— Через мерзость, подкупы и вероломство? Я так не могу, батя. Хочу честно людям в глаза смотреть.

— Опять ты за своё, дурак набитый!

И вновь принималась свистеть крученая плеточка.

Когда Федору стукнуло семнадцать лет, Ярослав Всеволодович решил: «Женить, дурака, и непременно на умнице. Такую сыскать, дабы от всяких глупостей муженька отлучила».

Надумал с братом своим посоветоваться, великим князем Юрием Всеволодовичем. Тот долго не раздумывал, как на блюдце поднес:

— Есть такая умница, даже чересчур. Давно в девках засиделась. А всё из-за чего? В науки разные, вишь ли, влезла, за уши не оттащишь. Сказывают, шесть языков иноземных ведает, ума-де палата.

— Да кто ж такая? — удивился Ярослав. — Неужель, брате, еще одна Мария Черниговская на Руси появилась?

— В самую точку угодил. Старшая сестра ее, Феодулия. И умом взяла и лицом пригожа. На Марию смахивает.

— Ну что ж, брате… Породниться с Михайлой Черниговским — большая честь для любого князя. Отдаст ли?

— Отдаст, коль сам великий князь поклонится.

— Уж порадей, брате.

— Порадею. Михайла Черниговский ныне на половца намерен идти, у Северских князей помощи затребовал, но те не шибко-то и разбежались. Вновь свары меж собой затеяли, берегут свои дружины. А я Михайле пятьсот воинов пришлю, то немалое подспорье.

Ярослав Всеволодович с удивлением глянул на великого князя. И чего это он вдруг расщедрился? Обычно скуп, воды из него не выжмешь, а тут целое войско Михайле Черниговскому отвалил. Не из-за Федьки же!

— Спросил напрямик:

— Какая выгода тебе, брате, такую дружину посылать?

— А когда я без выгоды чего делал? — довольно ухмыльнулся Юрий Всеволодович. — Это вас всех учить надо, пропали бы без меня. Так мотай на ус. Давненько меня притягивает Черная Русь[181]. Лакомый кусок, не зря на него Немецкий Орден и Литва зарятся. Я Михайле помогу, а он мне. Пирогом же вместе поделимся, хе-хе.

Михайла Черниговский отнесся к предложению великого князя с должным пониманием. Он, горячий сторонник объединения всех русских земель, и сам давно помышлял сблизиться с Черной Русью.

Венчание наметили на Покров — свадебник 1233 года. Жених и невеста друг друга до свадьбы не видели. (Смотрин зачастую не делали: всё решали родители). Правда, Феодулии рассказали, что жених красив лицом и нравом добрый. Видел жениха ближний боярин Федор Андреевич, бывавший по делам в Переяславском княжестве. А ближнему боярину, одному из своих учителей, княжна бесконечно доверяла.

— Славный княжич, душевный, нравом веселый. С таким счастливо проживешь.

Княжна была весьма довольна рассказом боярина, а вот княжич Федор Ярославич с первого же дня, узнав о намерении отца, потерял всякий покой. Он уже второй год был безумно влюблен в местную боярышню Аринушку, стройную, кареглазую девушку с ласковым сердцем. Встречались редко, накоротке, да и то украдкой. Но какими были эти счастливые минуты! Какое блаженство испытывали Федор и Аринушка!

Однажды всепоглощающая страсть их так захватила, что Аринушка полностью отдалась своему любимому. Это случилось в конце июля, и через месяц боярышня еще ничего не почувствовала. Не догадывался о беременности своей лады и княжич Федор. Как-то им удалось еще раз встретиться, и вновь был незабываемый, волшебный час.

И вдруг, как гром среди ясного неба. В покои вбежал разгневанный отец и коршуном налетел на сына:

— Кто тебе позволил с дочкой боярина Григория Хоромского снюхаться?! Сучий сын!

Федор на какой-то миг растерялся, он не знал, что и ответить отцу. А может, он еще ничего толком и не ведает?

— Чего застыл, как пень? Не такой, оказывается, ты простачок. И времечко подобрал подходящее. Я — в Чернигов, а Хоромский с боярыней на богомолье снарядились, а деточки — в глухой садик. Ах ты, поганец!

Долго бушевал, а когда остыл, ткнул мясистым перстом на лавку и жестко молвил:

— Садись и слушай мое отцовское повеление. На Покров женю тебя, дурака, на дочери князя Черниговского, княжне Феодулии.

Неожиданная новость повергла княжича в оторопь.

