— А я рассчитывал шокировать магглов, — усмехнулся Драко. — Ты испортил мне удовольствие.
— Мon garcon, ведь я же объяснял тебе, что отношения между мужчинами хороши не потому, что они могут шокировать, а просто потому, что они хороши, — Ксавье поморщился. — Иногда ты ведешь себя просто удивительно глупо.
— Ты чрезвычайно мил со мной сегодня, — желчно отозвался Драко.
— Ты это заслужил, — холодно ответил Ксавье и повернулся к Гарри: — Что будете заказывать, мon ami?
Вино? Шампанское? Коньяк? Что-нибудь на сладкое?
— Эээ… — Гарри растерянно уставился в меню. — Не знаю… Что-нибудь на ваш вкус.
— Bien, — Ксавье, чуть откинувшись на стуле, щелкнул пальцами, и официант появился перед ними так быстро, словно был не магглом, а волшебником. Ксавье сказал несколько фраз по-немецки, и гарсон столь же эффектно испарился.
Очень скоро перед молодыми людьми появились три запотевшие бутылки белого вина, три тонких бокала и блюдо с пирожными. Пирожные выглядели так соблазнительно, что Гарри немедленно ухватил одно, не дожидаясь, пока гарсон разложит их по крохотным тарелочкам, к которым прилагались такие же крохотные вилочки, и откусил сразу половину, естественно, вымазав губы и даже нос. Слизывая с губ крем, Гарри осознал, что за столом наступило то, что в театре называют «немая сцена». Ксавье, Драко и даже официант, позабыв про недооткупоренную бутылку в руке, смотрели на него с абсолютно одинаковым, но не поддающимся идентификации выражением лица.
— Что-то не так? — тихо спросил Гарри, опуская пирожное и чувствуя, как у него горят уши.
— Mon Dieu, done moi assener ce gars, et je me fait moine![16] — негромко произнес Ксавье. Драко закрыл лицо руками и тихо заржал. Гарсон покраснел, открыл бутылку, разлил вино по бокалам и исчез.
— Все в порядке, Поттер, — прохрипел Драко, вытирая слезы. — Не бери в голову, но помни на будущее, что есть такая вещь, как десертные вилки.
— Не слушай его, — покачал головой Ксавье. — Полагаю, что этот способ гораздо вкуснее.
И он, прихватив пирожное двумя пальцами, отправил его в рот.
Три бутылки оказались пустыми практически моментально. Гарри, как всегда, тут же опьянел, и, видимо, именно по этой причине ничего не мог сделать с рукой Ксавье, которая под столом бесстыже забралась на его ногу и ласкала внутреннюю сторону бедра. При этом Ксавье, все еще бессовестно трезвый, с абсолютно невинным видом рассказывал им о своем «nouvelle passion». «Рassion» было музыкантом, пока еще малоизвестным, но, как утверждал Ксавье, подающим весьма большие надежды.
— Очаровательный бисексуал и совершеннейшая шалава, — пел Ксавье, а его рука нежно кралась тем временем у Гарри меж ног. — Но такой милый, что его невозможно ревновать.
Гарри чувствовал, что еще немного этой пытки, и он сойдет с ума или кончит прямо здесь. К счастью, в этот момент зазвучало танго, и Ксавье, до того не обращавший на музыку внимания, моментально среагировал.
— Потанцуем? — он метнул жадный взгляд на Гарри.
— Я не умею… — пробормотал тот и едва не вскрикнул, потому что в этот момент рука подобралась к самой ответственной точке.
— А ты? — Ксавье лукаво глянул на племянника.
— Хорошо, — Драко встал, потягиваясь. — Можно и размяться. Но ведешь ты.
— Как всегда, — улыбнулся Ксавье.
Едва переводя дыхание после приставаний наглого француза, Гарри наблюдал, как парочка стремительно двинулась к танцплощадке. Народ, выделывавший маловразумительные па, расступился, давая им место, и два умопомрачительных блондина — один золотой, другой платиновый, — ринулись в танец как в бой.
Так могут танцевать только любовники, с внезапной ревностью подумал Гарри. Руки Ксавье бесстыже и чувственно скользили по тонкому телу Малфоя. Властно швыряли на пол, сжимали в объятиях и отталкивали.
Драко, стройный, гибкий, то покорный, то бунтующий, бросал на партнера обжигающие взгляды, полные, как и эта музыка, ненавистью и любовью одновременно, и то бросался в объятия, то словно стремился убежать, и тогда рука Ксавье хватко цепляла его запястье, и возвращала обратно, и бросала на колени, и как будто била по щекам, а губы француза меж тем двигались почти безостановочно. Ритм он, что ли, считал?
