Теперь, когда юноша прочитал письмо, всё вокруг казалось ему прекрасным. От радости он не знал, что ему делать. Спрятав стрелу под коттой (ему не хотелось, чтобы кто-то её видел), он пошёл в город, в дом своего рода, где все давно поднялись, ведь солнце стояло уже высоко. Подойдя к кровати, он положил стрелу в ящик, где хранил все свои сокровища, а письмо засунул за пазуху. Весь день он ходил радостный и довольный собой, как ходит человек, узнавший хорошие вести раньше других. Камнеликий заметил это и сказал:

– Сын мой, ты счастлив. Скажи, весна ли так взбудоражила твою кровь, что ты радуешься всему вокруг, или ты получил какое-то известие? Нет, не надо отвечать. Я дам тебе совет: когда ты в следующий раз пойдёшь в лес, возьми с собой опытного и мужественного воина, того, кто любит тебя, того, кто умрёт за тебя, если потребуется, того, кто вовремя заметит, что тебе нужна помощь. А иначе – берегись, смотри, в лесу много зла, а больше всего берегись братьев тех двоих, что были убиты в Лесной деревне.

Златогривый заставил себя учтиво ответить старику. Он поблагодарил его за предложение и сказал, что в будущем так и поступит. На этом их разговор окончился, и Камнеликий ушёл куда-то, довольный собой.

Божественноликий уже устал. Он не хотел привлекать к себе внимания, не хотел ни с кем говорить, а потому пошёл с Ликородным на поле ухаживать за овцами. К вечеру он устал ещё сильнее и был немногословен. Когда же отец заговорил с ним о Наречённой, пошутив, что он слишком медлителен для жениха, Златогривый не изменился в лице, а просто ответил то, что первым пришло ему в голову.

На следующее утро юноша был на ногах ещё до появления зари. Он собрался и облачился в искусно выкованную кольчугу отцовской работы. Она доходила до колен и была надёжной защитой. Поверх кольчуги юноша надел красиво вышитую зелёную котту, затем подпоясался боевым мечом работы деда. Это был очень хороший меч, и назывался он Стражем Дола. На голову юноша надел прочный шлем, за спину перекинул небольшой круглый щит, в руку взял два копья – коротких, но с крепкими древками и острыми стальными наконечниками. С таким снаряжением Златогривый покинул город ещё до зари и, выйдя на Дорогу Дикого Озера, направился в сторону леса. Он ни разу не остановился, а когда решил перекусить, то поел, встав под дубом близ едва заметной тропы. Когда же он вышел на лесную полянку, на которой давным-давно стоял бражный зал древнего рода, он огляделся. Он считал такие места вполне подходящими для нападения каких-нибудь жутких лесных духов, но ничего не происходило. Юноша нагнулся и осторожно попил из лесного ручья – всё по-прежнему было тихо. Юноша пошёл дальше. Ему попадались и другие такие же места, которые он проходил очень осторожно, так как ему казалось, что там мог притаиться враг. Но с ним так и не случилось ничего плохого, и вот, наконец, он вышел на ту поляну, где когда-то вечером на него набросился Лесной Хозяин.

Златогривый пошёл прямо к дому. Сердце его стучало сильнее, и юноша едва верил, что он может встретить там ждущую его Подругу. Когда же он толкнул дверь, она легко поддалась, и, войдя, юноша не увидел внутри ни единой души. Стены были голые (щиты и оружие, что висели на деревянных панелях, сняли). Зато пёс и в самом деле был привязан к скамье близ возвышения. Зверь, натянув кожаный ремень, зарычал на юношу, шерсть на его загривке поднялась дыбом. Божественноликий подошёл к псу, назвал его по имени – Верноногий – и дал полизать свою руку. Затем юноша поставил ему воды и накормил мясом со стола. Пёс сразу стал дружелюбнее: он завилял хвостом, заскулил и стал лизать юноше ладони.

