Когда в середине дня наконец они очутились перед входом в Лердал-фьорд, Скуур сказал, что хочет еще раз проверить, продолжает ли машина упрямиться. Доктор Сен-Мишель только передернул плечами. Скуур разогрел запальные головки; потом крутанул маховик мотора. Мотор тотчас заработал. Скуур отвязал буксирный трос, поспешил к рулю, повернул колесо гребного винта. Моторка рванула вперед, оставив позади наемную лодку. Доктор на какое-то время лишился дара речи. Он видел, что Скуур смеется; и услышал, как тот сказал:

— Тем не менее мы опоздаем.

На лице чужой дамы отразилось дикое возмущение.

— Вы меня попросту обманули, — сказала она.

Когда доктор Сен-Мишель еще раз принес извинения, она сделала вид, что не слышит его слов.

На причале в Лердале уже стоял супруг и смотрел на фьорд, на приближающуюся моторную лодку. Мучительные моменты будто нанизывались на одну нить. Недоверчивыми взглядами встретил этот господин свою опоздавшую супругу. Доктора Сен-Мишеля он не удостоил даже приветствием. Когда же доктор попытался что-то пробормотать в свое оправдание, оба супруга повернулись к нему спиной. В этом они проявили единодушие.

У доктора Сен-Мишеля мало-помалу созрело подозрение, что Скуур нарочно подстроил порчу мотора. Тот факт, что машина вдруг безупречно заработала — когда ничего уже нельзя было исправить — обрел в глазах доктора силу доказательства. Отношения между двумя мужчинами заметно ухудшились.

— — — — — — — — — — — — — — — — — —

Можно назвать еще кого-то… думаю, в моей памяти отыщутся и другие, кто уклонялся от преобразования душ посредством пиетизма. И вовсе не каждый из тех, кто не торопился присоединиться к общему поветрию, был пьяницей, или держателем акций профуканной стариковской жизни, или неудачником в делах, или печальным калекой. (Сапожник, чье имя выскочило у меня из головы, каждое утро, чтобы встать, должен был сперва подтянуться, ухватившись за стремя, висящее над кроватью. А та женщина, которая каждую неделю, два или три дня подряд, на берегу реки в медном котле, поставленном на камни, кипятила белье — дым от ее костра из березовых поленьев, разреженный и синеватый, становился частью ландшафта, — разве не была она кривобокой и плоскогрудой, будто за все прожитые годы так и не сформировалась как женщина? Увы, для многих людей само продолжение жизни требует непрестанного мужества.)

На берегу фьорда, в нескольких километрах от Вангена, возле дороги, которая должна была бы вести во Фретхейм (но в то время оставалась незавершенной), жила вдова Нордал. Я только однажды видел ее маленький хутор. (Мы с Тутайном из любопытства нанесли ей визит.) Опрятный дом на одну горницу, маленький хлев с одной коровой. Сад, полный фруктовых деревьев, поле. Муж этой женщины был столяром. Он постоянно работал в Бергене. Оттуда регулярно присылал деньги. Так все и тянулось, пока — несколько лет назад — столяр не умер и не был похоронен на бергенском кладбище. Эта женщина, возможно, за всю жизнь провела с мужем не больше двадцати ночей. Столяр хотел, чтобы его жена и дети не влачили нищенское существование, не ожесточились из-за бесслезной нужды, не заболели от голода. У этой пары родились двое сыновей, Адле и Рагнваль, и, последней, — дочь. Когда мы только приехали в Уррланд, Адле и Рагнвалю было одиннадцать и четырнадцать лет. Когда мы с ними познакомились, каждому из них было на год больше. В шестнадцать лет Рагнваль отправился в Берген, чтобы выучиться там столярному ремеслу и продолжить дело отца. Адле в тот год показался матери достаточно взрослым, чтобы стать ее помощником на хуторе.

От этой вдовы исходило разумное добро. Она любила своих детей с подлинным самоотречением. Жизнь представлялась ей тяжелой задачей; но она никогда не отчаивалась. Она не была близко знакома ни с Тутайном, ни со мной; но слепо нам доверяла, потому что ее сыновья говорили о нас хорошее. В своих сыновьях она не сомневалась. — Она не нуждалась в Боге. Наверное, не представляла себе, что чем-то Ему обязана. Этот Чужой, может быть, и прикоснулся бы с отеческой заботой к лицам ее детей своими большими белыми руками — но этого она не хотела. Она хотела быть предоставленной самой себе.

