– Болт?

– Болт! Принц аль-Валид, Мукеш Амбани, Лужков, Назарбаев, Зураб Церетели, Иосиф Кобзон… И, пожалуй, – Сократ…

– Что «Сократ»? – спрашивает Лена.

– Иисус и Сократ – вот маяки человечества. Сократ – его совесть, а Иисус – просто Бог…

– Одного отравили, другого распяли…

– Ясное дело: ведь это все, на что способна эта цивилизация, эта порода людей. Потому-то и надо как можно быстрее сделать ей укол в голову…

– Укол в голову?

– Да укол! От бешенства жадности…

Жадные, жадные… Жадность – как манифестация сущности современного Homo sapiens!

Я вдруг вспомнил, как совсем недавно Жора с сожалением говорил о том, что мы напрасно так и не применили нашу разработку этнического оружия для ликвидации человеческой жадности…

– Мы упустили, – сказал тогда Жора, – редкую и реальную возможность подавить алчность вот в этих…

Он кивнул на сверкающий на солнце журнал «Форбс», как раз к тому времени опубликовавший на своих страницах список самых богатых людей мира.

– …и этих…

Жора снова кивнул на кипу глянцевых журналов и цветных газет, где красовались, так сказать, успешности и знаменитости сегодняшнего дня.

– …и, конечно, этих…

Теперь Жора взял как раз распечатку сайта вот этого «Всемирного живого портала» со списком в 300 человек самых-самых, так сказать, выпершихся на ровном месте прыщей и, скомкав его, бросил в ведро для отходов.

– Помои, – сказал он, грязь мира. – Всех их надо… Ведь это они сдирают с мира кожу живьем… Ведь это они, сегодняшние гобсеки, оседлав золотого тельца, тупо и беззастенчиво направляют потоки золота, золота в свои бездонные карманы, лишая миллиарды своих соплеменников даже корки черствого хлеба. Ведь это они, баррраны и головоногие моллюски уничтожают леса и реки, и поля и озера, и, видимо, скоро и горы и вечные снега и даже облака, слепо роют свои кротьи норы в попытке отнять у нас последние запасы угля и нефти, воды и газа, выхолащивая и без того уже кастрированную планету и делая нашу жизнь тусклой и серой, неприглядной и уже дышащей на ладан. О, тупые баррраны! Всех их надо было – под генетический нож! Как класс! Как этнос жадюг! И пока на это никто не решится, мир как бриллиант никогда не засверкает, он просто не состоится, это-то тебе ясно?

Он так и сказал: «Этнос жадюг»! И, безнадежно махнув рукой, добавил:

– Это стадо ненасытных баранов…

– Почему же баранов? – спросил я.

– Да потому… Потому!.. Потому что только ослы и бараны с таким сверепым упрямством могут не замечать своей жадности и никчемности, не стремясь заглянуть и разглядеть мир на шаг дальше собственного носа. И пока мы эту коросту не соскребем с лица планеты…

– Какую коросту?

– Ну это самое твое хваленое человечество…

Жора вдруг смягчил свой обвинительный тон и произнес с надеждой:

– И хорошо, что китайцы, мне кажется, начинают прозревать. Они просто выпотрошили нашего Карла Маркса и его «Капитал», наглядно и просто показав сущность капиталистического рыла. Может быть, оттуда, с востока, как это всегда было, и придет к нам новый мессия? Как думаешь? И освободит нас…

Да, я тоже это уже понимал: всевселенская животная жадность – враг человечества!

Ведь все они…

Юля бы сказала – трусы, трусы!.. Слепые кроты, землеройки… Страусы!..

Все они, эти самые знаменитости, прочитав о себе такое, тотчас стали бы наперебой обвинять меня, мол, как так можно, что ты такое несешь, какие же мы жадные, если наши благотворительные взносы иногда превышают бюджет какой-нибудь там жалкой африканской республики, если все наши помыслы…

И т. д. и т. п…

А вскоре в мой адрес понеслись бы не только обвинения, но и угрозы, мол, если ты…

Ха! Обвиняйте – пожалуйста! Суть ваша от этого не изменится, нет. Этого мало: вскоре вы и сами вдруг обнаружите мой пророческий дар: камня на камне от вас не останется! Тут Сократ бы сказал: «А теперь, о мои обвинители, я желаю предсказать, что будет с вами после этого. Ведь для меня уже настало то время, когда люди особенно бывают способны пророчествовать, – когда им предстоит умереть. И вот я утверждаю, о мужи, меня убившие, что тотчас за моей смертью придет на вас мщение, которое будет много тяжелее той смерти, на которую вы меня осудили». Вот и я скажу так: и для меня уже настало то время! И не могу я больше молчать! Хоть у нас до сих пор так и нет… Да, нет пророка в своем отечестве! …Сенека бы просто… А Иисус бы никогда бы не взял их в Царствие Небесное.

