— Эх, женщина на охоте — это ж все равно, что баба на корабле, — в сердцах махнул рукой Иван. — А тем более девчонка-пигалица. Но поди это немцам объясни!

Нина не стала спорить.

— Хоть бы в воскресенье дали поспать, — не разделял восторгов отца по поводу предстоящей охоты Илья и зевал во весь рот. — Еще бы хотя бы часочек. А потом можно и на охоту.

— Тоже мне охотничек, — криво усмехнулся Иван. — Не видел ты, Илья, настоящей охоты. Эх, не видел!

Улыбка отца четверых детей стала почти мечтательной.

— Вот у нас на Брянщине… Там охота так охота. Одних волков не счесть.

— А я помню, как ты волка домой принес, — оживился Ильюшка.

— А я один раз лису подстрелил, — напомнил о своих охотничьих заслугах Володя.

Ильюшка насупился, молчал и отводил глаза в сторону.

Взгляд старшего брата стал виноватым и жалостливым. Вот жили бы они в России, глядишь, и брали бы уже Илью на охоту.

— Вот вернемся в Россию, будем втроем на лис ходить, — вкрадчиво пообещал Илья.

— Нет, на лис я не пойду, — тряхнул пшеничным чубом Илья.

— Это почему? — удивился Володя.

— Жалкие они — лисы, — вздохнул младший брат. — И красивые. На волков — это пожалуйста. Они и на людей нападают. А на лис или там зайцев — нет, не хочу.

— Жалко, значит? — насмешливо прищурился Володя.

— Жалко, — миролюбиво согласился Илья.

— А Пауля, значит, не жалко дразнить было? — продолжал подтрунивать старший брат.

— Так Пауль — немец! — удивился вопросу брата Илья.

Иван замедлил шаг, вглядываясь вдаль. Из-за деревьев показалась знакомая беседка.

Ее уже успели занять узники из барака. Галя, и сестры Маришю и Ганурата сидели на скамье, Василь и трое братьев-поляков весело толпились у входа.

— А хозяина-то и нет, — разочарованно протянул Иван. Охотничий азарт вернул блеск усталым глазам узника, как будто снова шумел перед ним зеленым океаном Брянский лес.

Иван застыл у беседки и напряженно, нетерпеливо смотрел вдаль, предоставив остальным сидеть и равнодушно ждать на мокрой от измороси скамейке.

За поворотом мелькнуло, наконец, зеленое перо.

— Вот и Мартын наш с семенами! — зевнул во весь рот Илья.

Рядом с лесником бодро трусил коричневый дог.

Иван невольно поежился не то от утреннего ветра, не то от прозвища, прозвучавшего как будто с другой, невидимой, стороны бытия.

Так называл лесника дядя Федор.

— Не Мартын он, — суеверно набросился на младшего сына Иван, — а Иоанн. Иван по-нашему.

— Иван так Иван, — недоуменно согласился Илья. И что это отец вздумал немца защищать? — Только это не он.

Человек в шляпе с пером подошел поближе, и стало очевидно, что это незнакомый лесник, только одеждой и фигурой и похожий на Шрайбера.

Незнакомый лесник лет на десять моложе Шрайбера бросил быстрый взгляд в сторону узников и остановился недалеко от беседки. По всей видимости, он тоже пришел на охоту.

Собака, похожая на Дугласа, послушно легла в ногах лесника.

Вскоре вдали показалось еще одно зеленое перо. Но этот незнакомец в шляпе и привычной зеленой форме, высокий и грузный, не был похож на Шрйбера даже издали.

Впереди него шли четверо узников со знаком ОСТ на груди — трое средних лет и юноша лет восемнадцати.

Все пятеро остановились возле беседки, и между лесниками завязалась легкая, приятная беседа, которую время от времени прерывал их веселый смех.

Ясное осеннее утро располагало к шуткам и к охоте. Даже Ильюшка перестал зевать.

— Лучше бы по грибы пошли, — все еще куксился он, а воображение его назойливо рисовало то серые, то рыжие пушистые комочки, в которые вот-вот будут целиться немцы.

Но вскоре со стороны Берхерверга зеленые перья начали мелькать то тут, то там за деревьями, и жалость в сердце паренька уступила место любопытству.

