Я положил ладони ей на плечи и медленно потянул ее к себе. Она не сопротивлялась и через секунду уткнулась носом в мою грудь. Обняла. Закопалась лицом в мою рубашку. Там мы стояли несколько минут, я гладил ее по спине, а она прятала лицо у меня на груди.

— Если вдруг станет совсем невмоготу — скажи. Мы можем уехать в Ицкарон в любой момент, — шепнул я ей.

— А как же поиски Лары? — спросила она.

— Лара пропала тридцать лет назад, и ничего страшного не случится, если она найдется на неделю-другую позже, — ответил я. — Да я и не собираюсь отказываться от поисков. Отвезу тебя и вернусь. Мастер Квун со своими агентами как раз разыщут сундучок мастера Фу. В любом случае, твое душевное равновесие для меня значит больше. Мы можем уехать прямо сейчас, если хочешь.

Она колебалась. Ей очень хотелось уехать.

— Нет, — произнесла она с большим усилием. — Я попытаюсь справиться сама. Ведь если я уеду, то тебе придется лезть в атайский монастырь в одиночку. Я себе никогда не прощу, если с тобой что-то случится, а я сбежала.

— А вот за это я тебя и люблю, — сказал я.

Я мягко приземлился на крышу монастыря Вуйвен, на самый ее конек. Ночь выдалась темной, облачной, как на заказ. Конечно, в темноте сложнее найти нужное здание, но монастырь стоял наособицу, на самом краю деревни, а кроме того, обладал весьма примечательной трехъярусной крышей, так что проблемы с ориентированием на местности у меня не возникло. Зато мой полет никто не увидел, а значит, было больше шансов на успешное завершение операции.

Я сказал «мой полет»? Это по привычке. Правильнее было бы сказать «наш полет», потому что рядом со мной приземлилась Сонечка. Последние дни, с тех пор как мы поговорили, она ходила за мной буквально по пятам, стараясь не выпускать из виду. В иной ситуации мне бы лестно было такое внимание, но, увы, объяснялось оно не тем, что Сонечка мной, наконец, заинтересовалась. Просто, во-первых, она таким образом заботилась о моей безопасности — а лишь этим она теперь оправдывала свое присутствие в стране, лепившей из нее демона, а во-вторых, я стал для нее чем-то вроде живого амулета — якоря, удерживающего ее человеческую сущность. Я ничего против не имел, мне ее общество было приятно в любом случае, тем более, что это и ей помогло: она стала вести себя спокойнее, почти как раньше. Лишь цвет глаз так и остался ярко-оранжевым.

— Ты уверен, что хочешь пойти один? — в который раз спросила она.

— Мы это уже обсуждали, — напомнил я. — И ты согласилась, что провожаешь меня до крыши, а дальше я работаю один. И только если поднимется шум, или если меня долго не будет, вступаешь в игру ты. Если все спокойно — просто сидишь здесь и ждешь меня.

Мой план был прост. По словам мастера Квуна и Лу Ай Лей, вуйвенский монастырь не относился к числу тех, где жили и тренировались Истребители. Просто маленький — в одно здание — уездный монастырь, построенный лет семьдесят назад. На первом этаже располагалось святилище Атая, а на верхних — кельи местной братии и всякие хозяйственные помещения. Монахов здесь жило десятка три, причем треть из этого количества бродила по уезду, занимаясь то ли сбором налогов с местного населения, то ли выпрашиванием подаяния, — этого момента я так и не понял. В итоге получалось, что местную сокровищницу, если она вообще тянула на столь громкое название, охранять было особо некому, да и незачем. Судя по всему, сундучок мастера Фу попал сюда потому, что никакой особой ценности он для атайцев не представлял: просто старая рухлядь, конфискованная у государственного преступника, которую выбросить нельзя, уничтожить почему-то жалко, использовать негде, а хранить где-то надо. Соответственно, мне сейчас предстояло то, что жрецы Ариды называют «разведкой боем». То есть я должен был добраться до сокровищницы, и если она не охраняется, проникнуть в нее и забрать сундучок. Если же охрана все-таки есть, то я должен был открыть портал моей дорогой химере, и дальше она занялась бы атайцами, а я — сокровищницей.

