Затем Вит резко повернулся и быстро пошел в противоположную сторону.
– Вит? – произнес Жора одно единственное слово, пытаясь остановить Вита.
Тот не оглянулся.
Глава 12
Ровно месяц ушел у нас на обустройство в Америке. Вит сдержал слово, и нам были предоставлены блистательные лабораторные апартаменты. Да, эта страна ждала уже нас. Мы были требовательны и даже привередливы, когда создавали свою «кухню» на новый лад. Учитывая наш предыдущий опыт, мы теперь все делали lege artis. Все было учтено до мельчайших подробностей. Термодатчик оповещал писком комара даже тепло Жориной трубки, которую он по-прежнему время от времени в раздражении бросал на полировку стола, и Жоре приходилось снова брать ее в зубы. Жили мы совсем рядом с лабораторным корпусом в роскошном коттедже, расположенном в редком соснячке в предместье Чикаго. Утро мы начинали с бассейна, а день заканчивали на теннисном корте. Я часто у Жоры выигрывал, но бывали вечера, когда он наседал так, что мне приходилось туго, и тогда я начинал хитрить, тянул время, перешнуровывал кроссовки или долго выбирал новый мяч.
– Нужно чаще бывать на корте, – говорил Жора и радовался, как дитя.
К нам пришел аппетит, у нас зарозовели щеки и заблестели глаза, наши ноги обрели под собой твердую почву, к нам вернулся здоровый сон. Иногда я звонил Ане…
– Мы перебрались в Чикаго!
– Мне больше нравится Лазурное побережье.
О генах мы даже не упоминали.
– Ты теперь никуда от меня не денешься, – грозился я ей.
– Когда ты будешь в Париже?
Вскоре мы поверили, что Америка действительно страна великих свершений. The American Way of Life нам нравился, хотя мы не могли ощутить его в полной мере, живя почти в полном затворничестве и не окунаясь в гущу мировых событий. Хозяином нашей жизни был Вит, этот щуплый заикающийся еврейишко, чьи тихие повседневные поступки вызывали восхищение своей обязательностью и неподдельной аккуратностью. Мы верили в него, доверяли ему во всем, полагаясь на его удивительную интуицию в выборе единственно верного решения в жутких условиях рыночных отношений, которые, что называется, взяли нас за горло при первом же самостоятельном шаге по чужой земле.
– Ну как тебе живется в чужой стороне, – время от времени приставал ко мне Жора, – хочется, небось, домой, похлебать борща с фасолью или сальца с картошечкой?…
Иногда мы откровенно скучали.
– Пригласи сюда свою Анку, – как-то сказал Жора, – ей понравится.
Он был уверен в том, что Аню мы ни за какие деньги не вытащим из Парижа и больше никогда не увидим. Вскоре стало ясно, что при всей нашей гениальности и старательности мы вдвоем с Жорой ничего не сделаем. Мы всегда это знали и все свои усилия тратили на создание экспериментального полигона – приобретение необходимого лабораторного оборудования. Перед нами открылся широчайший выбор всего, что душа желает. Нам привозили последние модификации лабораторной техники, с нами работали безмолвные (если не немые) менеджеры и наладчики, физики и химики, и электронщики, и программисты. Последнее слово было за Жорой. Он был генератором технологических новшеств и хозяином положения. Все операции были упрощены до гениальности и автоматизированы. Наши роботы и компьютеры шумели и пищали, и щелкали, шипели кондиционеры, мигали индикаторные разноцветные лампочки… Ни звука лишнего, ни пылинки. Солнечные лучи сюда не проникали, но света было достаточно, чтобы найти иголку и разглядеть наши клеточки, которым выпала честь стать первооткрывательницами новой эпохи, эры, да-да, новой эры.
Наши клеточки! Боже, как мы за ними соскучились! Мы были уверены, что все у нас получится. Все! Мы пригласили к себе Стаса, и он снова привез нам из своей Голландии несколько контейнеров с искусственными матками.
– Давно бы так, – радовался он за нас, – в этом сраном Союзе…
Он до сих пор пытался оправдать свой побег в Голландию.
