Счастье Да останутся за плечами иссык-кульские берега, ослепительными лучами озаряемые снега, и вода небывалой сини, и высокий простор в груди — да останется все отныне далеко, далеко позади! Все, что сказано между нами, недосказано что у нас… …Песня мечется меж горами. Едет, едет герой Манас. Перевалы, обвалы, петли. Горы встали в свой полный рост. Он, как сильные люди, приветлив, он, как сильные люди, прост. Он здоровается, не знакомясь, с населеньем своей страны… Это только играет комуз — три натянутые струны. Это только орлиный клёкот, посвист каменных голубей… И осталось оно далеко, счастье этих коротких дней. Счастье маленькое, как птица, заблудившаяся в пути. Горы трудные. Утомится. Не пробьется. Не долетит. Как же я без него на свете? Притаилась я, не дыша… Но летит неустанный ветер с перевалов твоих, Тянь-Шань. Разговаривают по-киргизски им колеблемые листы. Опьяняющий, терпкий, близкий, ветер Азии, это ты! Долети до московских предместий, нагони меня у моста. Разве счастье стоит на месте? Разве может оно отстать? Я мелодии не забыла. Едет, едет герой Манас… Наше счастье чудесной силы, и оно обгоняет нас. И пока мы с тобою в печали. Только счастья не прогляди. Мы-то думали: за плечами, а оно уже впереди! И в осеннем бездорожье, по пустыне, по вечному льду, если ты мне помочь не сможешь, я одна до него дойду! Илья Авраменко Еще февраль Еще февраль, а сырость снега уже зовет в далекий край, где дым ойротского наслега, где над водой грачиный грай, где хвойных лиственниц отрада, где гор глухое забытье, где громогласных рек прохлада — успокоение твое. Желаньем радостным томимый, ты устремляешься туда, где дышит край, тобой любимый, где в домнах плавится руда, где из-под почвы черный уголь взывает блеском слюдяным, где по ночам седая вьюга слепит дыханьем ледяным. И снова — будто был и не был, как в первый раз, все видишь ты, — и степь, и розовое небо, и Салаирские хребты. Холодный рассвет С низин подул осенний холодок… Рассвет вставал медлительный и хмурый. Ночных дождей еще сверкал поток. На дальний плес, на отмелей песок туман ложился. Плыл рыбак понурый с ночной рыбалки… Вдоль по берегам кусты толпились, налиты росою. Но птицы не проснулись, птичий гам еще дремал… Над водной полосою — в патронах нерастраченную дробь мы Томью вниз несли, туда, где с нею в один речной рукав сливалась Обь, в местах слиянья густо зеленея. Мы долго шли, пока зеленый след не затерялся в мутных обских водах, пока на дальней пристани рассвет не встречен был сигналом парохода. На глинистых высоких берегах, спадавших к водам, над волною низкой он корпусом белел — такой, казалось, близкий. И флаг на нем, родной отчизны флаг, алел, приподнят… Солнце медным диском из-за вершин кедровых поднялось, и осветился лес, как подожженный… На берег молча вышел сонный лось и у воды склонился, отраженный в ее прохладной медленной волне… И вновь тогда я ощутил природу: я услыхал, как в этой тишине сквозь губы цедит лось продрогший воду. Сергей Смирнов Всем товарищам Смирновым Не говоря о тезках новых, В родной деревне у меня Живет четырнадцать Смирновых, Моя родня и не родня. А школа сельская! И снова В уме проходят ярче снов — Сперва Смирнов, Потом Смирнова, Потом еще один Смирнов. И где, скажите, нет Смирновых? Они в полях, Они в садах, В лесах сосновых, не сосновых, Во всех союзных городах. Они заведуют цехами, Рисуют, пашут и куют, И занимаются стихами, И даже арии поют. И вдруг конфуз такого рода: Я из газеты узнаю, Что недруг нашего народа Носил фамилию мою. Губитель дел и жизней новых, Смирнов, развенчанный судом, Мою фамилию Смирновых Покрыл позором и стыдом. Я это чувствовал не просто: Я замышлял, Не утаю, Из-за него, из-за прохвоста, Менять Фамилию свою. Но предо мной возникли снова, Они возникли ярче снов, Сперва Смирнов, Потом Смирнова, Потом еще один Смирнов. Родня возникла постепенно, Мой дед, когда-то полный сил, Который гордо и степенно Мою фамилию носил. Он жито сеял, Избы ставил, Он первый был на молотьбе И только светлые оставил Воспоминанья о себе. И моментально стало ясно, Чего сперва не мог понять, Что я хотел совсем напрасно Свою фамилию менять. Случись такая перемена, И было б ясно до конца, Что это явная измена Отцу и родичам отца. Нет, всеми силами своими Клянусь на будущие дни Хранить фамилию Во имя Моей родни и не родни! Во имя нас, Собратьев новых, Хранящих родину, как дом. Во имя армии Смирновых, Живущих Правильным трудом! |