Она расправила свои хрупкие, не всегда податливые плечи, придав всему телу еще большую обворожительность. Теперь она смотрела мне прямо в глаза, и я принял этот ее удар на себя. – Производи нужное первое впечатление. Создавай себе репутацию. Всё это будет работать на тебя годами, ведь людское мнение столь инерционно.

Тут я был на ее стороне. Удивительно, но и Жора, и Юра не перебивали ее. Хотя Стае и порывался вставить словцо, но Шут держал его за рукав.

– Окружи себя успешными людьми. Окружи себя любящими людьми.

Об этом можно было бы и не вспоминать: любовь у нас была на первом месте. Что же касается успеха, то мы всегда были на его вершине. Мелких неудач мы просто не замечали. Что дальше?

– Общайся с теми, кто тебе нравится, и на кого тебе хочется походить. Создай себе среду, которая тебе поможет. Поддержит. Направит. Покажет верный пример. Не водись с тем, кто будет тебе мешать развиваться и тянуть не туда.

Ее «не водись» меня обескуражило: никто ни с кем, кто куда-то там не туда тянет, и не водится! Вопрос заключался в том, что, по мнению Юли, нужно тщательно отсеивать зерна от плевел и иметь мужество эти отбросы тут же захоронить.

– Не ври! Иначе придётся запоминать всё, что и кому сказал – тратить лишние ресурсы. Плюс враньё – мина замедленного действия под отношениями с этим человеком. Или организацией. Честность перспективнее.

Еще бы! Я всегда знал, что ее сердце всегда питалось честью и правдой. Это правило жило у нее в крови. И даже самая малая толика неправды приводила ее в замешательство. Если не в негодование!

– Доделывай начатое. Только после достижения результата ты сможешь вернуть то, что ты в него вложил. Иначе… И вложения зависают, и сожаление подступает, и вера в себя уменьшается. Лучше доделай. Хотя бы до отрицательного, но конечного результата.

Это был хороший призыв, хотя в нем не было никакой надобности.

– Не мусоль проблемы, не тереби старые раны – думай конструктивно. О будущих результатах, о необходимых средствах, о путях достижения, об открывающихся возможностях. Позитивные мысли создают нужный настрой. – Негативные – медленно убивают. Думай конструктивно!

Если бы не нити прошлого, конструктивные мысли давно бы уже выстроили нашу Пирамиду. Но не хватает ни ножниц, ни топоров, чтобы отсечь все то, что еще удерживает нас в прошлом.

– Расширяй зону комфорта. Осваивай новое. Учись! Нарабатывай навыки. Исследуй неизведанное! Тогда ты сможешь чувствовать себя уверенно в самых разных обстоятельствах…

«Учись!», «Исследуй неизведанное!»… Прекрасно!.. Прекрасно!.. Юля, переминаясь с ноги на ногу, с закрытыми все еще глазами и чуть покачиваясь, говорила все тише и тише. Мы слушали. Кто-то попытался ее остановить, но она не дала себя прервать.

– Выбери стратегию расширения! Потому что иначе придётся поступаться даже тем, что уже есть, а навык развития окажется утрачен…

Она снова открыла глаза и затихла. Затем:

– И вот еще что: не пытайтесь мстить. Живите будущим, а не прошлым. А кто жаждет мстить, пусть готовит себе могилу.

Она слово в слово повторила эту китайскую мудрость, медленно обвела всех нас ласковым взглядом, улыбнулась и добавила:

– Будьте счастливы и прекрасны! Искренне Ваша, Юлия…

Слово «Ваша» она произнесла с большой буквы. Мы все это почувствовали. Тишина была такая, что слышно было, как плавится воск свечи. Наш кофе оставался нетронутым. У меня до сих пор звучит в ушах та интонация, с которой Юля проповедовала нам свои пролегомены.

– Какая мощная экспрессия генов, – прошептал мне на ухо Жора, – экспрессия с импрессией! А?!. И какой пленэр!.. 

Как тот бедуин у Экзюпери, чтобы сделать хоть крохотный глоток, собирал по капельке в предрассветной пустыне с растений росу, так и Юля, чтобы утолить жажду человечества в справедливости, так и Юля собирала по капельке росу знаний о совершенстве… Чтобы потом обрушиться водами Ниагарского водопада на ветхую плотину неверия и скептицизма.

– Мне кажется, – говорит Лена, – что твоя Юлия… 

– Что?!.

