Божественноликий и в самом деле почти касался своим плечом плеча девушки. Но Наречённая продолжила, не взглянув ни направо, ни налево:

– Слушай же, Железноликий! Слушай, вождь рода Лика, Старейшина Дола! Слушайте и вы, жители Дола! Я, женщина по имени Наречённая из рода Вола, и вы решили, что я поклялась Божественноликому в верности как будущему супругу, поклялась любить его и лежать на его ложе. Но это не так: мы никогда не клялись друг другу в верности, я не буду его женой, как не буду женой кого бы то ни было. Вместо этого я пойду на войну и совершу там всё, что смогу, не хуже любой из жён Долины Теней.

Божественноликий слушал девушку, не меняясь в лице. Зато Железноликий сильно покраснел, пристально глядя на говорящую. Нахмурившись, он вымолвил:

– Дева, что же это такое ты говоришь? Что мы тебе сделали? Разве не был я тебе словно отец? Разве не любил тебя нежно? Разве мой сын не красив, не мужествен, не искусен в обращении с оружием? Разве не было всегда обыкновением рода Лика брать себе жён из рода Вола? Не было в этих двух родах более красивого юноши, чем он, и более прелестной девушки, чем ты! Что же мы такое сделали?

– Вы не сделали мне ничего дурного, – ответила девушка. – Всё, что ты говоришь – правда. И всё же я не стану женой Божественноликого.

Лицо Старейшины стало ещё более грозным. Громким голосом он произнёс:

– Я могу поговорить с родом Вола, и тогда ты сделаешь по моей воле, хочешь ты этого или нет. Что ты на это скажешь?

– Как же ты меня заставишь? Разве в Доле есть невольники? Или ты объявишь меня изгнанницей? Разве кто-то обратит на это внимание? Тогда я уйду в Долину Теней и стану одной из их дев-воительниц.

Лицо Старейшины изменило свой цвет с красного на белое. Он, должно быть, забыл, что находится на Тинге, забыл, зачем созывал его, и закричал:

– Сегодня чёрный день! Кто поможет мне? Ты сам, Божественноликий, что ты скажешь? Неужели отпустишь её, не сказав ни слова? Что одурманило тебя?

Но сын его молчал. Он стоял, глядя вперёд, и казался холодно спокойным. Тогда Железноликий вновь обернулся к Наречённой и уже мягче произнёс:

– Скажи, девушка, которую я когда-то называл своей дочерью, что произошло, из-за чего ты оставляешь моего сына? Ты была раньше доброй и нежной с ним, твои глаза всегда искали его, твой взгляд следовал за его взглядом, ты шла туда, куда он просил и приходила, если он звал. Что же случилось, из-за чего ты оставляешь его и бежишь от нашего Дома?

Даже за шлемом было заметно, как девушка покраснела. Она ответила:

– Война пришла в наши земли. Я видела её приближение, видела, что всё вокруг меняется. Сейчас мужчины счастливы, женщины довольны, а дети уже устали от веселья. Думаю, через день, два или три всё это изменится: женщины устанут от тревоги, устанут ждать мужей, из многих сердец уйдёт надежда. Из мужчин кто-то больше не вернётся в свой дом, а кто-то вернётся увечными и беспомощным. Некоторые потеряют друзей, радость исчезнет, дни станут унылыми, а часы пустыми. Дети, блуждая по дому, будут удивляться печали, поселившейся в нём. Всё это я видела перед собой – горе, боль, раны и смерть – и я спросила себя: «Неужели я хуже всех, кто меня любит?» Нет, да не будет такого! Раз уж я обучилась всему, что требуется знать в военной игре, раз уж я сильна, как любой из мужчин, и сурова сердцем, то я отдам себя на служение Воину и божеству Лика! Поле битвы будет мне домом, а тризна после сражения – пиршеством и празднеством, и я смогу нести ношу моего народа в битве и после неё. Я изведаю всю печаль Дола, я не приму постель воина, столь желанную девам, она мучительно горька мне. Я забуду о забавах губ и рук, забуду нежные слова желания и всю радость, что обитает в Замке Любви и в его саду, даже когда мир вокруг страждет и скорбит, поля истощены, и сожжён урожай. Так я поклялась, и так я и сделаю.

