Но уже на следующий день монотонная работа казалась девушке утомительной.

…Стружка имела странное свойство никогда не кончаться. Не успевал веник обойти все углы, как пол снова усыпали металлические ошмётки.

Нина остановилась у порога, бросила полный отчаяния взгляд на помещение и рука, сжимавшая веник, обречённо опустилась: нужно было начинать уборку сначала. И так, до бесконечности… Девушка подавила вдох, но не могла прогнать мысли о том, что на улице так безрассудно дурманит весна, и с тоской оглянулась на дверь. Улыбаясь, на Нину смотрел сероглазый полковник, коренастый, уже с намечающимся животиком, но ещё довольно стройный, по всему видно, скорее, моложавый, чем молодой.

— А ты что здесь делаешь? — подмигнул весело Нине, обвёл взглядом стоявших за станками, и серые глаза снова остановились на девушке с веником. По-видимому, в цехе не оказалось того, кого он искал.

— Стружку выношу…

Нина взялась за лопатку.

Ответ был итак очевиден, но почему-то заставил полковника улыбнуться.

— Пойдешь ко мне адъютантом? — предложил он неожиданно. — У меня адъютанта убили.

— А что делать надо?

— Ничего, — засмеялся полковник. — Будешь мне с офицерской кузни обед носить.

Нина кивнула и тоже засмеялась.

— Завтра с утра и приходи. Здесь в нескольких километрах госпиталь. Спросишь Ковалёва Владимира Петровича или просто «где главный?» — подмигнул Ковалёв.

Комната Владимира Петровича находилась на первом этаже пятиэтажного здания. Такая же, расположенная как раз над ней, досталась и Нине.

Соседние домики казались по сравнению с пятиэтажным госпиталем, как грибы возле пня. Даже двухэтажный серый дом, нижний этаж которого служил одновременно столовой и кухней. Владимир Петрович ещё по дороге коротко объяснил Нине, что в обязанности адъютанта входит не только приносить ему завтрак, обед и ужин, но и мыть, когда требуется, посуду.

— Валя на месте тебе всё расскажет, — не стал он пускаться в долгие объяснения.

Из столовой доносились уже будоражащие аппетит ароматы. Пахло котлетами и сладковато — блинчиками.

Воображение поддразнивало Нину, рисовало вкуснейшие «конвертики» с творогом. Но на обед никто ещё не собирался. Только позвякивание посуды и голоса накрывавших на стол женщин доносились из настежь распанутых окон.

Ковалёв наказал Нине прийти пораньше, чтобы познакомиться с Валей ещё до обеда. («Худая, в веснушках вся, как мальчишка. Сразу узнаешь её»).

Полковник вооружил девушку-адъютанта удобным подносом. Два его яруса скреплялись пружинками.

— Мне возьмешь блины фаршированные, борщ из красной свеклы, а себе — что только захочешь, — напутствовал Ковалёв. — И то же самое для товарища капитана, — понизил голос. — И кисель.

«Блины фаршированные, борщ из свёклы и кисель», — повторяла мысленно Нина. Спохватилась, что не уточнила, один кисель или «товарищ капитан» будет тоже. Хотела даже вернуться, но потом решила, что не надо. «Себе, что только захочешь» подразумевало и кисель и ещё, что угодно.

Нина остановилась на пороге кухни. За столом несколько женщин о чем-то оживленно спорили, и никто не обратил внимания на вошедшую.

— Да какая она солдатка! — горячилась невысокая полная брюнетка с двумя глубокими шрамами на шее. — Она и погоны-то капитанские известно, за что получила. Как в том анекдоте. Слышали?

— Не-а, — лениво отозвалась другая, шатенка с короткой, почти мужской стрижкой.

— Так вот слушайте, — обвела веселым взглядом боевых подруг брюнетка. — Дочь пишет матери письмо с фронта. «Мама, служу хорошо, меня наградили медалью». — Женщина захихикала, предвкушая смешную развязку. — А мать пишет в ответ: «Дочь, не жалей п…ы, догоняй до „звезды“». Так и наша «товарищ капитан». Походно-полевая жена. ППЖ. Вот кто она! Если б не дала полковнику!..

— Ладно тебе, Зой, — миролюбиво остановила обличительную тираду женщина с короткой строжкой и добавила с кокетством в грубоватом голосе. — С мужиками сейчас, сама знаешь, как. Кто ж теперь от подполковника откажется? Ты б отказалась?

Зое послышалась в словах однополчанки насмешка.

Она грозно поднялась со стула, уперла руки в крутые бока.

