Александр же Невский, получив из рук хана Сартака ярлык на великое княжение, тем же летом 1252 года, был отпущен из Орды. Его путь к Владимиру не был усыпан розами. Он проезжал через села, и нигде не был встречен радостным колокольным звоном и хлебом-солью. Народ взирал на князя хмуро, продолжая думать, что именно Невский навел на Русь безбожных татар, кои при своем возвращении в степи, разграбили и пожгли немало поселений.

Александр видел это, и на душе его становилось горько. Как же доверчив русский народ! Невский смотрел на понурых (зачастую, враждебных) мужиков и сердце его сжималось от боли. Так и хотелось отчаянно крикнуть:

— Одумайтесь, мужики! Не верьте поганым! Аль не я спасал Русь от свеев и крестоносцев. Неужели я способен предать свой народ? Одумайтесь!

Но кричала и стонала лишь душа: не будешь же доказывать каждому русичу свою неповинность. Но и молчать нельзя. Он скажет своё слово в стольном граде, на Соборной площади, перед храмом Успения Пресвятой Богородицы.

Тревога не покидала Александра Невского до самого Владимира. Признают ли его Великим князем всея Руси? Не крикнут ли со стен: убирайся в свой Новгород! Пожалуй, так и будет.

Но «Александр благоразумными представлениями, смиривший гнев Сартака на россиян и, признанный в Орде великим князем, с торжеством въехал во Владимир. Митрополит Кирилл, игумены, священники встретили его у Золотых ворот, также все граждане и бояре под начальством тысяцкого столицы, Романа Михайловича. Радость была общая. Александр спешил оправдать ее неусыпным попечением о народном благе, и вскоре воцарилось спокойствие в великом княжении: люди, испуганные нашествием Неврюя, возвратились в дома, земледельцы к сохе и священники к алтарям».

(Так написал летописец Невского. Но мы уже знаем, как приукрашивали жизнь своих властителей придворные летописцы. Скорее всего, «радости общей» не было. Думается, простонародье встретило Александра настороженно. Злая весть, вовремя брошенная татарами о том, что Невский навел Орду на Русь, не выветриться десятилетиями. Пышный же въезд Александру устроили бояре и духовенство, враждебно относившиеся к Андрею Ярославичу, за его резкое неприятие татар. Им было что терять: богатые монастыри и храмы, состоятельные владения и вотчины).

«И вскоре воцарилось спокойствие». Вот и здесь летописец оказался не прав.

Многие именитые, крупные города не захотели признать власть нового великого князя. Этим не преминул воспользоваться младший брат Невского, Ярослав Ярославич. Он всюду говорил:

— Невский люто возненавидел моего брата Андрея с того дня, когда тот сел на Владимирский стол. Никто его в Орду не вызывал. Он сам прибежал к ханам, всячески оболгал Андрея и попросил Орду напасть на Владимирское княжество. Это благодаря Невскому татары надругались над моей женой, захватили в полон моих детей, убили не только воеводу, но и многих безвинных людей. Переяславль же так пограбили, что вернувшиеся в пустой град люди, десятками мрут от глада и мору. Нужен ли нам такой великий князь — татарский лизоблюд?!

Слова эти были хорошо услышаны в Новгородской и Псковской феодальных республиках.

Князь Василий Александрович (старший сын Невского), сидевший в Новгороде, был «выгнаша вон».

Князь Ярослав Ярославич вначале был принят на княжение в Псков, а затем его пригласили и новгородцы.

Отказ Новгорода и Пскова (и других городов обеих республик) подчиниться великому князю, привело Александра Невского в раздражение. Он не для того стал великим князем всей Руси, чтобы спокойно взирать на междоусобицы и крамолы. Он не позволит Пскову и Новгороду выйти из-под его державной руки.

Александр Ярославич занял Торжок, куда бежал его сын Василий, а затем «со многыми полкы» двинулся на Новгород.

Однако городская беднота, отстаивая «новгородские вольности», обособленно от бояр, собрала своё вече у храма Николая Чудотворца и твердо заявила: «стати всем, либо живот, либо смерть за правду новгородьскую, за свою отчину».

