— Ты — травница? — спросила я.

Говорить получалось с трудом, язык еле ворочался у меня во рту. Огния пожала плечами и протянула мне успевшую остыть чашу.

— Пей, — сказала она. — Только не сразу все, а маленькими глоточками. Я все лапы сбила, пока нужные травы нашла.

Я попыталась взять у нее чашу, но мои пальцы еще слишком плохо слушались меня, и я ее чуть не выронила. Тогда Огния аккуратно вложила мне ее в ладони и придерживала их, пока я пила. Питие было горячим, горько-сладким и при этом очень пряным. Я смогла различить привкус солодки, княжицы, смородины, укропа и мяты-мертвячки. С каждым глотком я чувствовала, как тепло разливается по моему телу, как я оживаю, как силы возвращаются ко мне. Заложенность носа вдруг куда-то исчезла, и я ощутила резкий аромат вишневой косточки и горького миндаля, хотя, судя по вкусу, вишни и миндаля в составе моего лекарства не было. Мне вдруг настолько полегчало, что допивала я лекарство уже самостоятельно, без помощи Огнии.

— Спасибо, — сказала я, ставя чашу на землю и вытаскивая из нее серебряный наконечник. — Я и так была тебе должна за свою жизнь, а теперь — вдвойне.

Огния улыбнулась в ответ и покачала головой.

— Что толку мне было тебя спасать тогда, если бы я позволила угаснуть тебе сейчас? — ответила Огния. — Это глупо было бы. Повезло тебе, что я знала, за какими травами бежать.

— А что со мной было? — спросила я.

— Я не знаю, как эта болезнь называется, я не лекарь. Просто видела раньше такое и знаю, чем это прогнать можно. Ладно, с тобой теперь все в порядке, а я устала очень — набегалась. Дело к утру идет, спать надо.

И, подбросив в огонь несколько сучьев потолще, она обернулась лисой и свернулась калачиком на подстилке, которую соорудила накануне из травы, после чего потянула в мою сторону длинным носом и вопросительно тявкнула. Я кивнула и присоединилась к ней.

Сон пришел ко мне, кажется, еще до того, как голова моя коснулась подстилки.

В гостиной горели три масляные лампы: две стояли на столе, и одну держала в руках Лей. Нас ждали, ждали с нетерпением, даже спать не ложились. Особенно Квун ждал — аж с кресла подскочил, когда мы в комнату вошли. И глазами на сундучок — зырк! Мне показалось, что он сейчас к Эни бросится и отнять его попытается. Но нет, удержался. Только из-за стола вышел и шаг навстречу сделал. Улыбку свою тонкогубую натянул, и жест такой приглашающий нам — проходите, мол, ждем.

Эни прошел вперед, сундучок на стол поставил, на шаг отступил. Квун вздохнул протяжно — будто впервые с той секунды, как мы улетели.

— Рад видеть вас живыми и здоровыми, — сказал он.

Как взгляд от сундучка оторвал — ума не положу. Так и сожрал бы его своими глазенками, да посторонних стесняется.

— Все ли вышло, как вы задумывали, мастер Сувари?

— Вполне, — ответил Эни и на меня покосился. — Во всяком случае, мы вернулись с добычей, как видите. Сядзе, ты, кажется, что-то про чай говорила? Я бы с удовольствием выпил пиалку, пока мастер Квун будет заниматься свитками.

Мне снова захотелось свернуть этому паршивцу нос. Жаль все-таки, что он на улице сундучком прикрылся. Вполне значит? Не удивлюсь, если Эни уже навоображал, что соревнование с поцелуем он сам придумал, а не я по глупости ему предложила, чтобы побыстрее и подальше от искушения оказаться. Ладно, не будем сейчас про это. Есть хочется, аж в животе бурчит. Хорошо, что все заняты и внимания на меня не обращают. Вернее — плохо. Надо о себе напомнить.

— Я тоже не откажусь от чая, — сказала я громко для Лей. А то с нее станется Эни чай принести, а про меня забыть. — И перекусить чего-нибудь. Эти ночные полеты так утомляют…

Я села на лавку, вытянула ноги и спиной к стене прислонилась. Спать-то как хочется… Надеюсь, Лей под закусками не те свои рисовые шарики имела в виду, которые она позавчера делала. Они, конечно, сладкие и к чаю в самый раз, но я-то мяса хочу! Много!

Ведьме очень хотелось увидеть, как будут сундук открывать, но сказать она об этом не решилась. Уж не знаю, любит она Квуна или нет, собирается его на себе женить или не собирается, но то, что в его присутствии она пай-девочку из себя строит — это точно. Вон, поклонилась нам с Эни, потом Квуну и на кухню засеменила. Зря старается. Оценить некому. Квун сейчас совсем не на нее смотрит, Эни слишком реакцией хозяина на сундучок заинтересован, а мне — плевать. Лишь бы она по дороге не потерялась.

— Пиалку? — качнул головой Квун, с вожделением проводя ладонью по крышке сундучка. — Вы шутите? Расшифровка иероглифов на свитке потребует гораздо больше времени. Вы не пиалку успеете выпить, а целый чайник. И поспать, и позавтракать, и прогуляться, и пообедать. Если, конечно, нужный свиток еще в сундучке.

