Юра молчал.

– Вот тебе чистое и незапятнанное использование силы гена в мирных, так сказать, целях. Обожествление человека. На свет появился не только Иисус, каких тысячи тысяч, но Христос – Человек, Помазанный, Homo Khristosus! Тот же Бог в человеческом виде. Появился похожим на нас, как две капли воды – голова, руки, ноги, глаза, тютелька в тютельку, пришел для того, чтобы мы – такие же! – научились его понимать. Но мы – нет! Нет! Мы умные, гордые, мы марксисты и дарвинисты, ученые-книжники, мы открыли порох, расщепили атом, разрубили ядро… Понимаешь? 

Юра только кивал. Не могу сказать, что я поразил его чем-то неожиданно новым, он это и сам прекрасно понимал и не нуждался в моих лекциях для первокурсников. Но в нем зрела убежденность в том, что и он так думает, а значит – не одинок в своих мыслях, а значит – на верном пути. Единственное, чем он мог восторгаться – беспорочным зачатием Марии. До этого момента он, конечно, не мог себе его объяснить и только теперь у него открылись глаза: а действительно, все так просто! До этого надо было дожить. Он дожил.

– Твои гены, – продолжал я, – это и есть та гранитная подложка, та незыблемая скала, а не зыбкий песок, на которой мы и будем возводить нашу Пирамиду. Это и есть та самая кость, на которой мы будем наращивать мясо живой совершенной жизни.

– Белая, – сказал Юра.

– Что «Белая»? – не понял я.

– Кость, – сказал он, – белая кость.

Я улыбнулся:

– Еще бы!

У каждого человека есть кости и своя ахиллесова пята, подумал я. Есть она и у Юры.

– С генами все ясно, – произнес он, – а вот с совершенством не очень. Это будет большой киббуц?

Я знал, что когда-нибудь он задаст и этот вопрос: от генов до совершенного общества, как от лучины до северного сияния..

– Как же и когда мы вскарабкаемся на вершину твоей Пирамиды?

Теперь я замолчал. Об этом можно было бы написать томов сто или двести, о том, как строить совершенное общество. Оуэн написал, скажем, тома два или три, Томас Мор – три или шесть, я не все их читал. Что-то написали и Бекон, и Монтескье, и Ленин… Писал и Сталин, и даже Брежнев нацарапал свое «Возрождение», которое и сам вряд ли читал… Даже узколобый Чучма и тот что-то накрапал! Да! О том, что Волга-де – это не Днепр, и она, мол, не впадает в Азовское море. А Александр Зиновьев в своей работе «На пути к сверхобществу» подробнейшим образом расписал причины невозможности его построения. Многие писали, я уж не говорю о Платоне и Аристотеле, об Августине и Марке Аврелии… А что толку?!. Библия!.. Но как разработать бизнес-план на такую программу? Для этого снова понадобится не одно тысячелетие, а жить хочется сегодня, сейчас. Как с этим быть? И быть или не быть? Вот же в чем вопрос!

– Как же и когда мы вскарабкаемся на вершину твоей Пирамиды? – повторил свой вопрос Юра.

Я посмотрел в окно, выдержал паузу, затем:

– Клон, – это все, что я мог ответить Юре, – наш клон.

Он аж подпрыгнул!

– Так я и думал, я так и думал!..

И утих. Упал в кресло и закрыл руками лицо. И снова слезы хлынули у него из глаз.

– Ты – гений, гений, ты, правда, гений, – запричитал он.

Я и не подумал его отговаривать. Мне были хорошо знакомы эти восхитительные прекрасно-томные и умопомрачительные мгновения жизни, когда тебя захлестывает волна возвышенного восторга, и неподвластные твоей крепкой воле спазмы судорог вдруг перехватывают горло, готовые удавить тебя, задушить в своих цепких объятиях. Я и не подумал его отговаривать.

– Ты, правда, – гений.

Я и не подумал его отговаривать. А что он скажет, когда я расскажу ему о том, что нам удалось уже воскресить Ленина?..

– Теперь и ты это знаешь, – сказал я.

– А кто еще?

Такие слова как «управляемая феноменология гена», теперь-то я был абсолютно уверен, приведут его в восторг, потрясут.

– Немногие, – сказал я.

Мы помолчали. Затем он, чтобы что-то сказать, продолжал.

– Если ты заметил, даже в названии моего сайта есть «klon».

Я заметил. Вместе с тем, это было признание и того факта, что мой выстрел попал в десятку.

– Юра, – сказал я, – твой ход.

– У меня есть мечта, – проговорил тихо он.

Он смотрел куда-то прищуренными глазами и молчал.

– Мне кажется, ты ее выкрал, – потом сказал он.

– Нам не хватало только черной зависти! Теперь мы вместе, – сказал я, – я – это ты! А ты – это я!

– Так не бывает.

– И мы с тобой обязательно разрулим наше общее дело!

– Мы, безбожники?..

– Юра, – я добыл из запасников еще один (Жорин) аргумент, – ты скоро умрешь.

Ни один мускул не дрогнул на его лице, он по-прежнему смотрел вдаль, затем согласно кивнул и сказал:

– Ты и тут прав: времени у нас очень мало.

– Мы – уже давно не безбожники, – уверенно произнес я, – но мы те, кто впервые сделал попытку стащить Небо на Землю. Ты не можешь себе даже представить всю тяжесть бремени, что свалилось на наши плечи.