Восставшая чернь резко отрицательно отнеслась к походу Невского и сместила посадского и тысяцкого, кои просили открыть ворота Александру Ярославичу.

Однако городская знать, напуганная движением черни, заколебалась и учинила «совет зол, как победити меньших людей, а князя Александра вовести на своей воли».

Войска Невского подступили к Новгороду. Посланник Александра Ярославича явился на вече и сообщил, что Невский требует выдачи нового посадника, избранного мятежными людьми, грозя идти на город ратью. Но вече отказало Невскому. Три дня разгневанный Александр Ярославич простоял у стен Новгорода. А бояре, тем временем, сумели отстранить от власти посадника, расколоть разными посулами бедноту и открыть ворота Невскому. Часть восставших, не захотевших покориться великому князю, была казнена.

(С этого дня Александр Невский, вплоть до своей кончины, решительно подавлял любое антифеодальное народное выступление. Опираясь на широкие слои служилых бояр и дворян, он сумел объединить в своих руках всю Северо-восточную и Северо-западную Русь. Политика князя Александра оказалась настолько дальновидной, что впоследствии в новых, более благопрриятных для великокняжеской власти условиях, она надолго легла в основу действий Ивана Калиты и его преемников на московском столе).

Посадником Новгорода возведен ставленник Невского, а на княжеский стол был возвращен сын Александра, Василий.

Однако не прошло и двух лет, как Господин Великий Новгород вновь восстал. Великий хан вызвал Александра в Орду и ультимативно потребовал, чтобы Новгород, как и все города, платил татарам поголовную дань, иначе Невский лишится своего великокняжеского стола. И вот «герой Невский, некогда ревностный поборник новгородской чести и вольности, должен был с горестию взять на себя дело столь неприятное и склонить к рабству народ гордый, пылкий, который всё еще славился своею исключительною независимостию». Вместе с ордынскими баскаками Александр, взяв с собой во Владимире мощную дружину, поехал к Новгороду. Новгородцы же, изведав о намерении татар и великого князя, пришли в ужас. Вновь заклокотало вече, на коем было твердо решено — сопротивляться! Горожан попытался уговорить посадник Михалко, что сопротивление бесполезно. Однако разгневанные новгородцы жестоко расправились с Михалкой и выбрали себе другого посадника.

Даже юный князь Василий, по совету своих бояр выехал в Псков, где заявил:

— Я не хочу повиноваться отцу, везущему с собой оковы и стыд для вольных людей.

Новгородцы допустили Невского на вече, где он просил горожан смириться с поголовной данью, иначе Орда выставит на Новгород огромную рать и погубит город. Но новгородцы твердо стояли на своем решении и были готовы к отчаянному отпору. Александр Невский, видя дерзостное настроение людей, не посмел отдать приказа дружине на подавление восстания: погибли бы тысячи новгородцев. Он надумал ждать более удобного момента.

Александр Ярославич, негодуя на ослушного сына, распорядился схватить его в Пскове и под крепкой стражей отвезти во Владимир. А бояр, наставников Василия, повелел казнить без милосердия. Некоторым Невский приказал выколоть глаза, другим — отрезать нос, третьим — вырвать язык.

Весь год Александр оставался в Новгороде, предвидя, что великий хан не удовольствуется щедрыми дарами. Так и случилось. В Новгород пришла весть, что всеордынское войско готовится выступить на непокорный город. И вновь Невскому пришлось уговаривать вече. На сей раз доводы его показались убедительными и новгородцы, понимая, что война с татарами принесет неисчислимые бедствия, согласились, наконец, на поголовную дань.

В город явились представители хана, Беркай и Касачик с женами и со многими «численниками» для переписи людей, и начали собирать дань, «но столь наглым и утеснительным образом», что новгородцы вновь восстали, угрожая татарам покидать их в реку Волхов. Ордынцев не замедлил защитить Александр Ярославич, приставив к ним крепкую стражу. Но мятеж не утихал. Бояре советовали народу исполнить волю княжескую, а народ ничего не хотел слышать о дани и собирался вокруг Софийского собора, желая умереть за честь и свободу Новгорода: ибо разнесся слух, что татары намерены с двух сторон ударить на город.