— Ты что это хочешь сказать?

— Ну-ну, — тем же миролюбивым тоном усмирила ее шатенка. — Так, ни на что.

— Что ты, Тонь, в самом деле, — включилась в разговор и третья солдатка. — Или на вору и шапка горит?

— Да ты… да все вы!. - вспыхнула Зоя и бессильно махнула рукой. — Да ну вас!

В столовую четким, почти строевым шагом, вошла подтянутая женщина с веселым и решительным чуть продолговатым лицом, усеянным задорными веснушками. Негустые, но пушистые от природы вьющиеся короткие волосы лежали небрежными солнечно-русыми завитками.

— А что нельзя? — в тон ей ответила Зоя. — Отвоевали, можно теперь и посплетничать.

— Ох уж ты и навоевалась, — веснушчатое лицо Валентины («Худая, в веснушках вся, как мальчишка») стало строгим. — Прям на передовой грудью на амбразуру кидалась. Бабоньки, вы только посмотрите на нее, какая героиня нашлась! Еще Рейхстаг не взяли, а уже отвоевали!

— Я вот что думаю… — забыла о злополучной ППЖ Зоя. — Как бы американцы свой флаг раньше нас свой флаг над Рейхстагом не подняли…

Тирады же вошедшей почему-то решила и вовсе не расслышать. Видимо, потому, что та была куда острее на язык, чем она.

— А ты меньше думай, — все тем же задиристым тоном посоветовала Валентина. — А то совсем умной станешь. По мне хоть китайцы, лишь бы наших ребят меньше погибло в Берлине.

— Не патриот ты, Валя, — укоризненно покачала головой Зоя.

— Ты зато патриот у нас языком чесать, — не осталась в долгу Валентина. — А как посуду мыть, так пусть непатриоты моют.

Зоя бросила на нее сердитый взгляд и ничего не ответила.

— А вот и подмога, — заметила Валентина Нину. — Ты теперь вместо Кости.

Нина пожала плечами.

— Я адъютант Владимира Петровича.

Валя грустно кивнула. По-видимому, погибшего адъютанта звали Костя.

— Значит так, — чеканным голосом ввела в курс дела Валентина. — Те столы, — показала она в сторону нескольких столов, составленных в ряд, — для офицеров. Сейчас их надо будет накрыть. Потом возьмешь суп, котлеты, что там надо. Отнесешь, а после обеда возвращайся мыть посуду. Всё понятно?

Не дожидаясь ответа, Валентина также стремительно, как вошла, вышла из столовой, видимо, вспомнив о других, более неотложных делах.

Офицерам накрывали на стол. Солдаты стояли с котелками, приготовив крышки от них под второе.

Из открытой двери (судя до запахам, кухни) вышел немолодой капитан с горкой блинчиков на подносе.

— Виктору Петровичу за обедом? — догадался он, увидев незнакомую девушку у дымящихся котлов.

Нина попросила блинчиков — полковнику, «товарищу капитану» и себе, борщ и три стакана киселя.

Обедал Владимир Петрович в компании с «товарищем капитаном» — на первый взгляд ничем особенным не примечательной женщиной.

Увидев девушку с подносом, она вскинула на полковника вопросительный взгляд, но Владимир Петрович не счёл нужным на него отвечать.

— Иди, Нина, — разрешил он.

Умяв свою порцию блинчиков, девушка вернулась в столовую.

Валентина как раз собирала со стола посуду.

— Помогай, что стоишь? — весело кивнула она Нине.

Нина сгребла тарелки со стола и направилась за Валентиной на кухню. Там гремела чашками Зоя. Не глядя на вошедшую, она подчёркнуто старательно протёрла посуду полотенцем и молча удалилась.

Валя проводила её насмешливым взглядом и густо намылила тарелку. Вдали сотрясали птичью, цветущую канитель выстрелы.

— Ты бабские сплетни не слушай, — почему-то взялась Валентина защищать Зою. — Зоя — баба не зля. Склочная только. Но если что- не подведет. Она у нас раненого из огня вытащила. Видела шрамы у нее на шее? Вот это с тех самых пор. На память о подвиге вместе с медалью получила… А для женщины шрамы они как будто на душе. Чуть что — саднит.

Валентина вздохнула, подумав о своем. Ей и самой из каких только переплетов не доводилось выходить на фронте. И боевых товарищей выручать… Что такое теперь кухня после передовой? Валентина усмехнулась, подумав о том, что держать в руках автомат «Калашникова» для неё стало привычнее, чем половник. Такая она — солдатская женская доля…