Когда же расселись они, снаружи снова послышался шум, и вошла толпа мужей, оружных и безоружных, и заняли они места на длинных скамьях вдоль стен; с ними пришли и женщины, и по большей части устроились рядом с мужами, а прочие взялись прислуживать: все эти люди отличались сложением весьма могучим, однако уступали вождям.

Тут из кухни явились женщины со снедью, в коей изобиловало мясо, и притом отборное. В свой черёд подносили угощение и Халльблиту, как всем остальным, но по-прежнему никто не обращался к гостю и никто на него не глядел; хотя промеж себя люди эти переговаривались зычными, хриплыми голосами, так что под стропилами гуляло эхо.

Когда же пирующие насытились, женщины наполнили рога и чаши, что и глаз радовали, и вмещали в себя изрядно. Но, прежде чем вкусить напитка, поднялся вождь, сидевший далее всех от середины возвышения по правую руку, и провозгласил тост: «СОКРОВИЩЕ МОРЯ!» Тут все встали с мест и разразились криками, как мужи, так и жёны, и осушили рога и чаши под этот тост. Тогда встал тот, кто сидел далее прочих по левую руку, и воскликнул: «За Бессмертного Короля!» И снова вскочили все и огласили зал дружным гулом, прежде чем опрокинуть кубки. Звучали и другие тосты: за «Хладный Киль» и «Истрёпанный Парус», за «Трепещущий Ясень» и «Взрытый Брег». Вино и мёд рекою лились в чертоге Неистовых. Что до Халльблита, он пил, сколько хотел, но с места не вставал и не подносил чашу к губам, когда провозглашали тост; ибо не знал он, друзья эти люди или враги, и полагал, что неразумно будет пить за их здравие, ибо может оказаться, что пьёт он за гибель и бедствия собственного племени.

Спустя некоторое время в дальнем конце зала снова прозвучал рог, и тотчас же поднялись пирующие от продольных столов, и убрали доски и козлы, и освободили зал, и встали у стен; тогда верховный вождь, сидевший рядом с Халльблитом, встал с места и воззвал:

– А теперь пусть спляшут мужи и девы, и развеселимся мы! Музыка, играй!

Тут заходили смычки, и зазвенели арфы, и мужи и жёны выступили вперёд, и все женщины одеты были в чёрное, хотя по ткани вилась вышивка: цветочные розетки да гирлянды. Некоторое время плясали они, а затем музыка резко смолкла и все разошлись по местам. Тогда снова поднялся верховный вождь и снял с пояса рог, и затрубил что было сил, и гул эхом раскатился по залу; и воззвал он громким голосом:

– Развеселимся же! Пусть выйдут поединщики!

Радостный крик был тому ответом, и сей же миг ворвались в зал из-за перегородки трое высоких мужей, закованных в чёрные доспехи, с обнажёнными мечами в руках, и встали посреди зала, ближе к одной стене, и ударили мечами о щиты, и воззвали:

– Выходите, о, Поединщики Ворона!

Халльблит вскочил с места и потянулся к левому боку, но меча там не обнаружилось; так что снова сел он, вспоминая предостережения Старца, и никто на него не взглянул.

Тут вступили в зал, медленно и уныло, трое ратников, одетых и вооружённых по обычаю воинов его народа; на их щитах и шлемах красовалось изображение Ворона. Но сдержался Халльблит, ибо поединок, судя по всему, предстоял честный, трое на трое; кроме того, юноша опасался подвоха и решил выждать и посмотреть, что будет.

И вот паладины принялись наносить удары, да нешуточные, хотя показалось Халльблиту, что мечи не наточены, и вскорости Поединщики Ворона рухнули один за другим перед Викингами, и народ оттащил их за ноги в кладовку. Тут раздался оглушительный хохот да издёвки, и весьма рассвирепел Халльблит; однако же сдержался, ибо помнил, что надо делать. А трое Поединщиков Моря обошли зал кругом, подбрасывая мечи и ловя их на лету; рога же трубили, не умолкая.

Со временем гул стих, и поднялся вождь, и воскликнул:

– Теперь подавайте сюда снопы того урожая, что сбираем мы, работники весла и стрелы!

У дверей перегородки возникла суматоха, и люди подались вперёд, чтобы лучше видеть, и ло! – чередой вышли женщины, ведомые двумя вооружёнными воинами; числом двадцать, босые, с распущенными волосами, не перепоясанные, и были они скованы вместе, запястье к запястью, однако же руки их и шеи украшало золото; и выступили они на середину зала, и воцарилось молчание.

Тут Халльблит не смог сдержаться, и вскочил с места, и перепрыгнул через стол, и бегом пересёк зал, и подступил к этим женщинам, и заглянул в лицо им по очереди, и никто в зале не промолвил ни слова. Но Заложницы в числе их не оказалось; да, впрочем, ни одна видом не походила на дочерей его народа, хотя красивы и пригожи они были; так что снова усомнился Халльблит, уж не пиршественное ли это действо, разыгранное ему назло; тем паче что в лицах дев не читалось особого горя, и две-три улыбнулись юноше дерзко, пока разглядывал он их.

Тогда повернулся он и возвратился на место, не сказав ни слова, и за спиной его зазвучали насмешки да хохот; но теперь гость не особо досадовал, ибо вспомнил он совет старца и что поступил он по слову его, так что, стало быть, выгода на его стороне. Тут мужи заговорили промеж себя, и люд пил да веселился, пока не поднялся снова вождь: он ударил по столу мечом плашмя и воскликнул громко и грозно, так, чтобы все слышали:

– Да звучат музыка и песни, пока не разошлись мы по постелям!

Тотчас же смолк гул голосов, и вышли вперёд трое с арфами, и с ними – четвёртый, менестрель; и арфисты ударили по струнам, так, что дрогнули стропила, и загремели аккорды, сливаясь в мелодию, а со временем заиграли они потише, и менестрель возвысил голос и запел: