Жора изо всех сил старался избегать даже ничтожных неточностей.

Не помню почему, но и от фараона мы отказались.

Было решено взять из нашей кладовой фрагмент кожи под номером 17131313, принадлежащий некогда знаменитому вождю, которого скальпировали его соплеменники. Это был подарок шамана, Жора привез эту кожицу из камчатской экспедиции.

– Пожалейте вождя, – взмолилась Тамара.

Вождя было не жалко.

– Людоеды, живодеры, вампиры…

Ася просто бросилась в слезы.

В последний момент Жора все-таки пожалел вождя и взял другой фрагмент. Лет триста тому назад он принадлежал какому-то кузнецу. Мы согласились: кузнец со здоровым геномом, прекрасным телом и крепким духом – это было то, что надо. Выбор был не случаен, и мы надеялись на хороший результат. Жора сам своими крепкими пальцами, вооруженными миниатюрным глазным пинцетом, сунул кожицу в камеру дезинтергатора и нажал кнопку. Нежно запел трансформатор, замигали лампочки термоконтроля, что-то запикало, засвистело, застонало… Лед тронулся, ожил большой экран на стене. У меня застучало в висках, глубоко вздохнул Стае. Прошло несколько томительных минут и раздался пронзительный писк зуммера: готово! Ткань кожи под воздействием одному Жоре известных дезинтегрирующих факторов через какое-то время рассыпалась на отдельные клетки. Они потеряли адгезивные свойства и стали свободны друг от друга. Это была первая небольшая победа. Опасность была получить мертвые клетки, но Жора, кудесник, колдовал над ними так, что его лоб покрылся испариной, а белая шапочка съехала на затылок. Его ежик (скальп) иногда нервно дергался, обнажая из без того огромный лоб и выказывая напряженность в работе хозяина. Жора зачем-то время от времени смотрел на Юлю, как бы прося у нее поддержки. Но ее ресницы ни разу не моргнули. Ее лицо казалось мраморным, мертвым. О том, что она жива свидетельствовали глаза, ее дивные умные чарующие живые глаза. И ниточка пульса на мраморной шее, хладнокровно и ровно отсчитывающая удары сердца. На меня Жора ни разу не посмотрел. Все мы, выжидая и надеясь на лучшее, уставились на экран, где эти клеточки плавали в растворе во взвешенном состоянии. Сколько из них живых? – вот вопрос, на который теперь все ждали ответа. Это был главный вопрос, вопрос жизни и смерти. Это было «Быть или не быть?» нашего времени. Ответить на него мог только Юра.

– Давай, – Жора легонько толкнул Юру в плечо, – теперь ты наш Бог.

Юра не двинулся с места.

Мы все тоже стояли, не шевелясь.

– Слушай, – улыбнувшись, произнес Жора, обращаясь к Юре, – скажи мне все-таки: у тебя есть враги?

– А у кого их нет? – ответил вопросом на вопрос Юра и, поправив очки, сделал первый шаг.

О каких врагах шла речь, я понятия не имел.

– Слава, а помнишь Абрамова? – спросил Жора теперь у Ушкова, – он сегодня великий человек… Он теперь…

– Абрамов никогда не будет великим, – отрезал Ушков и принялся тщательно протирать очки.

– А Люлько?

– Этот удод, что ли? – спросила Инна, – этот…

Кто такой великий Абрамов я тоже понятия не имел. А о Люлько и речи не могло быть. Этот напыщенный бычьим самодовольством ублюдок не стоит даже упоминания.

– Все у тебя ханжи и ублюдки, – говорит Лена.

– Разве?..

– За твою голову назначено десять миллионов, – говорит Юлия. – Смотри, ты читал? Она отдает мне свежий номер газеты.

– Она этого не стоит, – говорю я.

– Тебя обвиняют в гибели сотен тысяч людей.

– А сколько бы ты дала за попытку создания новой религии?

– Тридцать сребреников.

Сегодня мы, наконец, уедем из этой страны.

– Они уже понимают, что Пирамида каждого из них прижмет к стенке, высветит их черные планы, заставит трепетать и бояться…

– Не забудь нацепить бакенбарды и свои ужасные усики, – говорит Юлия.

Каждый день я меняю свой облик. Ей не нравятся эти тонкие злые усы. А мне не очень нравится ее золотистый парик! Выбирать не приходится.

– Десять миллионов – это немало, – говорит Юлия.

– Это капля в море. Нашей же Пирамиде – нет цены.

– Помоги мне, пожалуйста…

– Не забудь свою сумочку…

– Завтра вылетаем, – говорю я.

– Правда?! Куда?

Юлия рада этому сообщению. Я тоже рад.

– Я подумала, – говорит она, – что встреча с этим узколобым клерком из Совбеза ООН ничего не изменит.

– Я решил, – говорю я, – с завтрашнего дня устроить для нас маленький отпуск.

– Правда?!.

Когда пуля, прошив оконное стекло, разносит вдребезги китайскую вазу, мне удается завалить Юлю на пол и подтянуть за руку к стене.

– Не шевелись, – говорю я, – не двигайся…

– Что ты собираешься делать? – спрашивает Юля.

– Не знаю, – говорю я, и прыткой ящерицей перемещаюсь к выключателю.

– Не двигайся, – повторяю я. 

В наступившей темноте сперва ничего не видно, но когда глаза привыкают, в свете луны можно различать и кровать, и стол, и стулья…

– Уходим, – говорю я, – ползи к двери…

– Моя сумка, – говорит Юлия.

– Я все возьму сам, – говорю я.

Теперь целая автоматная очередь. Инстинктивно мы распластываемся на животе, прикрыв голову обеими руками.

– Ты как? – спрашиваю я, когда воцаряется тишина.

– А ты? – ее вопрос.

Нам удается и на этот раз уйти от преследования. Незначительные порезы ладоней осколками стекла, небольшой испуг, потом минуты настоящего страха…

Отпуск отменяется?

Прошло еще несколько напряженных минут. Юра медлил. Он стоял с пипеткой в правой руке и выжидательно смотрел на Жору. Тот молчал. Я был в полном недоумении: чего, собственно, они ждут? Вскоре пришла ясность: в этом молчании шла яростная борьба за выживание. Клеткам, чтобы заявить о своей воле к жизни, необходимо было выиграть какое-то время. Время, как известно, лечит и оживляет. Оживут ли наши клеточки? Условия для их жизни были предоставлены в полной мере: абсолютная потребность в строительном и энергетическом материале, разные там витамины, аминокислоты, простагландины и гормоны, и АТФ, и даже солевой баланс, всего этого было не в избытке, но в полном достатке. Этого было мало. Чтобы вдохнуть новую жизнь в эти крохотные беззащитные комочки, их необходимо одухотворить биополем! И теперь все зависело от меня. Но сначала провели отбор нужной фракции клеток. Здесь годятся только клетки ростковой зоны, молодые, красивые, мощные, с огромной потенцией и желанием жизни, клетки, готовые к борьбе с невзгодами. Это клетки, что называется, ad hoc[39], из камбиального слоя кожи, вот как они выглядят на фото: роскошная оранжевая аура-опушка и красное, полное жизни ядро. Эти не подведут!

Прошло минут десять, Жора молчал. Чутьем экспериментатора он знал, что спешить тут нельзя. Я поступил бы неискренно, если бы не упомянул еще об одной Жориной привычке – абсолютному равнодушию к ожидаемому результату. В те дни весь мир ждал от нас потрясения! Жора же – ни одной своей клеточкой не выдавал интереса к происходящему. Для него шел очередной день его жизни, от которой он был не всегда в восторге, но и другой не искал.

– Не парься, – сказал он Нате, которая то и дело с нетерпением ждала его команды.

Все смотрели на него, не отрывая глаз, но ни один мускул не дрогнул на его сосредоточенном лице. У меня мелькнула мысль, что вот таким его увидят потомки, когда он будет изваян, вероятно, еще при жизни, из камня или бронзы и пополнит галерею великих. Весь в белом! И Лисипп, и Фидий, и Микельанджело многое дали бы за возможность позировать им. Как памятник Жора был великолепен.

В мраморе! И только присмотревшись, можно было заметить, как время от времени вздымалась его грудь. Он жил, он дышал! Всей своей сосредоточенностью, казалось, он сам участвовал в оживлении наших клеточек. Телепатически, мысленно, вдыхая в них часть своей жизни. Прошло еще с полчаса. Жора наконец перевел взгляд на Юру и снова улыбнулся. Юра сделал было движение туловищем, но Жора только покачал головой из стороны в сторону: нет. Рано. Теперь он не смотрел ни на меня, ни на Аню, ни даже на Юлю.