С этой песней отряд подошёл к воротам, и пред ними предстала Наречённая. Она разглядывала подходивших, прислонившись к столбу ворот. Печаль сошла с её лица, поверх зелёной котты девушка вновь надела лёгкое платье цвета пламени. Но на голове её всё ещё красовался позолоченный шлем, а к поясу в знак клятвы божеству был пристёгнут меч. Наречённая была в отряде Ликородного и принимала участие в последней битве. Она сражалась наравне с мужчинами, сражалась очень храбро, осталась цела и вернулась в город вместе с отрядом.
Девушка подошла поближе и, разглядывая толпу, встала недалеко от ворот. Когда она заметила среди вооружённых жителей Дола беглецов, лицо её зарделось, а глаза наполнились слезами. Она стояла, всё пытаясь понять, кто они такие. Дождавшись же, когда Камнеликий приблизился к ней, она схватила его за рукав и, оттянув немного в сторону, спросила:
– Что значит этот маскарад, друг? Кто так странно одел этих людей? И кто те трое, нагие, с яростным взглядом, но благородного вида?
Трое, что происходили из родственного народа, войдя в Дол, отдохнув и выпив по чаше вина, увидев венки и гирлянды из весенних цветов, которыми были обвиты, учуяв их сладковатый аромат, ступали гордо, не замечая собственной наготы. На них не было ни лоскутка, кроме набедренной повязки из оленьей шкуры. Они обменялись оружием с воинами Дола: один из них получил большой боевой топор, который теперь нёс на плече, и метательное копьё, полностью окованное медью. Другой – длинное тяжёлое копьё, что положил на плечо, а третий, громадного роста, – длинный широколезвенный меч. Темнокожие, они шли, обвитые цветочными гирляндами, и их длинные, выцветшие под солнцем волосы ниспадали им на плечи, – рослые, широко шагающие люди рядом с шаркающими мужчинами и легконогими женщинами из числа тех, что сбежали последними. Когда же они услышали музыку и увидели, что с триумфом подходят к городским воротам, в них возродились непривычные мысли из числа давно забытых, и воины уже не удерживали себя от слёз, так как чувствовали, как к ним возвращается радость жизни.
Не следует думать, что только они из всех беглецов взбодрились духом, облегчив свои страдания, многие из бывших рабов возвращались к жизни, чувствуя, как их измождённые тела ласкает свежий мягкий воздух Дола да обвевает нежный аромат цветов, висевший повсюду. Вокруг них были счастливые лица доброжелателей.
Камнеликий посмотрел на Наречённую – лицо девушки оросили слёзы. Старик не торопился с ответом. Он сказал:
– Дочь моя, ты спрашиваешь, кто так их одел? Их украсила так нужда. Они – образы того, чем мы будем, если полюбим бесчестную жизнь вместо славной смерти. Тогда мы попадём в руки Врага, а враги и были хозяевами этих людей. Те же из них, кто высок ростом, нашей крови, это родичи новых друзей Божественноликого. Они лучшие из числа побеждённых. Очень давно они бежали из неволи, а ведь, возможно, и нам потребуется бежать. Послушай, дочь моя, прошу тебя – будь радостной в той же мере, в какой ты доблестна, и тогда всё будет хорошо.
Девушка улыбнулась в ответ, и старик отошёл в сторону. Некоторое время Наречённая ещё стояла, наблюдая за тем, как ворота поглощают толпу идущих. Несмотря на жалость ко всем беглецам, мысли девушки почти полностью занимали высокие бесстрашные воины той крови, из которой было законно брать себе мужей.
Девушка оставалась на месте. Она стояла, а ветер сушил слёзы на её щеках. Наречённая думала о перенесённом этим народом горе, о побоях и насмешках, которые им пришлось претерпеть, о нищете и голоде. Она дивилась и смотрела на свои волосы, на свои прекрасные руки, на пальцы, украшенные кольцами, на изящную ткань своего платья, на нарядную вышивку на рукаве. Девушка нежно провела тыльной стороной ладони по своей гладкой щеке и улыбнулась. Она почувствовала весеннюю свежесть своих уст и вдохнула приятный аромат весны. Она живо представила себе своё цветущее тело – таким, каким иногда видела его в полный рост, отражённым в прозрачной воде летнего озера или в сверкающей стали зеркала, привезённого из земель Запада. Девушка думала и о том, как радостно было ей дышать жизнью, какая она сама нежная, чистая и здоровая, о том, что она никогда не знала голода, о том, как крепко любят её друзья и соседи. И тут она словно увидела перед собой избитые тела и понуренные лица беглецов и почувствовала стыд за печаль своего сердца и за боль от этой печали. И из страданий, причинённых стыдом и жалостью, пред ней выросли образы тех высоких свирепых воинов, и ей показалось, что она уже что-то похожее видела, словно во сне или в мечтах.
