Литмир - Электронная Библиотека
Литмир - Электронная Библиотека > Пастернак Борис ЛеонидовичРешетов Александр Ефимович
Тарковский Арсений Александрович
Симонов Константин Михайлович
Кедрин Дмитрий Борисович
Авраменко Илья
Шведов Яков Захарович
Рыленков Николай
Комаров Петр Степанович
Берггольц Ольга Федоровна
Заболоцкий Николай Алексеевич
Ахматова Анна Андреевна
Каменский Василий Васильевич
Браун Николай Леопольдович
Твардовский Александр Трифонович
Багрицкий Эдуард Георгиевич
Яшин Александр Яковлевич
Васильев Павел Николаевич
Сурков Алексей Александрович
Щипачев Степан Петрович
Исаковский Михаил Васильевич
Васильев Сергей Александрович
Недогонов Алексей Иванович
Семеновский Дмитрий Николаевич
Поделков Сергей Александрович
Ручьев Борис Александрович
Алигер Маргарита Иосифовна
Софронов Анатолий Владимирович
Луговской Владимир Александрович
Чуркин Александр Дмитриевич
Светлов Михаил Аркадьевич
Асеев Николай Николаевич
Корнилов Борис Петрович
Фатьянов Алексей Иванович
Голодный Михаил Сергеевич
Бедный Демьян
Смеляков Ярослав Васильевич
Орешин Петр Васильевич
Тихонов Николай Семенович
Саянов Виссарион Михайлович
Лебедев-Кумач Василий Иванович
Рождественский Всеволод Александрович
Смирнов Сергей Георгиевич
Прокофьев Александр Андреевич
Гусев Виктор Евгеньевич
>
Сборник лирики 30-х годов > Стр.56
Содержание  
A
A

Жизнь

Ночь глуха.
   Я зажигаю спичку
И по огненному ножу,
Средь кибиток
   и запряжек бычьих,
На широкую
   дорогу
     выхожу.
Две зари
   друг другу отдавали
Рваные отары облаков.
Вдоль карагачей,
   сухих дувалов
Я иду
   легко и далеко.
Так легко,
   что ни землей,
     ни камнем
Мой уход
   не потревожен был.
И летела сзади
   облаками
Азиатская,
   седая пыль.
Но тропинка,
   тонкая, двойная,
Переводит
   через тощий ров
К опустелой крепости
   Дейнау,
В кладбище
   распавшихся
     бугров.
Шла гроза,
   гремя по горным склонам,
Дыбилась
   неведомо куда.
К ней тянулась
   глыба из бетона,
И на гребне —
   красная звезда.
Здесь давно
   не разрывался порох,
Не клонился
   мокрый шелк знамен, —
Это кладбище
   алайцев и саперов,
Выщербленных
   каменных имен.
Млечный Путь
   наполнен белым соком.
Освещает звездная река
Надпись:
   «За трудящихся Востока!»,
Буквы: «Слава!» —
   и металл венка.
Я, товарищи,
   про этот подвиг знаю,
Хоть неведомы
   суровых лиц черты.
Кровь героев
   светит,
     поднимаясь
Из глубин
   подземной темноты.
Кровь,
   пролитая за жизнь,
     не канет.
Ей дано
   в людских телах
     кружить.
Ваша жизнь,
   кипевшая
     в словах и тканях, —
Это есть
   и будет
     наша жизнь.
По ночам
   в непроходимой чаще
Времени
   все чаще слышу я,
Как ревет
   в крови моей летящей
Грузная махина бытия.
Я глядел
   в глаза твои большие,
Жизнь, праматерь
   смерти и любви,
Я хотел понятней,
   проще, шире
Каждой радости сказать:
   «Живи!»
Но штыком мне отворили зренье,
Ослепила боем и людьми
Ненависть,
   которой нет сравненья,
Ярость,
   перестроившая мир.
Только ей
   отдал я все на свете,
Право жить
   и честно умереть,
Даже тот,
   любимый мною ветер —
Ветер дальних странствий
   и морей.
Смерть
   не для того, чтобы рядиться
В саван
   мертвых, медленных веков.
Умереть —
   чтобы опять родиться
В новой поросли
   большевиков.

«Сивым дождем на мои виски…»

Сивым дождем на мои виски
   падает седина,
И страшная сила пройденных дней
   лишает меня сна.
И горечь, и жалость, и ветер ночей,
   холодный, как рыбья кровь,
Осенним свинцом наливают зрачок,
   ломают тугую бровь,
Но несгибаема ярость моя,
   живущая столько лет.
 «Ты утомилась?» —
   я говорю.
     Она отвечает: «Нет!»
Именем песни,
   предсмертным стихом,
     которого не обойти,
Я заклинаю ее стоять
   всегда на моем пути.
О, никогда, никогда не забыть
   мне этих колючих ресниц,
Глаз расширенных и косых,
   как у летящих птиц.
Я слышу твой голос,
   голос ветров,
     высокий и горловой,
Дребезг манерок,
   клекот штыков,
     ливни над головой.
Много я лгал, мало любил,
   сердце не уберег,
Легкое счастье пленяло меня
   и легкая пыль дорог.
Но холод руки твоей не оторву
   и слову не изменю,
Неси мою жизнь,
   а когда умру —
     тело предай огню.
Светловолосая, с горестным ртом, —
   мир обступил меня,
Сдвоенной молнией падает день,
   плечи мои креня,
Словно в полете,
   резок и тверд
   воздух моей страны.
Ночью,
   покоя не принося,
     дымные снятся сны.
Кожаный шлем надевает герой,
   древний мороз звенит.
Слава и смерть — две родные сестры —
   смотрят в седой зенит.
юноши строятся,
   трубы кипят
     плавленым серебром
Возле могил
   и возле людей,
     имя которых — гром.
Ты приходила меня ласкать,
   сумрак входил с тобой,
Шорох и шум приносила ты,
   листьев ночной прибой.
Грузовики сотрясали дом,
   выл, задыхаясь, мотор,
Дуло в окно,
   и шуршала во тьме
   кромка холщовых штор.
Смуглые груди твои,
   как холмы
   над обнаженной рекой.
Юность моя — ярость моя —
   ты ведь была такой!
Видишь — опять мои дни коротки,
   ночи идут без сна,
Медные бронхи гудят в груди
   под ребрами бегуна.
Так опускаться, как падал я, —
   не пожелаю врагу.
Но силу твою и слово твое
   трепетно берегу,
Пусть для героев
   и для бойцов
     кинется с губ моих
Радость моя,
   горе мое —
     жесткий и грубый стих.
Нет, не любил я цветов,
   нет, — я не любил цветов,
Знаю на картах, среди широт
     легкую розу ветров.
Листик кленовый — ладонь твоя.
   Влажен, и ал, и чист
Этот осенний, немолодой,
     сорванный ветром лист.
56
{"b":"274648","o":1}