Алексей Недогонов Моя родословная Черная судьба моих отцов прямо начинается от бога. По путям разбуженных ветров ты ушла, слепа и босонога, от любви, от жизни, от людей в тяжкие потемки — без возврата — праведным носителем идей рыжего Никиты Пустосвята. Это все — трагедия твоя. И, живя за склонами Урала, ты слагала песни про края, где твоя весна не умирала. Кто она? Кому она сродни? …Воды протекли. Встают в тумане желтые сивушные огни. Песни о Степане-атамане. Заговоры. Лобные места. Царские парады. Эшафоты. Золото священного креста, и орлов недвижные полеты. Так туман сгущается, и в нем, растеряв пути свои косые, подвигами, войнами, огнем бредит деревянная Россия. Но в ответ из вытравленной мглы только вой полуночного волка… — Где твои двуглавые орлы? — Где твоя тупая треуголка? …Осень. (И ленинская рука — над башней броневика!) Снова воды утекли в моря; и передо мною, увядая, встала родословная моя — стреляная, битая, худая, бородой поросшая, в дыму, вышла на дорогу — на прямую… Что от родословной я приму? Что для светлой радости приму я? Я приму лишь только цвет крови, только силу, только звезды мира. — Ты меня на битву позови, — это будет именно для мира. Я возьму товарищей, свинца, хлеба фунт и песенку поэта. У моих товарищей сердца — из железа, радости и света. Мы возьмем свое наверняка! Мы пройдем с большим огнем заряда по путям последнего парада! Дайте башню для броневика! Возникайте, бури, если надо! «Близок бой…»
Близок бой. И вот сквозь дым багровый, дым долин, летящий до морей, я встаю. Клянусь последним словом в преданности Родине своей. Ты поверь, не ради легкой славы я давно скрепил с тобой родство. Эти песни счастья, эти клятвы в мир идут от сердца моего. Ты прими их и не дай померкнуть… Слава, слава, как ты далека!.. Хутор. Степь. Бездомный кружит беркут. Длинные проходят облака. Никнут у покинутого шляха желтые худые ковыли, да летит диковинная птаха на четыре взмаха от земли. Прощание Поздней осенью снова к Стамбулу летят журавли, листья клена идут на повторную завязь земли… Ветер, дымный и горький, придет от азовских лиманов. Я забуду про все. Я вернусь на полгода назад. Я пойму, для чего у низовий дождей и туманов с журавлями к Стамбулу кленовые листья летят… Здесь бродили с тобой мы по аллеям осенним, песни тихие пели, болтали, шутя, про любовь. Только часто моим не всегда гостевым настроеньям ты дарила букеты степных и чуть-чуть горьковатых цветов… В этот медленный час, по бокам тишину колыхая, по полынным степям боевые скользят поезда. Чахнут рейнские травы! Поднимаются кули Шанхая! И совсем не спокойно течет на Амуре вода! Значит, близко стучат золотые часы расставанья, и нежданные встречи караулят меня впереди. Скоро будет война! Поцелуй ты меня на прощанье и в далекий поход поскорее меня снаряди! Мною эта минута вовеки не будет забыта — опрокинулась в пропасти комнатной жизни арба… Завтра будет война! По заставам грохочут копыта, и над пашнею мира ревет боевая труба. В этом я не виню ни себя, ни тебя, дорогая. Только страшно: со мною оставшись один на один, мир кощунства не спит, одинокое сердце пугая тишиною грохочущей старых батальных картин. Предчувствие
Ой, в долине гуси гоготали, говорят в народе — не к добру. Ласточки-касаточки летали, яворы скрипели на ветру. В курене вразвалку спали дети, а у коновязи фыркал конь. Ой, в долине рано, на рассвете, вспыхивал и потухал огонь. В это время ветер бил о стену и сдувал последнюю звезду… Сапоги обую, френч одену и к долине тихо побреду. Так и сделал. Звезды золотые! Блеск шелома! Ржание коня! Предо мною времена Батыя Встали и глаза свои косые прямо обратили на меня. Грянули мечи — и… я проснулся. Охладивши сонное лицо, френч надевши, в сапоги обулся, молчаливо вышел на крыльцо. Ночью шла гроза, корежа клены, сны ломая, руша погреба. … Мимо пролетают эскадроны, и ревет военная труба. |