Кудрявое красноречие английского путеводителя не упоминает о том, как во время великого народного национального восстания в 1857 году люди Бенареса поднялись против английских колонизаторов с таким единодушием, что лишь предательство феодалов спасло англичан от серьезного поражения.

В этом справочнике не говорится и о том, сколь разностороннюю, злокозненную энергию проявили английские колонизаторы, чтобы «остановить время», повернуть страну вспять, разорвать живое и единое тело народа на племена, касты и секты, чтобы невозбранно властвовать и грабить страну.

Погрузившиеся в землю древние храмы Бенареса с каменными, остроконечно вытянутыми куполами тесно жмутся друг к другу, стена к стене.

Широкими уступами желтый песчаник спускается к Гангу. Жирные, бурые от ила воды его лоснятся золотым блеском солнца.

На каменных лежаках массажисты растирают маслом тела зажиточных паломников: это предохранит от простуды после священного омовения.

Здесь же орудуют цирюльники и изгонители кишечных червей. Под большими оранжевыми зонтами сидят наиболее почтенные посетители, и браманы мажут им лбы красными и белыми полосами.

Священные гхаты[5] Ганга напоминают своеобразный пляж. И думается, что многие пришли сюда просто выкупаться; молодежь плавает в реке с истым наслаждением, некоторые по–русски — саженками.

Тут же, на берегу, стирают бельишко.

И если бы не просторные каменные террасы у храма Тарке–Швара, где закопченные домры с бамбуковыми шестами в руках ворочают головешки в кострах, на которых сгорают трупы, если бы не прокаженные и не больные слоновой болезнью с их исполинскими ступнями или ухом, в которое можно завернуть голову человека, если бы не благоговейный пыл, с каким совершающие омовения пьют воду Ганга, смешанную с помоями городских сточных канав и с пеплом кремированных, — во всем остальном, пожалуй, пе было бы ничего необычайного.

Большинство паломников — просто–напросто пожилые несчастные люди, потерявшие работу или землю или не могущие работать от старости или по болезни. Безысходность привела их на берега священного Ганга, где смерть от голода и истощения может быть сочтена религиозным подвигом, где почтенные браманы и бесноватые юродивые, состоящие на храмовом довольствии, восславляют подавление плоти, страдание, голод.

И сотни тысяч отверженных, выброшенных из жизни, лишенных труда, бродят от храма к храму, от одного священного места до другого, пока, обессиленные, не падут на землю, разбросав свои топще руки, покрытые старыми, твердыми, как камень, мозолями! Да! В своем преобладающем большинстве паломники — это труженики, лишенные работы, и их скорбное отчаяние не более похоже на религиозный фанатизм, чем упражнения йогов похожи на физкультуру.

Самые горестные и обездоленные из паломников — эта беженцы из Пакистана, жертвы британского мщения Индии за ее стремление к свободе и независимости.

Из тела Индии англичане с кровью вырезали куски и отдали их Пакистану, чтобы посеять религиозную рознь, превратить сотни тысяч индуистов и мусульман в бездомных изгнанников.

В Чанки–Гхате эти паломники поклоняются изображению змей; в храме Дурге — властителю обезьян Гануману; в храме Вишну они падают на колени перед изваянием священной коровы. Но, собираясь вместе на берегах Ганга, эти бывшие крестьяне, ремесленники, пастухи — индуисты и мусульмане с печалью говорят о своей судьбе.

Вот о чем рассказали нам на ступенях гхат два паломника: один — бывший крестьянин из Пакистана; другой — бывший рабочий из Калькутты.

При разделе Индии основные районы по производству джута и длинноволокнистого хлопка отошли к Пакистану, но предприятия по обработке хлопка и джута остались в Индии.

Крестьянину некому было продать урожай хлопка. Он не мог уплатить аренду за землю и был изгнан с нее. Он покинул родину, думая в Индии наняться на плантации хлопка. Но и здесь работу себе не нашел.

