Еще холодил воздух запах талого снега, доносимый из бора, еще голы были занесенные илом береговые ивняки и ольховники, но на припеке по угору кой-где начала проклевываться нетерпеливая травка, за дорогой, прямо к насыпи приплескивала робкая зелень озими.

Сергей смотрел на нее с чувством душевного очищения, со стартовым желанием работы, которое приходит к земледельцу каждой весной. Скоро выезжать в поле.

Давно мечталось Сергею купить мотоцикл, и вот сельпо выполнило заявку: новенький голубой Иж, освободившись от деревянных реек упаковки, стоит на площади возле магазина, привлекая внимание мужиков и парней. Из рук в руки передают книжечку с инструкцией и техпаспортом, щупают сиденье, трогают ручки, иные норовят помочь накачивать шины, нашлись даже охотники сбегать в мастерские за бензином. К общему восхищению, мотоцикл завелся с первого качка. Филимон Шишкин, толкавшийся тут же, высказал свою похвалу вслух:

— Видали, что значит с легкой руки куплено! У Сереги любая техника поет! Своим ходом, что ли, поедешь домой?

— Конечно! Или толкать четыре километра?! Садись, дед, прокачу.

— Эта лошадка не по мне — шибко резвая. — Филя с присвистом хохотнул, поковырял пальцем в волосатом ухе и похвастался: — Молодой-то был, лисапед перегонял. На охоту пойдешь — верст двадцать другой раз отмахаешь.

— Насчет лисапёда загнул, — усомнились мужики.

— С места бы не сойти! — Для убедительности хлопнул оземь шапкой, так что пыль взвилась. — У Ракитиных лисапед-то был, батька их баловал. Который ни возьмется со мной вперегонки — не могли обогнать.

— Вот где рекорды пропадали! — посмеялся кто-то из парней. — Другой Владимир Куц.

— Я те пообзываюсь, муха зеленая! — пригрозил Филя и даже потрусил за парнем, развеселив публику.

Сергей для пробы прокатился туда-сюда по селу, подогнал мотоцикл к почте, чтобы заодно отвезти домой жену. Татьяна ни разу не ездила на мотоцикле, крепко охватив Сергея руками, все просила ехать потише, а самой нравилась быстрая езда, от которой захватывало дыхание и замирало сердце. В Заподице Сергей приостановил мотоцикл, спросил:

— Хорошо?

— Очень! Только чуть страшновато.

— Буду каждый день тебя на работу и с работы возить.

Она любовно поправила его волосы, выбившиеся из-под кепки, и от этого прикосновения словно бережливым теплом омыло сердце: давно они не испытывали такой нежности друг к другу, как бы забыли, что молоды.

Снова зарокотал, тревожа весенний лес, мотоцикл, снова ударил в лицо спрессованный скоростью воздух. Как только выехали на поле, Сергей заметил Павлика, бежавшего навстречу, и прибавил газу. Посадил сынишку впереди себя на бак, втроем и подъехали к дому, где их поджидали у крыльца мать и теща с годовалым Ванюшкой — у всей семьи праздник.

И на работу впервые Сергей отправился не пешком. Пахали в Ефремове. Сменщик Генка Носков, молодой механизатор, всего год назад окончивший десятилетку, ждал его, как бога: рассыпалась гусеница, и никак не мог он ее соединить, вогнать на место выпавший палец. Завидев Сергея на мотоцикле, забыл о своем огорчении, подбежал к нему.

— Купил?

— А то как же!

— Здорово! Дай прокатиться.

Сгонял до лесу и обратно, одобрил:

— Силен «ижок»!

— Это он еще с ограничителем.

— Тоже буду копить деньги: куплю хоть какую-нибудь таратайку.

— Чего у тебя с трактором-то замудрило? — спросил Сергей.

— Гусеница распалась, часа два бьюсь. — Генка виновато шмыгнул носом. — Натяжку ослабил до конца — все равно не выходит.

— Надо было — пустить двигатель, чуть-чуть дать ход звездочке. Сейчас наладим.