Вскоре все стало на свои места. Это был полигон, конвейер по производству человеческих жизней, а если быть более точным и заглянуть в глубину явления – рукотворная дорога в вечность. Мы взяли на себя смелость спорить с Богом. Я понимал, что спор этот высосан из пальца. Спорить с Богом так же бессмысленно, как утолять жажду морской водой. Это все равно, что просить милости у палача. И вот настал час. Пришло лето, середина июля, наши приборы и экспериментальные установки прошли «прогонку» и были готовы исполнять любые наши команды. Теперь нужны были люди – команда завоевателей вечности. Тут и начались старые проблемы…
О Пирамиде не произносилось ни слова, но мы были уверены, что ее строительство уже идет полным ходом. Я даже забыл поздравить с днем рождения Юлю.
– В июле? – спрашивает Лена.
– В самом начале, – говорю я, – четвертого…
По правде говоря, я просто разрывался на части: Юля, Аня…
– Я тебя понимаю, – говорит Лена.
Глава 13
– Итак, что же у нас есть? – сказал Жора, – давай все разложим по полочкам.
Он, как всегда бывает в таких случаях, взял лист чистой бумаги и черкнул по нему карандашом.
– Первое…
Он стал вспоминать и по пальцам перечислять то, что мы никогда забыть не могли.
– Мы умеем знать…
Он вдруг притих и сделал вид, что прислушивается.
– Как тебе это нравится: «умеем знать»? – спросил он.
И не дожидаясь ответа, привычно дернул скальпом, ухмыльнулся и продолжал:
– Мы умеем выращивать клетки, содержащие гетерогенный геном. Наконец-то! Наконец-то и к нам пришла эта самая искусственная жизнь! Крейг прекрасно тут постарался! И это значит, что хрустальная мечта человечества воплощена! Бог в растерянности: как же так?!. Зачем тогда Я?!!
Жора с нескрываемым восторгом улыбнулся и поднял вверх сжатый кулак, мол, знай наших!
– А знаешь, – говорит Лена, – Стивен Хокинг в своей новой книге «The Grand Design» снова пишет о том, что современная физика не оставляет Богу места в устройстве Вселенной?
– Надо же!
– Он просто камня на камне тут не оставил от представления Ньютона о том, что Вселенная не могла возникнуть из хаоса только благодаря законам физики. Вот послушай…
Лена берет книгу, ищет нужную страницу, читает: «Так как есть закон, такой как гравитация, Вселенная может и будет создавать себя из ничего…».
Я слушаю.
– «…Самопроизвольное возникновение – вот причина, почему существует нечто, а не ничто…». Что скажешь?
– Гм! – говорю я.
– Извини, – говорит Лена, – так что там Жора еще сказал про гетерогенный геном?
Мне нужно вспомнить, на чем я остановился.
– Это первое, – говорю я, – сказал Жора. Далее… Второе: мы знаем, сколько в геноме чего находится и умеем с этим «чего» поступать так, как нам заблагорассудится. Теперь третье: мы умеем внедрять модифицированный геном в стволовые клетки и клетки любого живого существа и знать при этом, что из этого получится, то есть: вылечить любой пораженный орган, продлить жизнь хорошего человека, создать новую, совершенно новую жизнь. Это – немало! Правда?
Во всем этом не было ничего нового, просто Жоре вдруг понадобился слушатель.
– Да, – согласился я. Мы еще можем…
Это была вопиющая правда! Каждый день, жадно созерцая свои достижения, мы с Жорой все более укреплялись в одной единственной мысли: Пирамида возможна! Но Ее строительство в современном мире – и это тоже было щемящей правдой – гораздо хлопотнее и труднее, чем водрузить знамя победы на Рейхстаге. И все же теперь мы были уверены, что добудем эту славу победителей, не разделяя ее ни с кем.
– Помолчи, – остановил он меня, – слушай дальше. Третье: у нас есть искусственная плацента…
– Это уже четвертое, – поправил его я.
Жора взял четки.
– Третье, – твердо произнес он, – искусственная матка с плацентой и все такое для клонирования как живых и ныне здравствующих человеков, так и для глубоких мертвецов, всяких там твоих Лениных, Сталиных, Македонских и Навуходоносоров… Так?