— Там девять свитков, как вы и говорили, мастер, в одном из них есть рисунок куакоуйтэ. Вы можете убедиться в этом сами, если откроете крышку сундучка, — ответил Эни.

— Так вы заглядывали в него? — спросил Квун таким тоном, будто бы его очень обидело, что Эни без него под крышку сундучка залезал. Он вот сам хотел, первым. А теперь уже такого удовольствия не получит.

— Да. Мельком. Убедиться, что нужный свиток на месте, — подтвердил Эни. — Но чего же вы медлите, мастер? Почему не открываете?

Квун замялся, засмущался, покраснел даже. Ну ровно младшая жрица Гламуры, у которой клиент спросил, первый ли он у нее.

— Вы хотите, чтобы я это сделал при вас?

— Простите, мы еще очень плохо ориентируемся в местных обычаях. Разве в том, чтобы открыть сундучок при свидетелях есть что-то постыдное? — поинтересовался Эни.

— Нет, разумеется, нет, — ответил Квун. — Просто я до сих пор не забыл палки, которой учитель охаживал меня, и мне все кажется, что, если кто-то увидит, как я открываю сундучок, случится несчастье. Поэтому, если бы вы согласились…

Мне надоело смотреть на эти расшаркивания. Этак они его сутки открывать будут. Я в одно движение оказалась рядом со столом, сдвинула скобу, на которую сундучок закрывался, и откинула крышку. Квун и пикнуть не успел. Глазами — мырг-мырг на меня, и рот приоткрыл. То ли возмутиться хотел, то ли выругаться. Я изобразила для него улыбку пошире и позубастее и вернулась на лавку.

Эни моя выходка явно по душе пришлась. Он тоже улыбнулся Квуну и сделал приглашающий жест в сторону сундучка. Давай, мол, не стесняйся.

— Смелее, — подбодрил он Квуна и рядом со мной присел. Близко, локтем задел. Будто невзначай. А то я тебя не знаю, дружок. Одно только на уме. И если ты думаешь, что я уже забыла, как ты подло мне свои губы подставил — то зря. Отодвинулась немного. Эни плечами пожал слегка, отцепил со спины меч, сумку свою снял, и на лавку их между нами положил. Вот кого он надурить хочет?

Квун, наконец, собрался с духом и запустил свои ручонки в сундучок. Я хорошо видела, как у него на лбу испарина выступила. Нет, воля ваша, а подозрительно мне это все. Судя по тому, как Эни за нашим хозяином наблюдает, он того же мнения. О, да у нас успех: первый свиток на столе! Второй! Третий! Медаль этому человеку — это ж подвиг, никак не меньше! А пальцы как дрожат! Ножницы достал какие-то. Пояс, расшитый золотом. Бусы из мелких ракушек. Остановился. Заглянул еще раз в сундучок, на Эни посмотрел. Лампу поближе к свиткам подвинул. Обошел стол и в свое кресло сел.

О, а вот и наша потеряшка! Лей соизволила наконец явиться. Я уж думала, она заснула где-то по дороге. Так, что ты там на подносе несешь, дорогуша? Пиалы, чайничек… О, рисовые лепешки, а на них — кусочки свинины, обжаренные с соевыми ростками и политые острым соусом. Много — целое блюдо! Давай, давай это сюда, мое золотце!

— Второй слева от вас, мастер.

Это Эни Квуну подсказывает, какой из свитков — нужный. Правильно, а то тот, кажется, решил их по очереди раскрывать. Слева направо. Да ну его, черепаху неповоротливую! У меня тут лепешки, мясо, чай… Мммм… Лу молодец, постаралась. Готовит она замечательно, тут у нее не отнять. Почти как Илий. Это так одного моего парня звали, он в «Розовой жемчужине» работал. Лет тридцать назад такой ресторанчик на Второй Морской был. Он за мной ухаживал — не ресторанчик, конечно, а Илий. Нашел путь к моему нежному женскому сердечку и уверенно шел по нему: кормил меня всякими деликатесами собственного производства! Ах, как он карасей в пивном кляре жарил! А какая у него уха по-эльфски была! Он и не только рыбу умел виртуозно приготовить, у него и зажаренные перепела очень получались, а уж как он свиную шею запекал, у! Пальчики оближешь! Я тогда в него через эту шею и влюбилась. Жаль, не получилось у нас ничего. Ну, как не получилось… До постели дошло, но там-то все и закончилось. В самый ответственный момент я его в щеку лизнула. Ага, полуметровым языком. А когда он отдернулся от неожиданности, ничего умнее не нашла, как за пояс дополнительными лапками обнять. Чтобы успокоить, да. Дура. Ну и все. Кончилась любовь. Со мной такие вещи постоянно происходят, Илию еще повезло, что у него на глазах я чего пострашнее не выкинула. А то бывало, от меня в окно сбегали, прямо в чем мать родила. Илий-то хотя бы без этого обошелся. Правда, заикаться слегка стал. Сколько я потом не извинялась и не объясняла, что в такие моменты себя не вполне контролирую, он больше со мной дела иметь не захотел. Ах, как жаль! А заикаться со временем перестал — это у него прошло. Вдвойне жаль.