— Да, это так, но тут длинная история. Ты готова ее выслушать?

— Не знаю пока.

Грэйс тревожно посмотрела на свою красивую дочку. Светлые волосы и густые темные брови создавали впечатляющий контраст с оливковым цветом кожи и карими глазами. Дочка была вылитый отец в молодости, но Грэйс спрятала воспоминания о нем в дальние закоулки памяти. Она поднялась, подошла к бару, замаскированному двумя зеркальными дверками, и предложила дочери:

— Давай выпьем по стаканчику! Я чувствую, что немного алкоголя мне сейчас не помешает.

— Мне не надо, а себе налей.

Грэйс молча наполнила льдом стакан, плеснула немного джина, маленькой серебряной мерной пробкой добавила пару капель вермута и села.

— Уже давно я не брала в рот ни капли спиртного, — пояснила она.

— С чего начать?

— Наверное, лучше бы выпить бокал сухого вина, оно легче, да и калорий в нем меньше, но мне кажется, твои новости требуют чего-нибудь покрепче, или я не права?

— Возможно, и права. Мама, я полюбила одного человека.

Грэйс воспрянула духом. Кейси скоро исполнится двадцать восемь, и материнское сердце болело из-за того, что в жизни дочери доминирующее положение занимали учеба и работа, не оставляя ни времени, ни сил на личную жизнь.

— Это хорошие новости, — произнесла Грэйс, помолчав, — или я не права?

— Как сказать… Он женат.

— Так ты из-за этого уехала?

— Он собирается просить жену о разводе. Они не спят вместе уже много лет.

Да, такие новости счастливыми не назовешь.

— Кто этот мужчина? — спросила Грэйс.

— Мама, ты взяла не тот тон.

Грэйс постаралась говорить более дружелюбно:

— Продолжай, моя девочка, я вся внимание.

— Он профессор английской словесности. Заведующий нашей кафедрой.

— Сколько ему лет, моя милая?

— Сорок восемь, — ответила Кейси.

— Сорок восемь! Да он тебе в отцы годится! Он даже старше меня!

Грэйс содрогнулась от мысли, что какой-то старый греховодник мог совратить ее красавицу дочку. Хотя она не считала Кейси девственницей — едва ли в наши дни можно сохранить девственность до такого возраста, — но все же такой альянс вызывал брезгливость.

— Мама, прошу тебя, не суди его, пока не познакомишься с ним.

Грэйс вынуждена была сделать над собой усилие, чтобы перебороть неприязнь. Жизнь складывалась так, что ей приходилось работать с людьми эгоистичными и трудными в общении. Едва ли нужно придерживаться той тактики, то есть возводить барьер, в общении с дочерью, вполне интеллигентной и умной женщиной. Грэйс взяла руку дочери, посмотрела на ее длинные тонкие пальцы с короткими, лишенными маникюра ногтями. После всех этих рук, унизанных кольцами, с заостренными, безупречно отполированными и покрытыми коралловым лаком ногтями, которые Грэйс видела каждый день, руки дочери показались ей по-детски трогательными.

— Прости меня, моя хорошая, продолжай.

— Все началось три месяца назад, — начала Кейси. — Мы вместе работали над планом на следующий год, и я захотела продолжить изучение сексизма в американской литературе. Он предложил мне стать руководителем и рецензентом темы. С самого первого дня знакомства он относился ко мне очень тепло, как друг. Как-то раз мы задержались допоздна, и он пригласил меня поужинать. Все рестораны оказались закрыты, мы зашли ко мне, и слово за слово… Короче, он провел ночь у меня.

Грэйс постаралась отогнать от себя возникшую в воображении картину их близости.

— Как я поняла, он не был у тебя первым?

— Нет, мама, но до него у меня было только двое. Регги Маршал в колледже… Да, первый он, но все было так противно, что я думала, ни с кем не вступлю в подобные отношения. Потом был Билл Уотли на первом курсе.

— По-моему, ты встречалась с Биллом около двух лет.

— Но все это было несерьезно. Я спала с ним только потому, что это было принято. Все говорили о каком-то особом наслаждении, которое испытываешь в постели с мужчиной. Хотя я ничего подобного не чувствовала. Ни разу.

Грэйс не могла выразить свое понимание и сочувствие словами, поэтому она только пожала руку дочери и продолжала внимательно слушать.

