Тавричанка Никто ей на свете не был Дороже тебя и родней. Впервые южное небо Так низко склонилось над ней. Ее ты при лунном свете Поцеловал впервой, Когда встрепенулся ветер И выстрелил часовой. Ушел ты в ночное дело И не вернулся вновь. Как порох в костре, сгорела Короткая ваша любовь. Уйти бы в степные дали, С отрядом твоим уйти. Но старые родичи встали Стеной поперек пути. И некуда было податься, И некому пожалеть. Ей было всего восемнадцать Несмелых, девичьих лет. Вся красная от заката, По галькам шуршит волна, Над старой рыбачьей хатой Опять поднялась луна. Луна проплывает низко, Сдвигая в море закат. И девушка слышит близко Трескучий распев цикад. Все кажется тавричанке, Что, сбросив бушлат с плеча, Летишь ты на легкой тачанке Четверку гнедых горяча. А ветер все крепче, крепче, А пули все ловят жизнь. И губы девушки шепчут: — Держись, мой красный, держись! Рассвет идет к изголовью. Кустарник росой набряк… Что стало с твоей любовью, С девчонкой твоей, моряк? Перебродило ли горе, Как молодое вино? Пускай погадает море… А впрочем, не все ли равно? Давно ты сошел с тачанки. Уже поседел слегка. Глаза твоей тавричанки Забыл ты наверняка. С другой ты встречал закаты. Воспоминанья прочь! Во всем, во всем виноваты Весна да крымская ночь. На родине В лопухах и крапиве дворик. За крыльцом трещит стрекоза. Терпкий корень полыни горек, Как невыплаканная слеза. Тополя и березы те же, Та же пыль на кресте дорог, В повечерье, как гость заезжий, Я ступил на родной порог. В этот тихий канун субботы, Так знакомы и так близки, Руки, жесткие от работы, Не коснутся моей щеки. Робкой радостью и тревогой Не затеплится блеклый взгляд. Над последней твоей дорогой Отпылал последний закат. Жизнью ласковой не пригрета, Ты не верила, не ждала. И у самой грани рассвета Приняла тебя злая мгла. Все, о чем ты мечтать не смела, Все, что грезилось нам во мгле, Вешним паводком, без предела, Разлилось по родной земле. Встань, изведавшая с избытком Доли мучениц-матерей, Выйди в сени, открой калитку, Тихим словом сердце согрей. …Не порадует небо синью, Если дым залепил глаза. Песня встала в горле полынью, Как невыплаканная слеза. Грибной дождь Не торопись, не спеши, подождем. Забудем на миг неотложное дело. Смотри: ожила трава под дождем И старое дерево помолодело. Шуршит под ногами влажный песок. Чиста синева над взорванной тучей. Горбатая радуга наискосок Перепоясала дождик летучий. Сдвигаются огненные столбы, Горят облака… В такие мгновенья Из прели лесной прорастают грибы И песенный жар обретают растенья. И камни, и травы поют под дождем, Блестят серебром озерные воды. Не торопись, не беги, подождем, Послушаем ласковый голос природы. «Время, что ли, у нас такое?..» Время, что ли, у нас такое? Мне по метрике сорок лет, А охоты к теплу, к покою, Хоть убей, и в помине нет. Если буря шумит на свете — Как в тепле усидеть могу? Подхватил меня резкий ветер, Закружил, забросил в тайгу. По армейской, старой привычке Трехлинейка опять в руке. И тащусь к чертям на кулички На попутном грузовике. Пусть от стужи в суставах скрежет. Пусть от голода зуд тупой. Если пуля в пути не срежет, Значит — жив, значит — песню пой. Только будет крепче и метче Слово, добытое из огня. Фронтовой бродяга-газетчик — Я в любом блиндаже — родня. Чем тропинка труднее, уже, Тем задорней идешь вперед. И тебя на ветру, на стуже Никакая хворь не берет. Будто броня на мне литая. Будто возрасту власти нет. Этак сто проживешь, считая, Что тебе восемнадцать лет. |