Оставили мотоцикл у придорожных берез, пошли по свежей пахоте, еще хранящей исподнюю земляную прохладу. Подражая Сергею, низкорослый, коротконогий Генка старался шагать реже, немного вразвалку. Толковый парень, старается во все вникать, книжки по технике читает. Другие после десятилетки-то высоко замахиваются, а он дальше соседней Линовки не поехал: окончил там шестимесячную школу механизации. Что же его заставило остаться в селе? Во всяком случае, не большой заработок, не легкая работа. Скорее всего любовь к земле, на которой вырос, желание продолжить семейную традицию: отец его был одним из первых трактористов в Ильинской МТС. Про Генку писали в районке, ставили его в пример другим выпускникам.

Поправили гусеницу, и опять круглое, редкозубое лицо парня расплылось в улыбке, а ведь отработал полсуток, с семи утра до семи вечера. Сами так решили: один пашет днем, другой — ночью, не давая остывать трактору круглосуточно.

— Что же ты остожья после скирд оставляешь? — заметил Сергей.

— Так тут вон какой слой соломы — еще забьет весь плуг.

— Останови да почисти. Знаешь, когда я работал в городе, бригадир наш любил повторять: всякое дело, за которое взялся, делай хорошо. Я на всю жизнь запомнил эту простую заповедь.

— Был Доронин. Видишь, флажок прикрепил, говорит, у нас лучшие показатели на пахоте по колхозу, — как бы в оправдание доложил Генка. — Только уехал, а у меня поломка.

— Ничего, наверстаем, — подбодрил Сергей. Он не ругал Генку за ошибки, потому что знал, что без них ни одно дело не освоишь. И так ему нелегко, не втянулся еще. — Устаешь, наверно? Небось покаялся, что остался в колхозе? — желая понять Генкин поступок, спросил его.

— Чего каяться? Настоящая мужская работа, мой отец почти тридцать лет был трактористом. Из меня тоже начальство не получится, потому что ростом не вышел, — отшутился Генка. — Ладно, побегу: вон автобус идет. Позавидуешь тебе — теперь свой транспорт.

Побежал к шоссейке с мальчишечьей прытью, как был в спецовке и замызганном, непонятного цвета беретике. Еще успел спросить на ходу, есть ли сегодня в Илышском кино. Сергей не мог знать про кино — до того ли ему было с покупкой мотоцикла, но он знал, что в любом случае Генка пойдет в клуб и, может быть, прогуляет всю ночь и невыспанный явится принимать смену, и Сергей, жалея его, даст ему храпануть на охапке соломы…

Неустанно рокочет в поле трактор. Бесконечными лентами течет по отвалам плуга еще влажная с исподу земля. Трудная выдалась весна. Во-первых, из-за многоснежной зимы оказалось много снежной плесени на озимых: пришлось провести почти сплошное их боронование. Во-вторых, предстоял большой объем пахоты, потому что с осени мало удалось поднять зяби. Вот и стали работать с Генкой в две смены, а на другие трактора пока сменщиков нет — не хватает трактористов. И сам Сергей изрядно поумотался в эти бессонные дни и ночи, но сегодня работалось с особенным настроением: словно бы, поощряя его, на опушке леса поблескивал никелем мотоцикл — сбывшееся желание, а перед глазами, на радиаторе трактора, трепыхался красный флажок, вроде бы невелика утеха, но суть не в самом флажке, а во внимании к твоему труду: значит, делаешь важное, нужное людям дело.

Чуть не до полночи светло, так что фары включать не надо и скорость снижать ни к чему — почти все время на третьей. Один в поле, никто не торопит, работай, как совесть подскажет.

Лишь в самое темное время Сергей заглушил трактор возле леска, где стоял мотоцикл, потрогал его остывший металл, как бы желая убедиться, что перед ним явь, и прилег на фуфайку хоть часок соснуть.

Совсем бы не спать в такую дивную ночь, особенно сейчас, когда примолк трактор, и над землей устоялась привычная тишина; полежать бы просто так, разглядывая звезды в незамутненно-ясном небе, прислушиваясь к каждому шороху, столь отчетливому в полях, вдыхая прохладный запах свежей пашни. Даже сейчас видны были контуры деревенских берез, плавно очерченные сумерками, не меркла заря, настойчиво приподнимая край неба. Когда-то ходили гулять сюда, в Ефремово, с гармонью. Теперь редко ее услышишь, только иной раз почудится далекий неясный звук, и томится душа ожиданием, что он повторится, приблизится, как это бывает при зарницах, когда непонятно тревожит их немота, и хочется, чтобы грянуло, как при обычной грозе.