«Шла я нынче заимкой…» Шла я нынче заимкой, На снега глядела. Чего за ночь заинька Напетлял, наделал! У плетня у каждого, С умыслом ли, нет ли, Вереск он обхаживал, Затягивал петли. А местами — пустится Через пни и кочки: От куста до кустика По четыре точки. Я милого — мучилась Слушала весь вечер, До чего ж закручены У милого речи. Хоть и непонятные, Но уж так красивы… Слушала да пятилась, Свету не гасила. Я сноровку дикую Заячью-то знаю, Знаю, когда прыгают И когда петляют. «У ворот в цветах и лентах лошадь…»
У ворот в цветах и лентах лошадь. Заждались девчата за избой. Ты бы взял гармонику, Алеша, Ту, что с зеркалами и резьбой. Ту, с которой на море не зябли, — Шумную, В четырнадцать басов, Мы возьмем твои топор и грабли, Девушки управятся с косой. Отвалили бы да затянули: «Партизаны брали города» — Травы бы колени подогнули, Хлынула бы на берег вода! И березовое мелколесье Зацвело б, как яблоневый сад! Захвати с собой, Алеша, песню Ту, что разучили год назад. «Ни покоя тебе, ни просто…» Ни покоя тебе, ни просто Тишины. Берега кипят. И вода шестибального роста Обдает с головы до пят. Утром гребни белее мела. Скрип камней прознобит насквозь, Синий свет пронижет все тело, Ветер выдует каждую кость, И уже никуда — Угрюмый Или радостный — Не уйдешь, Никуда не уйдешь от шума И от скрипа своих подошв, — Ни в ущелья Урала, Ни в пади Вологодских трущоб, — Никуда!.. …………. Так — от самого первого взгляда, Покорившего навсегда. Туча Издалека, Томясь от слезной муки, Играя снежной белизной плеча, Заламывая молнии, Как руки, Шаль темную По травам волоча, Она плыла. Весь мир припал и замер, Истосковавшись, ждал: Придет гроза. Глядело жито желтыми глазами В ее большие Влажные глаза. Ничто вокруг не вызвало тревоги. Пред тучей полдень побледнел и смерк. Вились воронки ветра на дороге, Несмелые, И поднимались вверх. Но вдруг расперло воздух Черным громом, И хлынули Свистящие клинки. В полях осталась Смятая солома, В садах продрогших — Яблонь костяки. Коса «…А завершение красоты — волосы» «Книга 1001 ночи» Не огонь — перо жар-птицы, Не поля дамасских роз — Снятся мне твои ресницы, Снятся тихие зарницы Золотых твоих волос. Ты в морскую зыбь входила, Словно в облако луна. Ты смеялась, ты светилась. Живописней всех катилась, Пенясь, с плеч твоих волна. Поднималась ты на скалы — И с базальтовых громад Лился тонкий, небывалый, Золотистый водопад. Чья душа не замирала, Когда ты ходила в пляс, Когда ты разволновала Свою косу в первый раз, Вот она горит, как зори, Как сполохи, И видней, И не могут с нею спорить Ни огни, ни волны моря — Даже волны! Даже море! Даже радуги огней. С чем сравнится это пламя? Что зарницы поутру, Коль твоя коса, как знамя, Полыхает на ветру! Александр Чуркин «Я в своем таланте не уверен…» Я в своем таланте не уверен, Может быть, его и вовсе нет. Может, я стучусь в чужие двери Понапрасну только столько лет. Но, лишь только вытяну ладонь я За окно, в круговорот земной, Запросто летят на подоконье Звезды побеседовать со мной. Я от родины своей былинной Вышел утром ранним в чуткий час, Точно странник по дороге длинной, Суковатым посохом стучась. Так же шел, обретший в каждом миге Мудрость мира, ласковый покой, Многодумный Алексей Чапыгин, От меня живущий за рекой. Вслед за ним покинул отчий кров я, Чтоб беречь такую честь и стать. Вот запел на Ладоге Прокофьев, — И по всем морям его слыхать. Водит он в лазоревые весны Крепко просмоленные челны, Пронося поэзию на веслах. Точно пену яростной волны. Я не стану называть дословно Тех, что скрыты серою плитой, Всей моей рыбачьей родословной, Северным сияньем залитой. |