Массивную дубовую дверь открыл дворецкий, и тут же кто-то поймал ее сзади и сжал в лапах.
— Милочка, ты выглядишь еще прекраснее!
Пич попыталась обернуться, чтобы взглянуть в лицо высокого и крепкого хозяина дома, Берта Силенца.
— Берт, как это мило. Позволь мне тебя поцеловать.
— Ну вот, теперь можно. — Он чуть ослабил захват, и она поцеловала его в щеку.
— Видит Бог, ты остаешься одной из самых красивых женщин нашего города. Как я рад вновь с тобой встретиться!
— И я тоже. Мне было так приятно получить от вас приглашение. Не знала, что в городе уже известно о моем возвращении.
— Ну ты же знаешь Алину — первую сплетницу. Она все про всех знает, все видит, все слышит.
— Перестань. Ты на нее наговариваешь.
— Долгое время Алина была здесь моими ушами и глазами. Без нее я бы не достиг и половины того, что имею.
— Что за ужасные вещи вы обо мне рассказываете? — спросил знакомый голос.
Как из-под земли рядом выросла хозяйка дома. Она тоже обняла Пич, но так, как это делают женщины. Они поцеловались как бы в воздухе, чтобы не оставить следов губной помады.
— Пич, ты выглядишь просто грандиозно. Я очень рада, что ты пришла.
— И я тоже. Ты же знаешь, что это мой первый выход в свет после смерти Дрейка.
Алина сжала ей руку:
— Я польщена. А теперь давай выпьем. Самое позднее мы можем начать в половине восьмого. Время просмотра фильма — час сорок одна минута, и мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь уснул из-за слишком затянувшегося ожидания.
— Пусть попробует кто-нибудь уснуть! — зарычал Берт.
— Берт, все знают, что в твоих фильмах сюжет скручен как пружина и скучными их никак не назовешь, — успокоила его Пич.
Берт понизил голос до шепота заговорщика:
— Это мой лучший фильм. Он такой… такой, что я и сам с трудом верю, что смог его сделать. Хочу, чтобы ты посмотрела на Джейсона Дэрроу. Сказать про него, что он красивый, значит ничего не сказать. Он самый сексапильный мужчина из всех…
В разговор вмешалась Алина:
— Не надо ее накручивать, Берт. Нам необходимо честное и объективное суждение.
— К дьяволу все это! Я хочу, чтобы ей понравился фильм.
И он подмигнул Пич. Алина наклонилась и тихонько сказала ей:
— Джейсон сегодня здесь. В жизни он еще лучше, чем на экране, если такое, конечно, возможно.
В сопровождении хозяев дома Пич вошла в просторную библиотеку, в которой уже находилось человек тридцать гостей. Одни оживленно спорили, другие попивали коктейли.
Алина подводила Пич то к одной, то к другой группе, представляя ее гостям и предлагая вино. От обилия имен у Пич в мыслях началась путаница. Она не успела допить и половины из своего бокала, как Алина объявила о том, что ужин накрыт на террасе. В ту же минуту Пич почувствовала на запястье прикосновение чьей-то руки. Необычайно красивый молодой человек, высокий и статный, был ей представлен, но имени его она вспомнить не могла.
— Вы здесь одна? — спросил он.
— Боюсь, что так.
— Вот и хорошо. Я тоже один. Мы можем сесть рядом?
— Конечно, если это не противоречит планам Алины…
— Нет, я уже успел проверить, с кем мне предстоит, сидеть. Я новичок в этом обществе и ничего не знаю обо всех этих людях, кроме того, что печатают в хрониках.
— Я знаю некоторых, но так давно отошла от всего этого…
— Вы уезжали?
— Мой муж долго болел, и два месяца назад он скончался. Это моя первая вечеринка.
— Прекрасно! — Молодой человек смущенно улыбнулся. — Я имею в виду, что рад вашему выходу в свет.
Пич улыбнулась, взглянув в темные глаза незнакомца, сверкающие веселым любопытством. Выглядел он очень впечатляюще. Густые волосы песочного цвета слегка вились. Крепкие мышцы под безупречно сидящим костюмом и загар говорили о том, что гораздо привычнее для него свитера и тенниски, чем строгий вечерний костюм.