— — — — — — — — — — — — — — — — — —

Два грузчика — рослых, костлявых, с белой кожей и плоскими удлиненными животами — работали на причале, когда приходил очередной пароход. Они помогали пришвартовать судно. Они принимали у моряков ящики и коробки, бочки, моторы, мешки и катушки проволоки, солому и шифер, уголь и доски, брус и железные инструменты, гигантские чемоданы заезжих торговых агентов — и относили товар в сараи. Они грузили на борт масло, сыры, кожи, забитых и живых животных, коз, свиней, коров, лошадей, березовые поленья, бочки и все те же гигантские чемоданы заезжих торговых агентов. Будь то днем или ночью: как только взревывал паровой гудок очередного судна, они оказывались на своем месте. Работа на причале, сама по себе, не могла их прокормить. Они были плотниками и занимались состыковкой брусьев и балок в новых деревянных домах, которые время от времени возводились в Вангене. На протяжении первого года нашего пребывания в поселке они строили Дом молодежи, по заказу общины. Они также умели класть крыши из красивых плиток природного шифера.

Ночью на молу горел маленький красный фонарь, чтобы облегчить навигацию. Но иногда этот тихий и верный глаз напрасно пялился в темноту. Не то чтобы он потухал, как тот факел, который указывал Леандру путь через Геллеспонт, к Геро^{279}. Просто внезапно с гор спускался туман… Однажды вечером старый пароход «Фьялир» — он был собран из дюймовой толщины железных пластин и имел длинный мощный утлегарь, как на парусном судне, а воду разрезал тяжеловесно и медленно, силою громоздкой поршневой машины, — врезался в угольный сарай^{280}. Деревянная постройка сломалась, издавая странно-разреженные охающие звуки. Сумбурную жалобу, достаточно шумную, чтобы ее услышали повсюду в Вангене. Даже в номера отеля ломился шум, через окна и стены. Паровой гудок, густо-клокочущее пение которого отзвучало совсем недавно, глухие всплески воды, взбалтываемой пароходным винтом, выхолощенный звук удара корабельного корпуса о мол — все это сразу слилось в одну мысль: что возле причала, видимо, случилось несчастье. Мы выскочили на улицу: Тутайн, доктор Сен-Мишель (он как раз был в Вангене и собирался отплыть в Лердал на «Фьялире», как только пароход прибудет из Фретхейма), Элленд, Янна, я. Пароход остановился. Штурман отдал команду для машинного отделения: «Полный назад!» — Теперь «Фьялир» заскользил прочь от причала, а сарай, повисший на утлегаре, окунулся в воду. Еще несколько щелкающих звуков — и судно освободилось от неудобной ноши. Начались обычные причальные маневры. Крепкие железные пластины пароходного корпуса выдержали удар. Судно не пострадало. Между прочим, тогда тумана над фьордом не было. Была лишь темная, безлунная зимняя ночь. Даже звезды, казалось, угрюмо хмурились, когда цедили свой скудный свет… это неохотно даваемое свидетельство о наличии у них огня. Одного торгового агента снесли с парохода на берег. Он был до бесчувствия пьян. Штурман, под чьим руководством осуществлялись маневры, бóльшую часть ночи провел в отеле. Так что мы смогли составить для себя цельную картину происшедшего.

«Зал», где мы жили, примыкал к номеру меньших размеров; между двумя этими смежными помещениями имелась дверь. Обычно она была закрыта на засов, не очень крепкий. В тот вечер, лежа в постелях, мы могли слышать, как пирушка, начавшаяся, очевидно, еще на пароходе, продолжается теперь рядом с нами. Мы различали голоса трех мужчин. Один из голосов принадлежал Элленду. Трое пирующих пытались — видимо, с оглядкой на нас — избегать всякого шума… Я заснул, а проснулся через некоторое время с громким вскриком. Потому что увидел в свете маленькой керосиновой лампы, как дверь в соседнее помещение распахнулась. Тутайн, не вставая с кровати, швырнул в проем двери кувшин, наполненный водой. Элленд и штурман за ноги втащили лежавшего на нашем полу человека в соседнюю комнату, а дверь снова закрыли. Торговый агент, наверное, упал и, стукнувшись о дверь, невольно отодвинул дверной засов. На следующее утро он вошел к нам через ту же дверь, одетый только в рубаху и подштанники, чтобы принести свои извинения. Тутайн быстро отделался от него, чуть ли не задвинув непрошеного гостя обратно…