Литмир - Электронная Библиотека
Литмир - Электронная Библиотека > Луговской Владимир АлександровичАвраменко Илья
Васильев Сергей Александрович
Решетов Александр Ефимович
Браун Николай Леопольдович
Пастернак Борис Леонидович
Ахматова Анна Андреевна
Симонов Константин Михайлович
Лебедев-Кумач Василий Иванович
Рождественский Всеволод Александрович
Шведов Яков Захарович
Комаров Петр Степанович
Поделков Сергей Александрович
Смирнов Сергей Георгиевич
Бедный Демьян
Прокофьев Александр Андреевич
Алигер Маргарита Иосифовна
Рыленков Николай
Светлов Михаил Аркадьевич
Гусев Виктор Евгеньевич
Щипачев Степан Петрович
Исаковский Михаил Васильевич
Твардовский Александр Трифонович
Берггольц Ольга Федоровна
Тихонов Николай Семенович
Смеляков Ярослав Васильевич
Багрицкий Эдуард Георгиевич
Голодный Михаил Сергеевич
Васильев Павел Николаевич
Софронов Анатолий Владимирович
Корнилов Борис Петрович
Сурков Алексей Александрович
Семеновский Дмитрий Николаевич
Тарковский Арсений Александрович
Кедрин Дмитрий Борисович
Саянов Виссарион Михайлович
Чуркин Александр Дмитриевич
Ручьев Борис Александрович
Орешин Петр Васильевич
Недогонов Алексей Иванович
Каменский Василий Васильевич
Асеев Николай Николаевич
Фатьянов Алексей Иванович
Яшин Александр Яковлевич
Заболоцкий Николай Алексеевич
>
Сборник лирики 30-х годов > Стр.75
Содержание  
A
A

Штормовая

Непогода моя жестокая[25],
не прекращайся, шуми,
хлопай тентами и окнами,
парусами, дверьми.
Непогода моя осенняя,
налетай, беспорядок чини, —
в этом шуме и есть спасение
от осенней густой тишины.
Непогода моя душевная —
от волны на волну прыжок, —
пусть грозит кораблю крушение,
хорошо ему и свежо.
Пусть летит он, взрывая бока свои,
в ледяную тугую пыль,
пусть повертывается, показывая
то корму, то бушприт, то киль.
Если гибнут, — то всеми мачтами,
всем, что песня в пути дала,
разметав, как снасти, все начатые
и неоконченные дела.
Чтоб поморщилась гладь рябинами,
чтобы путь кипел добела,
непогода моя любимая,
чтоб трепало вкось вымпела.
Пусть грозит кораблю крушение,
он осилил крутой прыжок, —
непогода моя душевная,
хорошо ему и свежо!

О смерти

Меня застрелит белый офицер
не так — так этак.
Он, целясь, — не изменится в лице:
он очень меток.
И на суде произнесет он речь,
предельно краток,
что больше нечего ему беречь,
что нет здесь пряток.
Что женщину я у него отбил,
что самой лучшей…
Что сбились здесь в обнимку три судьбы, —
обычный случай.
Но он не скажет, заслонив глаза,
что — всех красивей —
она звалась пятнадцать лет назад
его Россией!..

Абхазия

Кавказ в стихах обхаживая,
гляжусь в твои края,
Советская Абхазия,
красавица моя.
Когда, гремя туннелями,
весь пар горам раздав,
совсем осатанелыми
слетают поезда.
И моря малахитового,
тяжелый и простой,
чуть гребни перекидывая,
откроется простор,
И входит в сердце дрожь его,
и — высоту обсеяв —
звезд живое крошево
осыплет Туапсе,
И поезд ступит бережно,
подобно босяку,
по краешку, по бережку,
под Сочи, на Сухум, —
Тогда глазам откроется,
врагу не отдана,
вся в зелени до пояса
зарытая страна.
Не древние развалины,
не плющ, не виадук —
одно твое название
захватывает дух.
Зеркалит небо синее
тугую высоту.
Азалии, глицинии,
магнолии — в цвету.
Обсвистана пернатыми
на разные лады,
обвешана в гранатные
кровавые плоды,
Врагов опутав за ноги,
в ветрах затрепетав,
отважной партизанкою
глядишь из-за хребта.
С тобой, с такой красавицей,
стихам не захромать!
Стремглав они бросаются
в разрыв твоих громад.
Они, тобой расцвечены,
скользят по кручам троп —
твой, шрамами иссеченный,
губами тронуть лоб!

Летнее письмо

Напиши хоть раз ко мне
   такое же большое
и такое ж
   жаркое письмо,
чтоб оно
   топорщилось листвою
и неслось
   по воздуху само.
Чтоб шумели
   шелковые ветви,
словно губы,
   спутавшись на «ты».
Чтоб сияла
   марка на конверте
желтоглазым
   зайцем золотым.
Чтоб кололись буквы,
   точно иглы,
растопившись
   в солнечном огне.
Чтобы синь,
   которой мы достигли,
взоры
   заволакивала мне.
Чтоб потом,
   в нахмуренные хвои,
точно
   ночь вошла темным-темна…
Чтобы все нам
   чувствовалось вдвое,
как вдвоем
   гляделось из окна.
Чтоб до часа утра,
   до шести, нам
голову
   откинув на руке,
пахло земляникой
   и жасмином
в каждой
   перечеркнутой строке.
У жасмина
   запах свежей кожи,
земляникой
   млеет леса страсть.
Чтоб и позже —
   осенью погожей —
нам не разойтись,
   не запропасть.
Только знаю:
   как ты не напишешь…
Стоит мне
   на месяц отойти —
по-другому
   думаешь и дышишь,
о другом
   ты думаешь пути.
И другие дни
   тебе по нраву,
по-другому
   смотришься в зрачки…
И письмо
   про новую забаву
разорву я накрест,
   на клочки.
вернуться

25

В бумажной книге «осенняя». (прим. верст.)

75
{"b":"274648","o":1}