Таонтугев вздохнул и отчего-то нахмурился.

— Потом снова наступает весна, — пробормотал он, — приходит тепло, Пёолке просыпается… Мать-земля, Маа, родит всякую траву, пускает соки деревьям. Таар гонит тучи, поливает дождём. Иногда он сердито швыряется своими молниями. Но это происходит, когда «люди» не ладят друг с другом, или задумывают что-то лихое. Раэвукас говорит, что в такие часы мы должны собираться у священного огня и показывать, что наши намерения чисты. Иначе вновь в сей мир вернутся «змееподобные». Они сожгут его в Великом Огне, как было когда-то…

Таонтугев не успел закончить, как вдруг вошёл посланец и приказал вернуться в главный зал. Мы вновь двинулись по коридорам, окружённые ратниками.

— Вожди обсудили сказанное тобой, — заявил отец Таонтугева. — Мы принимаем слова мира и подчиняемся воле богов.

Так быстро сдались? — я очень удивился, но тут же стал поджидать каких-то оговорок. Сам оглянулся по сторонам и что интересно: Ярого нигде не было видно.

— Пусть племя гибберлингов селится на южных землях, — продолжил вождь. — Мы готовы принять их, как равных себе. А в знак того, что вражда окончена, мы приглашаем тебя, сын Таара, вкусить пищи под одной крышей и из одной миски. (Тут Шелкобородый отчего-то запнулся.) Не станут враждовать… такова заповедь наших предков…

Толмач скривился, а по его невнятной речи стало явно понятно, что он теряет суть слов вождя.

— Что-то не так? — негромко спросил я гибберлинга.

— Ну… мне кажется… мне думается…

— Не мямли.

— Кажется, этот «пир» — тоже своего рода проверка.

— Какая проверка?

Гибберлинг пожал плечами.

— Ладно… выхода у меня нет. Соглашаемся, — говорил я, и тут же, чуть поклонившись, произнёс: — Передай вождям спасибо. И, кстати, узнай, где Ярый? Почему он не с ними?

Медвеухие переглянулись друг с другом и ответили:

— Он… они ушли… в Священные земли.

— Они?

— Слуги богов, — гибберлинг повернулся ко мне и негромко пояснил: — Думаю, они говорят о воинственной касте их жрецов.

— Спроси, отчего те ушли?

— Им трудно принять волю богов, — отвечал отец Таонтугева.

Если это правда, то как-то странно, что он её решил подобное сказать. Тем самым вождь показывал существование раскола в рядах медвеухих. Хотя, передо мной не эльф, потому хитрить не должен. Эти обёртыши — парни простые и открытые. Чего тогда удивляться?

Я снова кивнул, мол, принимаю ответ, и нас с Шелкобородым отвели в одну из небольших «комнат».

Жизнь медвеухих, как мне удалось потом узнать, была весьма сурова и аскетична. Каждый год они свершали одни и те же ритуалы, установленные сотни лет назад их предками. При этом ни на шаг не отступая от традиций.

Вот сейчас, к примеру, кланы обёртышей готовились к зиме. Этот период был у них самым важным. По словам Таонтугева, медвеухих ждало испытание их духа и веры. Теперь большую часть времени им придётся проводить в Пещерах, где они будут молиться и ждать прихода весны.

Пять дней назад все обёртыши приняли участие в жертвоприношении, тем самым испрашивая для себя у богов мягкой зимы. Охотники изловили дикого вепря и сожгли его тушу в пламени священного огня Таара, зажжённого мной по их просьбе, при помощи зачарованной стрелы (ох, я вам и скажу, зрелище было).

Во время пира, длившегося без малого три дня, вожди кланов, собравшиеся в белых чертогах Валгесене (а подобной сходки, как стало известно, не было уже несколько десятков лет) просили о процветании и о мире. При этом медвеухие много ели, много пили, горланили песни, боролись друг с другом, занимались любовными утехами. Это были последние три дня в году, когда разрешалось свершать подобные вещи.

Испытание, о котором предостерегал меня Шелкобородый, оказалось обычной проверкой на стойкость к хмельным напиткам. Мне преподнесли огромную ёмкость, в которой плескалась бурая жидкость, имевшая характерный запах брожения. По вкусу она походила на крепкое ядрёное пиво. После первых глотков, мои ноги тут же отказались повиноваться.