Златогривый обошёл дом, но не увидел и не услышал ни малейшего признака того, что там кто-то живёт, кроме мышей за деревянными панелями да Верноногого. Юноша вернулся к возвышению, сел за стол и, обдумывая своё положение, принялся за еду. Ему пришло на ум, что Горная Дева хочет, чтобы он совершил подвиг, который испытал бы его мужество и принёс бы ему славу. На сердце у него полегчало от этой мысли, и он повеселел. Он уже видел, как сидит рядом с ней на возвышении в украшенном чертоге, народ любит и почитает его, и нет никого, кто мог бы сказать про него что-то дурное или кто затаил бы на него злобу. Так, сидя за столом, юноша мечтал в своё удовольствие, представляя грядущие счастливые годы. Снаружи спустились сумерки, затем совсем стемнело, и застонал ночной ветер.

Но вот, наконец, юноша встал, сгрёб в очаге угли, чтобы осветить зал, и выглянул за дверь. Дверь была снабжена защёлками и засовами, а потому юноша накрепко запер все защёлки и задвинул засовы. Затем он свёл Верноногого с возвышения и привязал его так, чтобы пёс лежал рядом с дверью, положил недалеко от себя кольчугу и обнажённый меч и быстро заснул.

Когда Златогривый проснулся, было ещё темнее, чем когда он ложился, так как луна уже зашла. Но юноша решил, что скоро начнёт светать, а потому сходил за водой, смыл ночной сон и тогда и в самом деле заметил слабый предрассветный отблеск. Златогривый перекусил, затем надел шлем и доспехи, отпер дверь и повёл Верноногого наружу. Он привёл пса к северо-восточному углу дома, и вскоре уже пёс взял след, и Божественноликий отправился в путь как раз в то время, когда заря осветила горные верхушки.

Верноногий повёл юношу в глубь соснового леса. Под деревьями было довольно темно, и какое-то время сквозь кроны пробивался только слабый свет. Идти пришлось долго. Часа через два деревья стали редеть, и юноша с псом вышли к краю горного озера, в спокойных зелёных водах которого ярко сверкали солнечные лучи. Собака побежала вдоль кромки воды, и юноша беспрепятственно последовал за ней. Деревья становились ниже, а воздух, несмотря на то что солнце стояло уже довольно высоко, холоднее – Божественноликий с псом поднимались всё выше и выше.

Прошло не менее шести часов, прежде чем юноша и пёс вышли из соснового леса. Перед ними стояли дикие голые скалы, за которыми высились казавшиеся близкими пики, покрытые льдом, – стена мира. Был примерно час после полудня, высокое солнце освещало пустынное болото, отделявшее путников от безлюдных скал. Верноногий, не останавливаясь, побежал через трясину и ещё через час привёл Божественноликого в петляющую лощину. С обеих сторон её обступали скалы. Дорога была каменистой и трудной, по лощине струйкой бежал ручеёк. Пёс довёл Божественноликого до места, где упавший валун образовывал мост – по нему они и перебрались на другой берег. Затем пришлось подняться по крутому склону на суровый гребень горы. Юноша шёл по чёрному песку, огибая нагромождения скал и больших камней. Временами попадались топи, поросшие какой-то пушистой болотной травой, и кое-где пробивалась редкая низенькая травка. Больше там ничего не росло, разве что иногда встречались чахлые карликовые ивы, покрытые мхом или молодилом с красными цветочками. Пейзаж оставлял грустное впечатление.

Вокруг не было почти никакой живности. Только выше по склону несколько овец щипали скудную траву, но за ними никто не приглядывал. Впрочем, Божественноликий заметил, что вид у овец был довольно упитанный, а значит, поблизости всё-таки должен обретаться их хозяин. По ту сторону болот смеялся кроншнеп, высоко в небе парил орёл, на тропу перед Божественноликим иногда выпрыгивали рыжие лисы, а из вереска из-под ног выпархивали птицы. На скале каркал ворон. Увидев путников, он беспокойно завертелся на месте, а когда юноша с собакой миновали его, взмахнул крыльями и полетел за ними, всё так же каркая.