В прошлом году Драко учил Гарри танцевать вальс, и тустеп, и даже самбу, но почему-то не этот бешеный, чувственный танец, а ведь он так подошел бы к их отношением. Огонь, лед, побег, возвращение, поцелуй, укус, объятие, удар… Тяжелые кудри Ксавье выбились из прически и взлетали, как крылья, отражая неяркий свет ламп, легкие как шелк пряди Драко намокли от пота и падали ему на лицо…
Гарри встал и, пошатываясь, побрел на поиски туалета. Ему жизненно необходимо было расслабиться.
Он снял очки, включил холодную воду и ополоснул лицо. Подумал — и сунул голову под кран. Когда по коже побежали мурашки, он выключил воду, выпрямился и посмотрел на свое отражение в зеркале. Вода, стекая по волосам, сбегала за воротник рубашки, и тело рефлекторно вздрагивало от прикосновения ледяных струй.
Из зеркала на Гарри смотрел растрепанный подросток с полубезумным взглядом зеленых глаз, обведенных темно-синими кругами. Зрачки расширены, как у наркомана. Губы — ярко-алые от прилившей к ним крови. Их не остудила даже ледяная вода.
Гарри прижался лбом к стеклу. Тогда, весной он так и не увидел свое отражение в виде Драко. Когда он пришел в себя в чистой и белой клинике при Министерстве — «тюремной больнице», как он тут же мысленно окрестил ее, он уже был самим собой. Никто не сказал ему, как долго он пребывал в теле Драко.
Интересно, если бы он побыл Драко чуть дольше и в сознательном состоянии, было бы это похоже на существование в своем теле? Может быть, сейчас он бы знал, чувствует ли Малфой его желание или хочет ли его сам…
Господи, когда же это кончится? Ты вообще можешь думать о чем-то другом?
Дверь за спиной Гарри открылась, и в зеркале на мгновение мелькнули золотые отблески. Гарри не успел среагировать — его развернули, оторвали от раковины, прижали спиной к стене, и чужие губы — горячие и властные — овладели его ртом.
Охнув, Гарри предпринял слабую попытку вырваться, но одна рука француза тут же скользнула ему под майку, и пальцы грубо сжали сосок, а вторая прошлась по внутренней стороне бедра, лишив Гарри остатков воли.
— Нет… — выдохнул он. — Не надо… Отпустите меня…
В ответ настойчивые губы захватили в плен его ухо, обжигая горячим дыханием, язык скользнул в ушную раковину. Ооо… Ощущения были невыносимо восхитительными, но это были лишь ощущения тела. Чем настойчивее становились руки и губы, тем отвратительнее чувствовал себя Гарри. Мерзко… Неправильно…
— Отпустите же… — прошептал Гарри. В этот момент Ксавье ловко расстегнул ему брюки, и обе его руки пробрались под ремень сзади. Пальцы стиснули упругую плоть. — Прекратите!..
— Тебе не нравится? — прошептал Ксавье ему в ухо, приостановив движения языка, до этого скользившего по шее Гарри. — Я тебе противен?
— Нет… Я не хочу… — наглые руки сжали его ягодицы, и Гарри ахнул.
— Не хоче-е-ешь? — пропел Ксавье. — Да-а-а?.. А чего же ты хочешь? — он вдруг выпустил Гарри и сделал шаг назад. Юноше пришлось подхватит свои штаны, чтобы они не рухнули на пол. — Ты просто сочишься желанием, как свежее мясо — кровью. Я понял это, как только увидел тебя. Скажи, что я вру, — француз рассмеялся. — Я знаю ваш возраст. Вы хотите постоянно. Но твое желание — как же это? — пер-со-ни-фи-ци-ровано, — произнес он по слогам. — Дра-а-ако… Да… — и он снова рассмеялся, на этот раз — выражению лица Гарри. — Драко в это лето словно с цепи сорвался. Трахал все, что движется. Иногда бросал мрачные намеки… Это он о тебе говорил, да? Что ты ему сделал?
— Ничего… — прошептал Гарри с отчаянием. — Ничего я ему не сделал. Почему бы вам не спросить у него, что он мне сделал?!
— У вас были какие-то препятствия, да? — спросил Ксавье. — Этот гнусный ублюдок, его папаша, мешал, верно? Но сейчас разве есть что-то, что вам мешает?