Глаза девушки блестели, щёки горели, голос был звонок и громок. Когда она окончила, среди мужчин, окружавших её, раздались возгласы одобрения. Железноликий спокойно произнёс:

– Это хорошие слова, но я не понимаю, что они значат. Если ты хочешь отправиться на войну и сражаться наравне с мужчинами (а я не откажу тебе в этом, ведь такое случалось и раньше, и девы, подобные тебе, восхвалялись в преданиях), но я не понимаю, почему ты не можешь отправиться на войну бок о бок с Божественноликим как его обещанная Наречённая.

От таких слов лицо девушки просветлело, но теперь этот свет исчез. Она выглядела уставшей и беспомощной, и, обращаясь к Старейшине, проговаривала слова очень медленно:

– Я не стану женой Божественноликого, но пойду в бой как дева войны – такую клятву я принесла Воину.

Железноликого охватил сильный гнев и, поднявшись пред всеми, он громко, яростно закричал:

– Здесь какая-то ложь, она опутала нас, словно паутина опутывает осенним утром деревья.

С этими словами Старейшина подошёл к Божественноликому, словно уже совсем позабыв о тинге. Он встал перед юношей и закричал на него так сильно, что все удивились:

– Ты! Что ты сделал с сердцем этой девушки? Оно стало камнем! Кто вместе с тобой замышляет злодеяние, собираясь отменить этот достойный брак, союз с достойным родом, из которого наши сыновья всегда имели обыкновения брать невест? Говори же!

Но Божественноликий молча стоял перед всеми людьми – спокойный и гордый.

Кровь хлынула Железноликому в голову, и он позабыл и о своём народе, и о родичах, и о грядущей войне, закричав так, что над всей толпой разнеслись слова его гнева:

– Подлец! Я теперь вижу тебя насквозь: это ты сделал, а не девушка! А теперь ты заставил её нести двойную ношу и рассказать обо всём вместо тебя, пока ты стоишь здесь и молчишь, не желая стереть с неё позор.

Но сын всё также не проронил ни слова, и Железноликий закричал:

– Вон! Я теперь понимаю тебя, понимаю, почему прошлой зимой ты не хотел отправиться в западные страны. Я не дурак, я понимаю тебя. Где же ты спрятал эту чужую женщину?

Железноликий вытащил меч и замахнулся, словно желая зарубить Божественноликого, который так ничего и не произнёс, даже не вздрогнул и поднял руки. Зато Наречённая бросилась между Златогривым и его отцом, а вокруг поднялся грозный крик: «Мир на священном тинге! Нарушение мира! Нарушение мира!» А некоторые даже кричали: «За нашего военного вождя! За вождя!» Все, кто смог в давке, вытащили мечи. Поднялись суматоха и шум.

Но Камнеликий успел поймать правую руку Старейшины и притянуть вниз его меч, а крупный воин, Красная Куртка из рода Безводных, подойдя со спины, схватил Железноликого за локти и оттащил назад. Потом воин огляделся и, осторожно вложив меч Старейшины ему в ножны, вернул старца на место и усадил. Вскоре шум стих, мечи были убраны, и вновь установилась тишина. Старейшина поднялся и громко, но не громче, чем полагалось председателю тинга, провозгласил:

– Нарушен мир священного тинга, и причина этому ярость одного из собравшихся – он вынул свой меч. Жители Дола, согласны ли вы, чтобы Старейшина судил виновного?

Железноликого знали все, а потому раздались крики:

– Согласны!

Старейшина продолжил:

– Я приговариваю нарушителя порядка священного тинга выплатить виру – двойную цену крови, полагающуюся за жизнь свободного жителя Дола, достигшего совершеннолетия.

Раздались одобрительные выкрики, и все согласились с таким приговором, хваля его за справедливость. Железноликий спокойно сел на место.

Теперь вперёд вышел Камнеликий:

– Здесь звучали необузданные речи. Призраки обрели форму, явившись среди жителей Дола. Они одурманили нас, и внесли раздор меду родичами и друзьями. Сдаётся мне, это не иначе как чёрная магия наших врагов – они даже мёртвые насылают на нас злые чары. Было бы лучше бросить их тела в Озеро Смерти, а затем вернуться к нашим делам, ибо нам многое предстоит исполнить.

Все согласились с этим предложением, а Торчащая Борода из рода Луга вместе с теми, кто принёс на тинг тела врагов, потащил их к чёрному озеру.