– Но как вы собираетесь сотворить столько клонов? Где взять генетический материал того же Хаммурапи?

– Технология очень проста: берешь гомогенат клеточных ядер стволовых клеток человека и помещаешь его в биополе той персоны, которую ты хочешь клонировать. И – пожалуйста! Другой вариант – это уже готовый геном, скажем Иисуса Христа. Его кровь с плащаницы.

– У Христа уникальная группа крови, редкая для людей. 

– Тем лучше для мира.

– Но десятки, сотни людей?.. Это – невероятно!

– Для этого у нас есть «Милашка».

– Кто такая «Милашка»?

Я рассказал и это. Юра сначала, конечно, спорил:

– Ты со своей Пирамидой никому не нужен, эти люди тебя не поймут! Я же нужен им всем, все хотят быть святыми и идут ко мне со своими страхами и грехами, как овцы к пастырю. Я для них – тестер совести, если угодно, – совесть мира. Моя технология безупречна и совершенна. Она каждому скажет, кто есть кто. А тут ты со своей Пирамидой! Твой остров напоминает мне лепрозорий. Неужели мы должны быть заперты на засов и спрятаны от всего света?

Наступила среда, кажется среда, да среда, потому что в четверг, то есть завтра, я должен был вылетать в Европу. Да, в Париж, чтобы с Аней отправиться, наконец, за океан. Такой у нас был уговор. Юра сладко спал, утро было пасмурным, в Иерусалиме еще тоже были дела, и я решил отправиться в одиночку. «Созвонимся» – написал я на клочке бумаги и бросил его на журнальный столик. Звонок Юры застал меня на окраине города, я уже вышел на какую-то козью тропу, направляясь в пустыню. Было около полудня.

– Встретимся у тебя в восемь, – предложил Юра, – я должен еще кое-что успеть.

Я брел теперь, борясь с ветром, солнце так и не пробилось сквозь низкие, быстро плывущие навстречу тучи, пришлось застегнуть молнию куртки и поднять воротник. То, что я должен был сделать, я должен был сделать сам, только сам, вдали от чужих глаз и ушей. Даже Юру я не хотел посвящать в свои планы. Не то, чтобы я ему не доверял, просто я всегда это делаю так – в одиночку. Я шел и шел, обходя невысокие холмы по извилистым тропам, иногда спотыкаясь о случайные камни и цепляясь штаниной за сухой жалкий куст. Эту серо-бурую холмистую местность невозможно назвать пустыней, но здесь принято так считать, попадаются целые горные кряжи, даже редкие деревца, невпопад громко крякнет какая-то птица, хлещет ветер в лицо. Хорошо еще, что не хлещет дождь! Я ни разу не оглянулся. Так я брел часа два или три. Я ни разу не взглянул на часы, твердо зная, что к вечернему кофе прибуду в город. Что мне вдруг понадобилось в этой дикой глуши? Это была не Сахара, не Гоби, и даже не Кара-Кум. Это была, я полагал, обжитая и знакомая до последнего камешка, исхоженная вдоль и поперек Святая земля, по которой точно так, как и я брел когда-то Иисус. Чтобы превозмочь искушения. Точно так, как и я. Только, может быть, ближе к ночи и – не торопясь, не боясь опоздать к вечерней чашечке кофе. Я слегка торопился, так как чувствовал легкий озноб и, боясь простудиться, шаг за шагом спешил, набирал обороты, греясь быстрой ходьбой, даже легким бегом. Я забрел далеко, но не испытывал страха. Никаких гиен, никаких гадюк или грифов-стервятников я не боялся. Может, встретиться волк? Нет, не может, убеждал я себя, хотя твердо знал, что Иисус от них отбивался палкой. Палкой-посохом и огнем, и, похоже, огнем, все огнем защищают себя от волка. Вскоре я упал на колени. Молясь. Я молился. Это так совершенно! «Да святится имя Твое!..». Это так совершенно! Я просил у Него одного: «Дай мне силы преодолеть ту рутину, что всосала людей…». Я просил одного – понимания! Здесь нельзя было торопиться, я как мог тормозил бег своей плоти, в надежде услышать хоть одно только слово. Он был нем. Было тихо и одиноко. Но я знал, что Он рядом и молился в этой загадочной тишине. Ведь молчаливое служение труднее словесного – оно не требует признательности. Я и не искал ее. Одиночество – это дар! Я спешил к нему, я искал его, как ищут каплю ранней росы на сухом стебле пустыни. И вот я нашел! Это – совершенно! Затем я поднялся и побрел назад, не чувствуя ног под собой, не различая дороги… Вдруг я вспомнил Ушкова! Бог – это Тот, сказал он когда-то, Кто не отвечает на твои просьбы. Я никогда не был согласен с таким утверждением. Солнце уже пробилось сквозь дыры туч и теперь светило в глаза. Пока шел назад, я стал прислушиваться к Небу, слушал и слушал: не прольется ли Его пара желанных и таких нужных фраз. Юра встретился мне через десять минут, он стоял во весь рост, я узнал его сразу! он стоял, задрав голову к небу и не видя меня, шевелил губами. Ветер теперь дул в мою сторону, так что он не мог слышать моих тихих шагов, я подошел почти вплотную.