— И еще мне не хотелось принимать эти противозачаточные пилюли. От них толстеешь и голова болит. После выпуска я порвала с Биллом и ни с кем не встречалась, пока не защитила степень доктора.

— Трудно было держаться? — спросила Грэйс.

— Вовсе нет. Я по уши была в работе, и мне едва хватало времени на сон. Затем я стала встречаться с Генри Хартманом, но, когда отказалась лечь с ним, он совсем расстроился. У него самого были какие-то сексуальные проблемы, и чтобы их не усугублять, я сказала, что отказываюсь с ним спать, потому что лесбиянка.

— Кейси! — Грэйс едва не подавилась.

— На самом деле это сработало. Мы стали хорошими друзьями. Он больше не чувствовал скованности и не заботился о том, каким предстанет в моих глазах, и я тоже.

Грэйс протянула дочери пустой стакан:

— Милая, пока хватит. Налей мне еще немного, чтобы я могла выдержать следующую порцию. Ты уверена, что тоже не хочешь немного выпить?

— Мне нельзя пить.

— Почему?

— Я беременна.

— Господи!

В душе Грэйс все разом перевернулось. Она сразу же вспомнила тот момент, когда сама поняла, что беременна. И вновь ее захлестнуло чувство вины. Неужели и правда грехи матери ложатся на детей? Она обняла дочь за плечи и притянула ее к себе.

Кейси отстранилась:

— Все хорошо, мама. Не надо меня жалеть, а то меня саму начинает бить дрожь.

— Ты ему сказала?

— Конечно, и он счастлив. Как и я! У его жены не может быть детей, а приемных не захотел брать он. И я оказалась той самой женщиной, которая родит ему ребенка.

— Он рассказал ей о тебе?

— Нет. Он не хочет этого делать раньше времени, решил, что мне лучше уехать, пока он закончит дела с разводом. В университете жена на хорошем счету, и ему не хочется, чтобы их разрыв связывали с моим именем. Он считает, что так будет лучше и для меня, после того как мы поженимся.

— Но разве он не хочет быть рядом с тобой, пока ты беременна?

— Нельзя получить все сразу, мама. Если не будет проволочек, он сможет приехать за мной во время летних каникул. Он хочет быть здесь, когда родится ребенок.

Грэйс вздохнула с облегчением. Личный опыт приучил ее к мысли, что большинство мужчин — циники, по крайней мере в том, что касается секса. Но, может быть, этот окажется другим, порядочным.

— Ты его любишь?

— Очень люблю. Я так хочу, чтобы вы поскорее встретились. Он высокий, красивый и очень интеллигентный человек. Он открыл для меня целый мир. Я уже начала думать, что фригидна, но он сумел доказать обратное.

Грэйс слушала трели дочки, и постепенно страх ее пропадал.

— Ты хочешь выйти замуж здесь, дома?

— Да, конечно. Как только он разведется. После этого я увезу твоего внука обратно в Иллинойс.

— Да с чего ты взяла, что у тебя родится мальчик? Может, ты родишь дочку, как и я.

— На самом деле это не важно. Но я чувствую, что ношу мальчика. И я решила назвать его Паулем, в честь отца.

«Снова его тень», — со злостью подумала Грэйс.

— И знаешь, мама, — продолжала Кейси, — я хочу оставить девичью фамилию.

— Почему?

— Причин несколько. Во-первых, потому что я горда своими родителями, во-вторых, потому что я известна в научных кругах как доктор Кейси Гейбл и привыкла именно так подписывать свои работы.

— Понимаю.

— Кроме того, если я возьму фамилию Джерри, это будет звучать просто глупо. Представь, что за ерунда получается: Кейси Кейси.

Ужас ледяной рукой сжал сердце Грэйс. Неужели она не ослышалась?

— Его зовут Джерри Кейси?!

— Да, Джерри Кейси, так его зовут. Я разве тебе сразу не сказала?

Не может быть, чтобы провидение сыграло с Грэйс такую жестокую шутку. Нет, это всего лишь совпадение.

— Мама, что с тобой? Отчего ты побледнела?

В лице Грэйс не осталось ни кровинки. Будто страшная боль скрутила ее. Она попыталась встать и не смогла.