— Невеста богатая, умом горазда. Хватит тебе баклуши бить.

Федор встал на колени.

— Не нужна мне княжна Черниговская. Выдай меня за Арину Хоромскую. Христом Богом умоляю, батюшка!

— Ты что оглох или белены объелся? Сказано за Феодулию, и будь радешенек родительскую волю исполнять.

Федор был потрясен: он закрылся в своей комнате и никого не впускал, а затем, за день до свадьбы, бледный, весь потухший, зашел к своему младшему брату Александру, кой уже слышал о предстоящей свадьбе.

Федор, со слезами на глазах, ходил взад-вперед по покоям и с отчаянием в голосе твердил:

— Не хочу никакой свадьбы. Не хочу!.. Уж лучше сбегу куда-нибудь. Я одну Аринушку люблю, одну Аринушку!

— А возьми да и сбеги, подумаешь родительская воля, — неожиданно для себя ляпнул вдруг кощунствующие слова тринадцатилетний Александр.

— И сбегу! А то и…

… После продолжительного молчанья Александр Невский раздумчиво и горько произнес.

— Это были последние слова, кои услышал я от брата. А дальше…дальше сплошные загадки. Отец приставил к Федору стражу. Брат не мог выйти даже на крыльцо. Под окнами его комнаты стояли караульные. Тем временем, приехали великий князь с княгиней Феодосьей, твои родители с дочерью Феодулией. Близился час венчания в соборном храме, но жених так и не вышел к невесте. Зато вышел отец с заплаканным лицом и объявил:

— Княжич Федор скончался от сердечного удара.

Феодудия упала в беспамятстве, и на другой же день постриглась в суздальский Ризположенский монастырь, под именем Ефросиньи. Ты ведь посещала Суздаль, княгиня?

— И неоднократно. Но сестра ничего не знает о таинственной смерти твоего брата… Да и что она может знать, или о чем-то догадываться. Ведь она в глаза не видела Федора.

— А ты, Мария Михайловна, о чем-то догадываешься?

— Да, Александр. Твой брат не мог погибнуть от внезапного сердечного приступа. Он никогда не жаловался на сердце. Это уж твой отец распустил слух, что его сын иногда страдал грудной жабой. Сущая ложь. Здесь одно из двух: либо Федор сам выпил отравленное зелье, либо ему подмешал в кубок отец. Я даже представляю себе такую картину. Все высокие и почетные гости собрались в храме, а твой отец с сыном так и не могут выйти из своих хором. Федор наотрез отказывается выйти к венцу. Ярослав Всеволодович всячески уговаривает, но сын тверд и неумолим. Тогда князь Ярослав со страхом понимает: его ждет несмываемый позор. Великий позор! Сын вышел из послушания отца. Ярослав представляет, как над ним будет смеяться вся Русь. И тогда он принимает чудовищное решение — убить сына. Это единственный способ избавиться от позора. Ярослав примиренчески говорит Федору:

«Хорошо, сын. Я пойду тебе навстречу и отменю свадьбу. Жди меня здесь с ответом невесты. Я придумал, что ей сказать».

Но Ярослав идет не в храм, а в свои покои и возвращается с двумя кубками.

«Я всё уладил, сынок. Выпьем за благополучный исход».

«Но что ты сказал невесте?» — жалея Феодулию, спрашивает Федор.

«Она — умная девушка, Немного огорчилась, но простила тебя. А теперь выпьем к твоей радости. Отдам тебя за дочь Хоромского».

Федор с удовольствием осушает кубок и замертво падает. Ярослав надежно прячет кубок в своих покоях, а затем посылает ближнего холопа в покои сына.

«Глянь, собрался ли, наконец, к венцу Федор. Уж до чего нерасторопный!».

Холоп вскоре возвращается:

— Твой сын мертв, князь!

Ярослав Всеволодович делает испуганное лицо и бежит в комнату Федора…

— У тебя богатое воображение, Мария Михайловна, но оно настолько убедительно, что начинаешь верить в твое предположение. Теперь мне легче понимать, как ты писала свое «Слово»… Но есть и другая загадка. Что стало с дочерью Хоромского?

— Мне известно, Александр, лишь то, что известно и тебе. В день смерти Федора, Арина Хоромская бесследно исчезла. Можно выдвинуть несколько домыслов, правда, один из них вполне вероятен. Арина, догадавшись, что у нее будет ребенок, решила покинуть отчий дом. Если у нее где-то родилась дочь, то ей сейчас уже шестнадцать лет. А может, и отыщется когда-нибудь твоя племянница, Александр.