Рабочего уволили с текстильной фабрики. Производство значительно сократилось в связи с отсутствием сырья. Он не хотел уходить с фабрики, вместе с другими рабочими заперся в цехе, оказал сопротивление полиции, сидел в тюрьме, попал в черные списки, с тех пор скитается по святым местам.

Крестьянин–мусульманин, рабочий–индус. Иногда им везет: их нанимают носить покойников за несколько сот километров к месту сожжения на берегах Ганга.

В Бенаресе множество религиозных сект и различных школ аскетов, где изучаются теория и техника умерщвления плоти, столь хорошо постигнутые тысячами безнадежно скитающихся паломников.

В одном из храмов мы познакомились с жрецом–аскетом. Это был человек «средней упитанности», в роговых очках, закутанный в апельсинового цвета мантию.

С профессорским достоинством он рассказал хорошим английским языком об основных философско–религиозных догмах его секты и порекомендовал для более глубокого ознакомления ряд книг, недавно выпущенных английскими и американскими издательствами. При этом он несколько иронически заметил, что за последнее время американские миссионеры проявляют повышенный и не лишенный практицизма интерес к индийским сектам. Хотя сами они не морят себя голодом, не измеряют расстояния от одного святого места до другого собственным телом, распростираясь на земле после каждого шага, но пренебрежение к обрядам не мешает им быть столь яростными и неотступными поборниками некоторых религиозных принципов, что смущает иных верующих и даже вызывает их недовольство.

Насколько я понял, почтенный жрец намекал па то, о чем нам уже рассказывали многие индусы. Проникая в различные религиозные организации Индии, некоторые «миссионеры», а попросту говоря, американские агенты, пытаются отсюда наносить коварные удары по тем прогрессивным намерениям, которые осуществляет сейчас правительство Индии.

Так, например, в Бомбее вы уже не увидите священных коров. Вид этих костлявых, голодных животных, печально слоняющихся по узким улицам других городов и с несвойственным этим животным проворством бросающихся к каждой оброненной на мостовую травинке, вызывал у нас только чувство сострадания. Правительство штата создало животноводческую ферму и отправило туда животных. Но это мероприятие обеспокоило американских дельцов. В Индии, по данным 1940 года, насчитывалось более 200 миллионов голов крупного рогатого скота; в Америке — всего около 100 миллионов. Между тем американские монополисты экспортируют в страны Южной Азии, и в том числе в Индию, кожанные изделия и другие продукты животноводства.

Если правительству Индии удастся организовать животноводство, улучшить продуктивность скота и использовать полученную продукцию для производства различных изделий, американским монополистам угрожает потеря азиатских рынков. Потому–то и начали американские поборники различных сект широкую пропаганду в защиту прав священных коров на извечную беспризорность.

Самые пылкие статьи против организации животноводческих хозяйств в Индии были написаны знатоками религиозных устоев по заказу встревоженных владельцев чикагских боен.

Так же были встречены и правительственные мероприятия по борьбе с саранчой. По свидетельству профессора М. С. Дунина, одна большая стая саранчи в Индии весит около 44 миллионов тонн, то есть превосходит живой вес 700 миллионов человек, а каждая особь саранчи пожирает в течение своего существования растительную пищу, превосходящую ее собственный вес в восемь–десять раз…

Понятно, что налеты саранчи — величайшее национальное бедствие. И вот англо–американские агенты пытались взять под защиту крылатых вредителей, используя те религиозные секты, чьи принципы запрещают наносить любому живому существу вред.

На прощание жрец подарил нам книгу на санскритском языке. Он сказал с гордостью:

— В библиотеке Бенареса хранятся шестьдесят тысяч санскритских манускриптов, написанных 700–800 лет назад. Я составил каталог манускриптов. Если оп привлечет внимание какого–нибудь русского ученого, я буду счастлив…