Второй вариант мне не нравился совершенно. Во-первых, из-за самой Сонечки. Я не был уверен, что она справится с собой и не устроит тут резню. Во-вторых, открывать порталы в чужих храмах — значит нарываться на неприятности. Пока я действовал отмычками и крался по полутемным коридорам монастыря, я выступал всего лишь как частное лицо, как простой воришка, досужий до чужого имущества. Но стоило мне открыть портал, как происходящее приобретало уже официальную окраску — проникновение Малина и Нурана на территорию Атая. Не больше, но и не меньше. К чему это могло бы привести — большой вопрос. Во всяком случае, дома я бы никогда не стал открывать портал во внутренние помещения Лунного храма, даже в новогоднюю ночь — Арника и Бастиана посчитали бы это нарушением правил игры, и мне бы не поздоровилось. В лучшем случае мне бы заблокировали обратный портал — на своей территории жрец и не такое сможет — а после намяли бы бока.

— Аккуратнее там, — напутствовала меня Сонечка.

— Аккуратнее тут, — ответил ей я, привязывая веревку, которую принес с собой, к бронзовой статуэтке улитки[55], что стояла на краю крыши.

Сказать честно, весь мой предыдущий опыт проникновения в помещения, куда проникать не полагалось, сводился к новогодним визитам на кухню Лунного храма. Собственно, вор я театральный, ненастоящий, и если бы не необходимость разыгрывать на виду у всего города сценку из жизни Малина и Луни, никогда бы к чужому добру и не подумал притрагиваться. Другое дело, что после первого раза, который удачным у меня язык назвать не повернулся бы ни при каких обстоятельствах, после пережитого унижения, мне пришлось серьезно изучить воровское ремесло, и я в нем добился определенных успехов.

Тогда я промаялся от стыда неделю, а затем мне в голову пришла простая мысль: между мамой и мной у Малина старших жрецов не было, но воровством пирога кто-то непременно должен был заниматься, причем вряд ли это дело доверили бы человеку случайному. С большим трудом я разыскал этого человека, им оказался широко известный в узких кругах Жермен Тулье по прозвищу Зяблик, который давно уже был, что называется, «в завязке», а до того прибывал в местах не столь отдаленных, а еще ранее числился первым вором-домушником в городе. Я долго уговаривал его взять меня в ученики, он отнекивался и гнал меня прочь, а потом вдруг, ни с того ни с сего, согласился, и я без малого год под его началом постигал воровскую науку. Зяблик многому научил меня: и как с помощью сапожной дратвы и канцелярской скрепки открыть самый мудреный замок, и как лазать по отвесным стенам, словно муха по стеклу, и как находить и обезвреживать ловушки. Учил он меня, среди прочего, и ремеслу карманника, но к нему я оказался малоспособен, а вот все остальные премудрости я впитал словно губка. Не хвалясь, скажу, что такого конфуза, какой случился в первый мой визит в Лунный храм, я более не испытывал никогда, меня ни то чтобы больше не ловили — заметить не могли, как и когда я проникал на кухню. А ведь в Лунном храме кто не вампир — тот оборотень; мимо этих ребят так просто не пройдешь.

Однако пока я предавался воспоминаниям, мои руки и ноги без дела не скучали, и я уже висел возле слухового окна, ведущего на чердак. Оно оказалось достаточно широким, чтобы я смог пролезть через него, и я не стал искать другого входа. Очутившись внутри, я с минуту прислушивался к тишине спящего монастыря и всматривался в сплошную темноту чердачного помещения, не дыша и не двигаясь, а после высунулся в окошко, через которое сюда проник, и затянул внутрь кусок веревки, чтобы он не болтался без дела вдоль стены. Конечно, я не планировал возвращаться этой дорогой, и уж, во всяком случае, не собирался подниматься по веревке на крышу — мне от мамы крылья не для того достались, но веревку раскачивал ветер, и ее движение мог кто-нибудь заметить даже в темноте.

Убедившись, что мое проникновение не вызвало никакой тревоги, тихо ступая, я пошел к темному прямоугольнику двери, которая оказалась запертой на засов с другой стороны. Это обстоятельство меня, конечно, не остановило, поскольку я заранее запасся тонкой полоской гибкого металла, а щель между дверью и косяком оказалась достаточно широкой, чтобы этот нехитрый инструмент в нее пролез. Засов был простым, накладным, и служил он не для того, чтобы остановить вора, а попросту чтобы дверь не трепало сквозняком. Тем лучше для меня.