между нами было не слишком велико — не более двенадцати кабельтовых[33]. Паруса на «Туфле Кирмиса» были подняты все до единого, свежий ветер наполнял их, море было относительно спокойно, да еще и паровая машина работала на полную мощность, так что наша каравелла шла с очень хорошей скоростью — узлов двенадцать. Но даже мне — полному профану в морском деле, было понятно, что оторваться от преследователей у нас вряд ли получится — их корабли имели паровые машины не хуже нашей, да и парусов у них было никак не меньше.