Так воины Дола и их гости прошли через городские ворота – с музыкой, пением, под ликующие крики толпы. Божественноликий попросил всех расступиться, и когда вокруг новоприбывших и вождя образовалось кольцо, громко произнёс:
– Жители Дола и Города! Эти люди, которых вы видите перед собой в таком жалком положении – те, кого наши заклятые враги себе в удовольствие обрекли на муки. Давайте же свершим отрадное дело – облегчим их страдания! Пусть вперёд выйдут те, кто считает, что не обеднеет, приняв в свой дом двоих-троих из наших друзей, если они согласятся жить вместе с вами. Так как я ваш военный вождь и обладаю правом, то я первым выберу того, кого введу в дом Лика. Смотрите же! Я хочу, чтобы это был тот мужчина (и юноша положил руку на Даллаха), которого я встретил первым и который нашёл для нас всех остальных беглецов, а ещё я выбираю вон тех высоких воинов, тех троих. Я считаю, они достойны того, чтобы быть рядом с военным вождём и следовать за ним в битву.
Сказав так, Божественноликий подозвал к себе трёх воинов из рода Волка. Даллах же уже стоял рядом с ним. Все возликовали.
Следующей вышла Наречённая и скромно и просто попросила:
– Военный вождь, позволь мне взять к себе тех женщин, что нуждаются больше других. Я приведу их в дом Вола, и мы посмотрим – может, жизнь там будет для них настолько счастливой, что горести прошлого станут казаться им лишь страшным сном.
Божествнноликий взглянул на Наречённую и подумал, что никогда ещё не видел её такой красивой. Стыд, с которым он смотрел на неё в последнее время, исчез, и сердце его наполнилось дружеской любовью к ней. Девушка ласково смотрела ему в лицо, и он произнёс:
– Сестра, поступай так, как велит твоя доброта, и пусть те, кого ты изберёшь, обретут счастье.
Наречённая серьёзно кивнула и выбрала из числа гостей четырёх женщин с самыми грустными и горестными лицами. Никто из мужчин их родов не вызвался идти с ними, и Наречённая повела беглянок домой, держа одну из них за руку. Необычно было смотреть на то, как идут эти двое, пересекая тени: несчастная бедняжка и прекраснейшая из женщин.
После этого вперёд один за другим выступали достойные жители Дола, по большей части из числа стариков, и уводили с собой кто одного бывшего невольника, кто двух, кто трёх, и чаще мужчина уводил женщину, а женщина мужчину, и никто не препятствовал им. Когда же гостей не осталось, те из жителей Дола, кому пришлось покидать собрание, не облагодетельствовав беглецов, были недовольны, и тогда послышались такие речи:
– Послушай, Имярек, не будь таким понурым. Мой гость да будет нашим общим, если захочет, и будет тогда жить у тебя месяц и у меня месяц. Только первый месяц пусть живёт у меня, ведь я первым его выбрал.
И другие подобные этим разговоры произносились тогда.
Предваряя события, можно сказать, что беглецы, проведя некоторое время среди жителей Дола, которые утешали их, одевали и хорошо кормили, похорошели так, что приятно стало смотреть. Было заметно, что их любят – особенно прекрасны стали некоторые женщины, черноволосые и сероглазые, с чистой белой кожей. Большинство из них были молоды, старшей исполнилось не больше сорока лет. Жительницы Розовой долины, а особенно из числа тех, которые раньше всего убежали в лес, очень скоро превратились в весёлых и добрых женщин. Те же, кто дольше всех находился в неволе, а особенно те из жительниц Серебряной долины, которые не были в родстве с родом Волка, ещё долго ходили хмурые и мрачные. От них было мало толка, если поручать им какую-либо работу, хотя своим друзьям из Дола они были преданы как собаки. Впрочем, некоторые оказались несколько вороватыми: если им нужно было что-нибудь, то они чаще брали вещь украдкой, нежели просили её. Жители Дола относились к таким происшествиям не как к дурным поступкам, а, скорее, как к шутке.
