Александр Решетов Апрель Пока я сижу за столом В своем одиночестве строгом, Апрель, золотым помелом Махая, идет по дорогам. Потоки торопятся с гор, И снегу последнему жарко, И слышен скворцов разговор Над смолкнувшим тракторным парком. Пока я сижу за столом И призрачны строки, как тени, Предвестник цветения — гром Срывается с веток весенних. Кто свежей пойдет бороздой, Кто к выезду ладил машины, Кто сердца надеждой простой Встречает прилет журавлиный, Тот счастлив, как я за столом: Он с тою же думой упорной Взращенные где-то в былом Засеет отборные зерна. Над северной рекой
Между городом и горою, На которой лежат облака, Мчится злая, любимая мною, Несмолкающая река. Мчится так: И звеня, и воя, И швыряя на берега, Точно кружево дорогое, Пену белую, как снега. Пробивается косо, криво Мимо гор, По горбам камней. Сосны тундровые с обрыва Простирают ветви над ней. Вот январь озера и камни Заковал, как в железо, в лед, Но и в стужу поет река мне, Неустанно стремясь вперед. Знаю: так не умею петь я, Но бессмертнее наша речь. Отряхнули сосны столетья, Словно иней, С колючих плеч. Над столетьями, Над валунами, Над узлами дикой воды Вознесенный на взгорье нами, Город наш, словно в небе ты. Лунной пеной сияют крыши, Как улыбки, огни легки. Я иду над рекой и слышу Силу звонкую той реки, Что бескрайностью многоцветной, Несравнимую ни с одной Жизнь мою Пронесет победно Беспокойной крутой волной. Я вспомню… Года идут. Мы вспоминаем даты Своих рождений И чужих смертей. Ликуют рощи, Падают закаты И умирают на руках ветвей. Года идут. Двадцать шестой по счету, Как птица, пролетает шумный май. Глядят деревья в голубую воду, Влюбленных к соловьям везет трамвай Нева качает легкие байдарки, Из скверов к людям тянутся цветы. Любимая, В распахнутые парки Сегодня не со мною входишь ты. Я версты мну по праву пешехода, — Военного похода рядовой. Я славлю многотрудный день народа, Твоих друзей, Поющих над Невой. Они поют, И пенная, как пиво, Заря с балтийской встретится волной. И кто-нибудь, веселый и красивый, Тебе шепнет о счастье под луной… Приемля жизни жесткие порядки, От полусуточной ходьбы устав, Я буду спать в брезентовой палатке, Не жалуясь на воинский устав. Пускай мне снится дом с высокой крышей, В знакомых окнах поздний блеск огня. Мой современник, русый или рыжий, Сочувствием встречающий меня. И если станет правдой на рассвете Весь этот сон… Пока тоска остра, Я вспомню все: И заполярный ветер, И сны в лесу, И сказки у костра. Суровых рек серебряное пенье, Пчелиный гуд полуденных аллей… И под шагами зашипят каменья Неколебимых боевых путей. С красноармейской дружбой на привале, Куря махорку, Глядя в облака, Я не скажу ни слова о печали, Да будет и тебе судьба легка! Что эта невеселая разлука? Дни промелькнут, Свершится наш поход. Встречая нас, Сады протянут руки, Сверкающие, полные щедрот. Ни за столом, Ни на тропинке росной Я никаких сочувствий не приму, Пока страны немеркнущие весны Не изменяют сердцу моему. Ленинграду Великий город, Старый Летний сад, Железное бессмертие оград. Почти живая строгость фонарей, Над площадями окна этажей. Я каждому окну пошлю привет, Пусть фонари наполнит белый свет. Пусть липы словно в первый раз цветут, Пусть всех оркестры из квартир зовут. Да будет и влюбленным и седым Не горек твой неистребимый дым. Пускай качает лодки их Нева, Пускай такси их мчат на Острова. Пускай, войдя в многоголосый круг, Меня забудет незабвенный друг. То не беды, — Людского счастья знак. Где сосен шум, Где необъятен мрак, И я не зря зажгу свой огонек. И, бормоча созвучья новых строк, Опять забуду в дальней тишине Того, кто затоскует обо мне. То не беды, — Людского счастья знак. Весна. Нева. Вокзал. Да будет так! |