Литмир - Электронная Библиотека
Литмир - Электронная Библиотека > Твардовский Александр ТрифоновичАхматова Анна Андреевна
Берггольц Ольга Федоровна
Шведов Яков Захарович
Комаров Петр Степанович
Симонов Константин Михайлович
Тарковский Арсений Александрович
Багрицкий Эдуард Георгиевич
Смирнов Сергей Георгиевич
Исаковский Михаил Васильевич
Васильев Сергей Александрович
Пастернак Борис Леонидович
Чуркин Александр Дмитриевич
Кедрин Дмитрий Борисович
Рождественский Всеволод Александрович
Поделков Сергей Александрович
Прокофьев Александр Андреевич
Саянов Виссарион Михайлович
Заболоцкий Николай Алексеевич
Семеновский Дмитрий Николаевич
Сурков Алексей Александрович
Смеляков Ярослав Васильевич
Корнилов Борис Петрович
Алигер Маргарита Иосифовна
Яшин Александр Яковлевич
Орешин Петр Васильевич
Софронов Анатолий Владимирович
Рыленков Николай
Тихонов Николай Семенович
Светлов Михаил Аркадьевич
Асеев Николай Николаевич
Лебедев-Кумач Василий Иванович
Гусев Виктор Евгеньевич
Ручьев Борис Александрович
Голодный Михаил Сергеевич
Авраменко Илья
Луговской Владимир Александрович
Браун Николай Леопольдович
Фатьянов Алексей Иванович
Решетов Александр Ефимович
Недогонов Алексей Иванович
Бедный Демьян
Щипачев Степан Петрович
Васильев Павел Николаевич
Каменский Василий Васильевич
>
Сборник лирики 30-х годов > Стр.66
Содержание  
A
A

Мичуринский сад

Оценив строителей старанье,
оглядев все дальние углы,
я услышал ровное жужжанье,
тонкое гудение пчелы.
За пчелой пришел я в это царство
посмотреть внимательно, как тут
возле гряд целебного лекарства
тоненькие яблони растут;
как стоит, не слыша пташек певчих,
в старомодном длинном сюртуке
каменный молчащий человечек
с яблоком, прикованным к руке.
Он молчит, воитель и ваятель,
сморщенных не опуская век, —
царь садов, самой земли приятель,
седенький, сутулый человек.
Снял он с ветки вяжущую грушу,
на две половинки разделил
и ее таинственную душу
в золотое яблоко вложил.
Я слежу, томительно и длинно,
как на солнце светится пыльца
и стучат, сливаясь воедино,
их миндалевидные сердца.
Рассыпая маленькие зерна,
по колено в северных снегах,
ковыляет деревце покорно
на кривых беспомощных ногах.
Я молчу, волнуюсь в отдаленье:
я бы отдал лучшие слова,
чтоб достигнуть твоего уменья,
твоего, учитель, мастерства.
Я бы сделал горбуна красивым,
слабовольным — силу бы привил,
дал бы храбрость — нежным, а трусливых —
храбрыми сердцами наделил.
А себе одно б оставил свойство:
жизнь прожить, как ты прожил ее,
творческое слыша беспокойство,
вечное волнение свое.

Хорошая девочка Лида

Вдоль маленьких домиков белых
акация душно цветет.
Хорошая девочка Лида
на улице Южной живет.
Ее золотые косицы
затянуты, будто жгуты.
По платью, по синему ситцу,
как в поле, мелькают цветы.
И вовсе, представьте, неплохо,
что рыжий пройдоха апрель
бесшумной пыльцою веснушек
засыпал ей утром постель.
В оконном стекле отражаясь,
по миру идет не спеша
хорошая девочка Лида.
Да чем же
   она
     хороша?
Спросите об этом мальчишку,
что в доме напротив живет:
он с именем этим ложится
и с именем этим встает.
Недаром на каменных плитах,
где милый ботинок ступал,
 «Хорошая девочка Лида» —
в отчаянье он написал.
Не может людей не растрогать
мальчишки упрямого пыл.
Так Пушкин влюблялся, должно быть,
так Гейне, наверно, любил.
Он вырастет, станет известным,
покинет пенаты свои.
Окажется улица тесной
для этой огромной любви.
Преграды влюбленному нету:
смущенье и робость — вранье!
На всех перекрестках планеты
напишет он имя ее:
На полюсе Южном — огнями,
пшеницей — в кубанских степях,
на русских полянах — цветами
и пеной морской на морях.
Он в небо залезет ночное,
все пальцы себе обожжет,
но вскоре над тихой Землею
созвездие Лиды взойдет.
Пусть будут ночами светиться
над снами твоими, Москва,
на синих небесных страницах
красивые эти слова.

«Если я заболею…»

Если я заболею,
к врачам обращаться не стану,
обращаюсь к друзьям
(не сочтите, что это в бреду):
постелите мне степь,
занавесьте мне окна туманом,
в изголовье поставьте
ночную звезду.
Я ходил напролом.
Я не слыл недотрогой.
Если ранят меня в справедливых боях,
забинтуйте мне голову
горной дорогой
и укройте меня
одеялом
в осенних цветах.
Порошков или капель — не надо.
Пусть в стакане сияют лучи.
Жаркий ветер пустынь, серебро водопада —
вот чем стоит лечить.
От морей и от гор
так и веет веками,
как посмотришь — почувствуешь:
вечно живем.
Не облатками желтыми
путь мой усеян, а облаками.
Не больничным от вас ухожу коридором,
а Млечным Путем.
Сборник лирики 30-х годов - i_017.jpg

Борис Ручьев

Отход

Эй, прощай, которая моложе

всех своих отчаянных подруг.

А. Прокофьев
Прощевай, родная
   зелень подорожья,
зори, проходящие
   по ковшам озер,
золотые полосы
   с недозрелой рожью,
друговой гармоники
   песенный узор.
На последней ставке
   нашего прощанья
трону всем товарищам
   руки горячо.
Сундучок дорожный,
   с легкими вещами,
бережно и ловко
   вскину на плечо.
И тогда в минуту
   самую отчальную
проводить за улицы
   да за пустыри
выходи, которая
   всех подруг печальнее,
в распоследний, искренний
   раз поговорить.
Дорогая, слушай…
   До своей околицы
наскоро парнишку
   не ходи встречать.
От тоски по городу
   тихая бессонница,
манит город молодость,
   новью грохоча.
Говорят соседи
   с легкой укоризной:
«Незачем парнюге
   ехать далеко,
бейся лучше как-нибудь
   на своей отчизне,
вечно же не будешь
   робким батраком».
Только я, упрямый,
   с испокони знаю вас.
Надоело хаты
   собственной гнилье,
не могу монетой
   шляться по хозяевам,
может, город силу
   верную вольет.
Может, не встречаться нам
   с прежнею улыбкою,
ты мои из памяти
   выметешь слова,
песни колыбельные
   будешь петь над зыбкою,
моего товарища
   мужем называть.
Только помни, близким ли
   далеким часом,
если пожалеешь,
   что не шла со мной,
встречу прежним, ласковым
   парнем синеглазым,
славной да хорошею
назову женой.
………..
Осыпая слезы
легкие, как заметь,
девушка осталась
   у родных краев…
………..
Принимай парнишку
   с синими глазами,
город дымноструйный,
   в ремесло свое.
66
{"b":"274648","o":1}