– А что бы сказала ты? – спрашиваю я у Лены.

– Я?! Я бы…

– Ага, что?

– Ты же знаешь: «Я тебя люблю!».

– Знаю…

– И хорошая, – спрашивает Лена, – книга-то хорошая получилась?

– В каком смысле?

– В том самом!

– Ах, ты об этом!

Я же знаю, о чем она спрашивает: могут ли убить?

– А вот послушай. Тут я вполне солидарен с автором этих строк.

Я цитирую:

«От смерти уйти нетрудно, о мужи, а вот что гораздо труднее – уйти от нравственной порчи, потому что она идет скорее, чем смерть. И вот я, человек тихий и старый, настигнут тем, что идет тише, а мои обвинители, люди сильные и проворные, – тем, что идет проворнее, – нравственною порчей. И вот я, осужденный вами, ухожу на смерть, а они, осужденные истинною, уходят на зло и неправду; и я остаюсь при своем наказании, а они – при своем. Так оно, пожалуй, и должно было случиться, и мне думается, что это правильно».

– А знаешь, какое последнее слово произнес твой любимый Сократ? – спрашивает Лена.

– Знаю. Он обвинял. А слово… Кажется… Знаешь…

– Нет-нет, – говорит Лена, – он не обвинял. Еще будучи в сознании он произнес: «Исследуем…».

– «Исследуем»?

– Ага! Представляешь?!.

– Да, он до конца был уверен, что только изучение самых мельчайших подробностей жизни, уже качнувшейся к смерти, может помочь нам сотворить ее совершенство. Во! Сократ, как всегда, был на высоте. То есть он уже тогда ратовал за квантификацию жизни, за расшифровку генома, его чистку… Собственно, за строительство, возведение нашей Пирамиды Жизни! Разве нет?

– Да! Именно! – восклицает Лена.

– Вот и Жора… Как Сократ… Вооруженный до зубов знаниями ее законов, Жора разложил жизнь по полочкам, по ячейкам и затем, удалив фальшь и всякую человеческую гниль, создал то самое Совершенство, о котором мечтал Сам Иисус: «Совершенство свершилось!». Жора запросто мог бы так же воскликнуть.

– Но был распят…

– То есть?

– То и есть, – говорит Лена, – разве эта волна цунами – не современный крест?

– Да-да, – говорю я, – уж куда современнее.

– Слушай, – говорит Лена, – твой Сократ, прав, конечно, но когда это было?

– Видишь, – говорю я, – ничего не меняется…

– Сегодня у жизни другие законы.

– Поживем – увидим, – говорю я.

– А скажи мне вот еще что наконец, – спрашивает Лена, – что для тебя твоя Пирамида? Вот вы ее строили-строили…

– Да, строили… Это…

– Да, что?

– Я же уже говорил: Пирамида – это моя Наташа Ростова, это мой князь Мышкин, это мой «Крик», если хочешь – это моя Мона Лиза…

– Да-да, понимаю… Я тебя понимаю, – говорит Лена, – твоя Мона… А что, ты надеешься, что ее, твою Пирамиду, все-таки построят, выстроят на Земле? Без тебя?

– Запросто! – уверен я.

– И ты думаешь, у них хватит сил и ума, чтобы…

– Поживем – увидим, – повторяю я.

А сам думаю: если доживем…

– Вот и все, что он наспех успел рассказать, – говорит Лена. – И последняя хрустящая новость. Час назад CNN сообщило: на каком-то необитаемом островке нашли мужика внешне очень похожего на Жору, а с ним девушку неземной красоты. Мир тотчас же узнал в ней ту самую Нефертити, жену Эхнатона, царицу египетскую… Говорят, как две капли воды. Откуда ей взяться на необитаемом острове в наше время? Что касается Жоры, то вполне может быть, что ему удалось спастись…

– Как?! – восклицает Юля.

– Этот вопрос нужно адресовать Богу.