– Да нет… Ничего.

Я тоже был восхищен и горд!

– И вот еще что, – сказала Юля, немного повременив, – у каждого гена есть своя Пирамида. Да-да. Подумайте и над этим…

Я сидел на подлокотнике кресла и слушал. Мне достаточно было видеть ее исполненное нежной прелести раскрасневшееся лицо, прекрасные горевшие огоньком абсолютной уверенности даже в свете свечи чуть прищуренные черные глаза, ее живые призывные полные губы, так победоносно аргументировавшие в пользу нашей Пирамиды!.. Очертания ее обольстительной груди, стесненной настойчивыми и неуступчивыми объятиями тонкой шерсти черного свитера, уводили мои мысли далеко от тех постулатов, которые только что провозгласила Юля, и я даже прикрыл глаза, чтобы получше рассмотреть те кущи, где мои мысли могли бы спрятаться и потом затеряться. Мне казалось, невозможно было найти более прекрасную грудь, более изящную шею…

И тут дали яркий свет, который просто убил пламя свечи. Но даже при таком ярком свете египетские пирамиды просто меркли перед величием того, о чем нам только что поведала Юлия – перед величием нашей Пирамиды. Излив нам все свое красноречие, Юля еще какое-то время стояла молча, чтобы мы могли наслаждаться не только ее словами, ни и безукоризненно исполненными линиями ее смелого тела.

Господи, а как ослепительна ее кожа!

Обладая безупречным вкусом и чувством прекрасного, Юля не могла не завершить свое новогоднее поздравление милой улыбкой.

Тишина стояла такая, что слышно было, как наш кофе теряет тепло. Что же касается меня, то я прекрасно исполнял роль первого ученика: слушал и молчал, давая волю лишь неуемному воображению.

Улыбнувшись, Юля окинула нас беглым взглядом, и произнесла только одно слово:

– Все!..

Никто не осмелился нарушить воцарившуюся тишину. И только через минуту грохнул вал аплодисментов.

А потом я подумал: Гильгамеш, Хаммурапи, Навуходоносор, Хеопс, Клеопатра, Македонский, Гомер, Аристотель, Конфуций, Сократ, Аристотель, Сенека, Платон, Конфуций, Цезарь, Данте, Шекспир, Рабле, Сервантес, Монтень, Маккиавели, Паскаль, Вольтер, Наполеон, Дидро, Маркс, Толстой, Достоевский… И Будда, и Иисус, и Августин, и Мухаммед, и даже, наверное, Савонарола с Торквемадой и Лойолой, и Кампанеллой, и Томасом Мором, и Жан Жаком, и Монтескье, которых, к моему стыду, я так до конца и не прочитал…

И многие, и еще многие… Многие…

– Ты дважды назвал только Конфуция, – сказала Лена.

– Он того стоит.

Юля собрала все мысли всех этих отцов жизни и преподнесла нам их как дар, как новогодний дар. К сожалению, я помню не все из того, что тогда говорила Юля, а диктофона под рукой не оказалось. Меня поразило только одно: как Юля могла держать в своей прелестной головке столько ярких и теплых слов? Мне казалось, невозможно найти более прекрасную голову! И еще: какая же у нее умопомрачительно белая нежная атласная кожа под этим тонким обездвиживающе тесным черным холодным свитером! Это – непостижимо! Вот креатив!..

«Юлия!..». Я не произнес это имя вслух. Я спросил себя, очарован ли я этим тихим, теплым, шелковым милым именем, этой славной россыпью нежно льющихся светлых букв? Ответа не требовалось. Вот кому, думал я, прекрасно удалось соединить в себе (редкое сочетание!) физическую красоту с даром ума! Иногда я ловил себя на том, что разговариваю сам с собой, вслух, громко и вдруг замечал удивленный Жорин взгляд.

– Ты с кем разговариваешь?

– Я рассказываю, – отвечал я.

– Ну-ну, – Жора только улыбался.

Умопомрачение от Юлии я испытываю и по сей день.

– Да уж! – говорит Лена.

– Да, вот так и был провозглашен наш Манифест!

– Тут на днях Никита Михалков, – говорит Лена, – сделал попытку удивить народ Манифестом Просвещенного Консерватизма. Ты читал?

Я кивнул, мол, да, видел.

– По-моему, – сказал я, – он забрался не в свою песочницу.