Из библиотеки через сверкающие стеклом двери французского дизайна гости прошли на террасу, откуда открывался вид на залитый огнями вечерний город. Круглые столики на восьмерых были покрыты сиреневыми скатертями. На каждом столе в вазе из дымчатого хрусталя стояли лиловые ирисы. Стены террасы были стеклянные, как в оранжерее, сходство усиливали клумбы, утопающие в зелени. Все быстро перешли на свои места. Пич и ее спутник задержались в дверях полюбоваться на все это великолепие.
— Красиво, не правда ли? — пробормотала Пич.
— Видит Бог, вы правы. Но неужели люди могут воспринимать эту красоту… как должное? — спросил он.
— Боюсь, привычка убивает способность чувствовать красоту.
— Надеюсь, со мной этого никогда не случится. Я хочу сохранить способность наслаждаться каждым мгновением жизни.
— Наверняка у вас это получится, — заверила Пич и, растроганная его чувствительностью, подумала: «Интересно, кто это такой и почему он здесь в одиночестве?»
— Кстати, меня зовут Пич Малони, — сообщила она, когда оба сели за столик.
— Пич? Что за странное имя. Ваши родители так любили персики?
— Мой муж назвал меня так с первой же встречи и с тех пор отказался называть меня моим настоящим именем, а потом, в один из дней рождения, оформил мое новое имя официально, в качестве подарка.
— Он подарил вам имя на день рождения? — удивленно спросил молодой человек.
— Не на мой день рождения, а на свой. Он был так горд этим, что воспринимал мое новое имя как подарок самому себе.
— Необычный мужчина.
— Весьма.
Алина подсела к ним за стол и шепнула Пич на ухо:
— Вкус ты не потеряла! — И подмигнула.
Два стула за их столиком оказались незанятыми. Официанты в белых смокингах начали разносить суп. Алина снова наклонилась к Пич и сказала:
— Эти стулья предназначены Джиму Аустину и Джилли Джордан, но они, как всегда, опаздывают. Я думаю, им очень трудно выбраться из постели. Остается надеяться, что они подъедут не к середине фильма, а то Берт разозлится.
Пич и удивило, и расстроило сообщение Алины.
— Почему Джим должен быть здесь с Джилли? А как же Лаура?
Алина только пожала плечами.
— Аустины собрались разводиться? — продолжала настаивать Пич, понимая наконец причину странного поведения Лауры.
— Я действительно не знаю. Берт на прошлой неделе попробовал прощупать почву, но ничего от Джима не добился. Я сама спрашивала об этом Джилли, но она ответила, чтобы я не совала нос в чужие дела.
— Я думала, что он все еще живет дома, — ответила Пич, стараясь припомнить в точности, что сообщила ей Мэгги.
— Не знаю. В последнее время он всюду появляется в сопровождении нашей великой голливудской посредственности. — И Алина обернулась к Сиду Шейнбергу, владельцу студии, получившей право распространения картины.
Огорченная Пич потеряла аппетит. Положив ложку, она посмотрела вдаль, на огни города. Надо как-то поддержать Лауру. Как жаль, что Мэгги и Нью-Йорк слишком далеко.
Густой голос прошептал ей на ухо:
— В Европе дети голодают.
— Что? Что вы сказали?
— Так обычно говорила моя бабушка, когда я плохо ел, — ответил сидящий рядом молодой человек.
— Мне что-то совсем не хочется есть.
— Вы расстроены новостью о людях, которые должны были сидеть с нами за одним столом, правильно?
Пич замялась. Не стоило делать частную жизнь подруги предметом обсуждения на вечеринке.
— Да, Лаура моя близкая подруга. И Джим тоже. Он был личным врачом моего мужа на протяжении последних лет его жизни. Они оба очень милые, чудесные люди. И оба мне дороги.
Глаза ее заблестели от слез, и она смахнула слезинку.
— Оставьте переживания на завтра, так, как делала это Скарлет[1]. Сегодня вы ничем не можете им помочь. Не давайте бедам ваших друзей омрачить ваш сегодняшний вечер. А завтра что-нибудь придумаете.
Пич улыбнулась в ответ:
— Вы говорите так, как говорил когда-то Дрейк.
— Ваш муж?
— Да. Он был чудесным человеком. Умницей.