Не знаю, чтобы случилось дальше, осиль я всю «чашу», но тут в мою голову пришла спасительная мысль.

— Хорош напиток… но слабоват.

Медвеухие крякнули от удивления и подобной наглости. Сняв с пояса эльфийскую флягу, и откупорив пробку, я протянул её Таонтугеву со следующими словами:

— Вот, что пьют гибберлинги.

Обёртыш принял флягу и осторожно понюхал её содержимое. Потом также осторожно сделал первый глоток. Через секунду он сильно закашлялся.

Я по-доброму рассмеялся, забрал флягу и продемонстрировал, как без особого труда пью «обжигающий эль».

— Ух! Забористая штука, — перевёл слова Таонтугева Шелкобородый. — Дух забивает ещё так!

Фляга перекочевала дальше к одному из вождей. Тот попробовал напиток и тоже поперхнулся.

Судя по всему, «обжигающий эль», пришёлся медвеухим по душе.

Так я избавил себя от испытания и не стал допивать «пиво» обёртышей. И встав во весь рост, обратился к вождям кланов:

— Мне очень приятно, что вы приняли меня в свою, так сказать, большую семью. Что вы разделили со мной пищу… В ответ, приглашаю всех вас и обязуюсь угостить каждого «обжигающим элем» в таком количестве, в каком сами пожелаете… и сможете выпить.

Приглашение медвеухие приняли. Мы сговорились, что через десять дней я буду ждать их делегацию подле Круглого озера в лагере гибберлингов.

— Отказа не потерплю и весьма обижусь.

Вволю попировав, мы с Шелкобородым, отправились назад к Красным холмам в сопровождении Таонтугева и нескольких ратников. Тут нас по-прежнему ожидали гибберлинги из моего отряда.

— Вы ребята, как хотите, — говорил я им по возвращении, — но к Круглому озеру должны быть доставлены бочек десять «обжигающего эля». А то и больше. Отправляйте гонцов к южной заимке, пусть поторопятся, тянут все припасы.

— Зачем?

— К нам прибудут вожди кланов медвеухих.

— То есть…

— То есть, будем заключать мир… на равных.

И я поведал о наших с Шелкобородым приключениях.

— У нас тоже новости, — проговорил Крепыш Орм чуть позже.

Судя по его тону, они, наверное, были не очень приятными. Вместо продолжения своих слов, гибберлинг протянул послание. Оно было от Старейшины.

Письмо Фродди начиналось так: «Станьте хозяевами своего дома!» Едва я это прочитал, как в душу закралась подленькая змейка недовольства.

Непоседа без обиняков указывал на то, что мы (читай — я) «толчём в ступе воду». Несколько месяцев противостояния, и всё без изменений.

— Подкрепление? Нам вышлют подкрепление? — на всякий случай переспросил я, закончив читать. — Через неделю? Слава Сарну, что оно уже не понадобится… По крайней мере, сейчас. Наши с варварами договорённости позволят вполне безопасно сосуществовать на этом острове.

— Вас, господин Бор, Непоседа отзывает на Корабельный Столб. А сюда уже прислали нового… военачальника.

— Это кого же?

— Какого-то Питта ди Дазирэ.

— Эльфа?

— А чего тут удивляться? Вот вы, например, человек…

— Да-да… Ладно, вернуться в Сккьёрфборх ещё успею. Вот встречусь медвеухими в лагере. Попируем с ними, обсудим условия мира… А уж тогда и возвернусь.

Через пару дней мы добрались до Круглого озера. Меня сразу же провели к новому военачальнику.

Освещённый изнутри масляными светильниками шатёр был забит всякими эльфийскими штучками. На подушках подле ажурного столика возлежал высокий черноволосый парень со сложенными за спиной драконьими крыльями. Он без всяких предисловий указал пальцем на место подле себя и тут же протянул мне бокал янтарного вина.

Я не стал сразу лезть в бутылку. И потому спокойно принял из изнеженных рук эльфа бокал.

— Питт ди Дазирэ, — представился последний.

Он всё также жестом указал одному из гибберлингов, чтобы тот подлил ароматических масел в лампу. А потом всё также жестом небрежно указал всем на выход.

— Так ты и есть Бор? — скалясь белоснежными зубами, процедил эльф. — Говорят, ты добился каких-то там успехов во время встречи с варварами?