— Ишь ты, сколько лесников! — присвистнул он. Собаки насторожились, а один из них, тот, что пришел первым, грозно зыркнул на мальчишку-непоседу.

Он притих на несколько секунд и принялся считать лесников.

Людей с зелеными перьями и охотничьими собаками оказалось десять.

— А вот и еще два зеленых пера! — увидел Илья Шрайбера.

Радом гордо и весело вышагивал Кристоф с охотничьим ружьем. Конда и Дуглас бежали следом.

И лесники, и узники, — вся пёстрая толпа пришла в движение. Теперь все были в сборе.

Шрайбер ускорил шаг и махнул остальным рукой.

Зеленые перья закачались в такт ходьбе. Узники послушно поплелись следом.

Лесники остановились на краю поля.

Шрайбер кругообразно провел рукой в воздухе. Жест относился, по-видимому, к узникам и означал призыв к какому-то действию.

Русские, поляки, украинцы переглянулись, а лесники оживленно принялись расставлять их вокруг поля.

Теперь вокруг убранного уже от урожая пространства образовалось живое кольцо.

Соседями Нины оказались незнакомый лесник с таксой и Володя.

Зеленые перья симметрично возвышались над живым кольцом по всему радиусу поля.

Заряженные ружья ждали добычу.

Собаки, почуяв близкое присутствие зверя, нетерпеливо водили носами. Лесные запахи сулили погоню и добычу.

И вот заревели охотничьи рога, и псы неистово залаяли.

Перепуганные зайцы заметались по огромной поляне.

Живое кольцо все плотнее сжималось. Серые комочки выпрыгивали из кустов, из грядок с остатками брюквы, и пули охотников настигали добычу.

Толстый русак выпрыгнул из куста недалеко от Ивана, хотел проскользнуть у него между ног. Но узник впился глазами в зайца.

— А ну назад! — затопал на него, но никто и не думал стрелять в такую крупную добычу, а заяц метнулся к Нине и Илье.

Но здесь на него залаял Дуглас.

— Вон! Уйдет ведь! — горячился Иван.

— Да не будут они стрелять в него, пап! — охладил Володя пыл отца. — Они самых сильных оставляют на племя.

Иван с досадой сплюнул под ноги и гневно зыркнул на сына. Вздумал еще отца поучать, тоже охотничек выискался.

Но Володя оказался прав. Самых крупных молодых зайцев и зайчат пули обходили стороной.

Наконец ружья и вовсе опустились. Разгоряченные, довольные охотники собирали зайцев. Собаки заходились радостным лаем.

Шрайбер махнул рукой. Зеленые перья качнулись в сторону светлого опадающего леса, раскрашенного скупыми бликами октябрьского солнца.

За полоской деревьев раскинулось новое поле. Лесники снова выстроили вокруг него живое кольцо, и снова охотничьи рога возвестили об облаве.

Иван вошёл уже в охотничий азарт и с нетерпением занял свою позицию, ожидая, когда очередной заяц ринется в его сторону. В его взгляде и сосредоточенно сжатых губах сквозила та же сумасшедшинка, что и в разгорячённых лицах лесников.

Нина встретилась взглядом с Ильюшкой и прочитала в нём то же беспокойство, какое испытывала сама при звуках выстрелов. Где-то там, где Сережа и братья отца гонят фашистов всё дальше и дальше от Москвы, безжалостный свинец настигает новые и новые цели. И каждый выстрел мог оказаться для кого-то последним… А в почерневшем от горя небе снова свысока взирает на смерть в кабине «Юнкерса» Алан…

В первую субботу декабря рано утром в Берхерверге снова появился Кристоф.

Подросток раздраженно хлопнул дверью. Теперь в нем чувствовалась не показная — истинная уверенность, а еще что-то, похожее на жестокость.

Кристоф повзрослел.

— Schneller! Schneller! — торопил он.

Узникам пришлось почти бежать за велосипедом.

Помощник Шрайбера был, явно, не в духе.

Что-то случилось. Это чувствовал и Дуглас, и время от времени коротко, виновато скулил. Не он ли тому причина?

В лесу Нина с радостью вырвалась из-под взгляда Кристофа.

Подросток смотрел ей вслед, как будто целился в спину.

Между лопаток щекотало любопытство, к которому примешивалось что-то неприятное — смесь обреченности и страха.

«Оглянись, оглянись».