Литмир - Электронная Библиотека
Литмир - Электронная Библиотека > Симонов Константин МихайловичКомаров Петр Степанович
Заболоцкий Николай Алексеевич
Фатьянов Алексей Иванович
Орешин Петр Васильевич
Корнилов Борис Петрович
Семеновский Дмитрий Николаевич
Берггольц Ольга Федоровна
Бедный Демьян
Яшин Александр Яковлевич
Васильев Сергей Александрович
Гусев Виктор Евгеньевич
Чуркин Александр Дмитриевич
Смирнов Сергей Георгиевич
Сурков Алексей Александрович
Шведов Яков Захарович
Смеляков Ярослав Васильевич
Тихонов Николай Семенович
Браун Николай Леопольдович
Рождественский Всеволод Александрович
Кедрин Дмитрий Борисович
Голодный Михаил Сергеевич
Недогонов Алексей Иванович
Прокофьев Александр Андреевич
Твардовский Александр Трифонович
Ахматова Анна Андреевна
Ручьев Борис Александрович
Багрицкий Эдуард Георгиевич
Щипачев Степан Петрович
Пастернак Борис Леонидович
Саянов Виссарион Михайлович
Лебедев-Кумач Василий Иванович
Поделков Сергей Александрович
Светлов Михаил Аркадьевич
Асеев Николай Николаевич
Тарковский Арсений Александрович
Луговской Владимир Александрович
Алигер Маргарита Иосифовна
Софронов Анатолий Владимирович
Рыленков Николай
Каменский Василий Васильевич
Васильев Павел Николаевич
Исаковский Михаил Васильевич
Решетов Александр Ефимович
Авраменко Илья
 > Сборник лирики 30-х годов > Стр.40
Содержание  
Сохранить
Шрифт
Размер шрифта   


Цвет фона

Цвет шрифта
Очистить
Настройки  
A
A
1
2
3
...
39
40
41
...
99

«Мы теперь вспоминаем погожие дни сентября…»

Мы теперь вспоминаем погожие дни сентября,
Бабье лето в прощальной красе придорожной березы.
Мы теперь вспоминаем, как кровли домов серебря,
Словно весть о зиме, по утрам приходили морозы.
От высоких ометов тянуло соломой ржаной,
Зеленели посевы, спеша подрасти до ненастья.
Я краснел, без привычки тебя называя женой,
Я при людях стыдился меня наполнявшего счастья.
Только, как ни старался, скрывать его не было сил,
Словно солнце за мной проходило невидимым следом.
Я отборное яблоко утром тебе приносил,
Самый лучший кусок отдавал я тебе за обедом.
И сегодня, ребенка в горячие руки беря,
Я дыханьем своим осушу его первые слезы.
Как же можно забыть нам погожие дни сентября,
Бабье лето в прощальной красе придорожной березы…

«Ты нерасцветший колос подняла…»

Нерасцветший колос

Расцветает от человеческого дыхания

(Народное поверье)
Ты нерасцветший колос подняла,
К своим губам горячим поднесла,
Дохнула на него, и, оживая,
Расцвел тот колос у тебя в руке,
Чтоб доцветать и зреть на сквозняке,
Где зной течет, как пена дрожжевая.
И я сказал: «Не так ли и людей
Мы оживляем теплотой своей,
Сокрытые в них силы умножаем,
Чтоб каждый мог принесть посильный плод
И мы средь человеческих забот
Могли своим гордиться урожаем».

«Опадает с яблони…»

Опадает с яблони
Белый цвет,
Что-то друга милого
Долго нет.
Я, встречая на поле
Свет-зарю,
На дорогу дальнюю
Посмотрю.
А дорога дальняя
Широка,
А над ней крылатые
Облака.
Вся она исхожена,
Вся она изъезжена
Без него.
Нет и нет прохожего,
На него похожего,
Нет и нет проезжего
Моего.
Как увижу издали,
Позову.
Рядом посажу его
На траву,
На колени голову
Положу,
Как я тут ждала его,
Расскажу.
Сколько счастья-радости
Впереди!
Где ж ты, долгожданный мой?
Приходи!
Знаю, друг без друга нам
Счастья нет…
…Опадает с яблони
Белый цвет.

«Застывшая за ночь, звенела дорога…»

Застывшая за ночь, звенела дорога
Под конским копытом на весь суходол,
А к вечеру стало теплее немного,
И снег с потемневшего неба пошел.
Сначала совсем неуверенный, редкий,
Как будто высматривал место, где лечь,
Потом осмелел и серебряной сеткой
У каждого дерева свесился с плеч.
Ты вышла и взять не хотела косынки
Пуховой, что я за тобою принес;
И видел я — таяли сразу снежинки,
Попавшие в желтое пламя волос.
Вернулись, а комната — словно другая,
Уютней, домашнее стало тепло.
И долго сидели мы, не зажигая
Огня, и от счастья нам было светло.

Человек

Ветер странствий, соленый и горький,
Им да звездами юность полна.
В море бриз. Апельсиновой коркой
За лиманом желтеет луна.
Степь лежит молчаливо и мудро,
Одиноких раздумий сестра.
Быль иль небыль намедни под утро
Рассказал этот старый Чудра?
Не ответишь вовек — и не надо,
Только б верилось в дни неудач:
Волю девушки ценят, как Радда,
Парни любят, как Лойко-скрипач.
А еще… Не наврала цыганка,
Указала она, погляди:
Поднял сердце горящее Данко,
Чтобы путь озарить впереди.
Не о том ли мечтает он с детства,
Затаив неребяческий гнев,
И прислушаться и приглядеться
К человеческим судьбам успев.
Дед Каширин, кунавинский книжник,
Поучал за виски теребя:
«Коль рубашки не снимешь ты с ближних, —
Значит, ближние снимут с тебя».
Враки! Снимет рубашку хозяин,
Если будешь покорен, как вол.
И от нижегородских[14] окраин
Он до Черного моря дошел.
Вьется в небе над ним спозаранку
Журавлей путеводная нить.
Если в мире не сыщется Данко,
Он сумеет его заменить!
Ветер странствий, соленый и горький,
Им да звездами юность полна.
В море бриз. Апельсиновой коркой
За лиманом желтеет луна.

«Чуть дымятся луговые плесы…»

Чуть дымятся луговые плесы,
Даль тепла, светла.
То не ты ли косы у березы
На ночь заплела?
То не твой ли на реке гремучей
Виден переход?
Не твоим ли голосом над кручей
Иволга поет?
Пусть не видно в травах непримятых
Твоего следа,
Сердце верит: где бы ни была ты —
Ты со мной всегда.
И когда в лугах синеют росы,
Ты на склоне дня,
Заплетая косы у березы,
Вспомнишь про меня.
Про меня, про вешки в дальнем поле
Да про те холмы,
Где, грустя и радуясь до боли,
Подрастали мы.
вернуться

14

В бумажной книге «нижнегородских». (прим. верст.)

40
Перейти к описанию Предыдущая страница Следующая страница
{"b":"274648","o":1}