— Панна, Нина! — успокоила испугавшуюся вида крови девочку Стефа.

Познания же Нины о тайной стороне отношений мужчины и женщины сводились к обрывочным сведениям, не известно как раздобытым Ильюшкой.

Сидя перед дверью, за которой уединились Феликс и Стефа, Нина старалась не прислушиваться к доносившимся до неё влажным поцелуям. Но любопытство, обострявшееся на сытый желудок, заставляло обратиться в слух.

Впрочем, быстрый шорох одежды и ритмичный скрип кровати прояснял картину лишь отчасти.

В одном не могло быть сомнений, то, что происходило за дверью между Стефой и Феликсом, доставляло немалую радость обоим. Стефа так и лучилась сытым счастьем, покидая довольного кавалера до следующего воскресенья. Даже походка полячки становилась особенной, стремительной, уверенной, так что Нина едва успевала за ней и, подходя к Чёрному Замку, уже задыхалась от быстрой ходьбы.

Стефа ничего не замечала. Она что-то мурлыкала под нос и улыбалась своим мыслям уголками припухших, раскрасневшихся губ. Нина невольно залюбовалась полячкой, ставшей за последнее время ещё свежее и красивее. Глаза Стефы сияли тем особенным блеском, который так преображает, освежает лица влюблённых женщин. Стефа чуть-чуть пополнела, и теперь в ней появилось что-то от обожаемой хозяином кошки. Нина хотела было восхититься расцветшей красотой Стефы вслух, но перед лесом мелькнул согнутый мужской силуэт и скрылся за деревьями.

Полячка вскрикнула и испуганно замерла. А потом зашагала ещё быстрее.

Нина вздрогнула, но тут же успокоилась. (Наверное, русский разведчик). И поспешила за Стефой, равнодушно оставив позади пять вызревающих рябин. После пирога, на этот раз с вишнями, в животе было тепло и уютно, и перебивать сдобно-вишнёвый привкус рябиновой горечью не хотелось.

Не опомнившись ещё от недавно пережитого испуга, Стефа быстро щебетала и часто и нервно смеялась. Нина поняла: чтобы заглушить страх.

Дождь, грозивший вечером испортить свидание, пролился над лесом из прорвавших туч. Нина и Стефа побежали, но холодные, липкие струи успели избороздить каждый миллиметр одежды, прежде, чем, наконец, показались знакомые очертания барака. Ввалиться с дождя в сухое тепло было истинным наслаждением.

Нина торопливо выбралась из промокшей одежды. Пальто и платье можно было выжимать, что девочка тут же и сделала. К счастью, имелось такое же запасное платье.

Сменила одежду и Стефа. Вместо голубого платья, в котором она обычно ходила к жениху, её фигуру облегало менее нарядное, темно-синее, казавшееся в тускло освещенных керосиновой лампой сумерках почти чёрным.

Нина с наслаждением влезла в сухое платье, бросила грустный взгляд на подоконник, где все так же покоился свёрток с великолепным красным нарядом.

— Nina, popatrz! Нина, смотри! — отвлёк внимание от завернутого в бумагу шелка голос Стефы.

Нина вскинула глаза на соседку.

Резким движением полячка поднесла руку ко рту, и теперь стояла с ввалившимися вдруг щеками и беззубо улыбалась в лунном свете. В руках её зловеще поблескивали в темноте белизной и золотом челюсти.

Нина застыла на месте. Испуг и удивление в глазах девочки еще больше развеселили полячку, и она захохотала, зияя пустотой во рту, зиявшей на месте зубов.

«Ведьма», — осенила Нину страшная догадка, и крик пронзительно рассек чердачный полумрак.

— Cicho! Ty wszystkich rozbudzisz. Ty co nigdy nie widziałaś wstawionej szczęki? Тише! Ты всех разбудишь, — понизила голос Стефа и протянула Нине челюсть. — Ты никогда не видела вставные зубы?

Стефа вставила челюсть обратно. «Нет, не ведьма», — успокоилась девочка, удивленно наблюдая, как непринужденно соседка производит странные манипуляции со своими зубами. Ни у кого в Козари, даже у беззубых старух, не было таких диковинных челюстей. Откуда же они у такой молодой Стефы?

Полячка улыбнулась открыто и мягко.

— To nic w fabryce w Polsce maszyna wybiła mi zęby. Tam mi i wstawili nowe zęby a wargę zaszyli.

Это мне на заводе в Польше зубы станком выбило, — ответила она на испуганный взгляд Нины. — Там мне и заказали новые зубы, а губы зашили.

Стефа провела пальцем по почти не заметным шрамам от аккурутно наложенных швов. Нина и не обращала внимания на них раньше.

Теперь же они окончательно убедили девочку, что её соседка никакая не ведьма. Девочка облегчённо засмеялась.

Стефа погасила лампу. Дождь настойчиво стучал в чердачное окно, как будто просился внутрь.

Курт и Отто курили и лениво перекидывались словами, восседая на огромном, уже очищенном от веток поваленном дубе.

Расслаблено к концу последнего на неделе рабочего дня чувствовали себя и узники. Никто уже не ожидал приезда Шрайбера.

Сумерки начинали сгущаться, когда из-за деревьев показался велосипед лесника.

Верный Дуглас бежал рядом с хозяином, высунув язык.

— Wir haben es geendet, Herr Schreiber, Уже закончили, хэр Шрайбер, — часто заморгал Пауль.

Приезд лесника был неожиданностью и для него.

— Ich sehe es, Я вижу, — обвел взглядом участок Шрайбер и махнул рукой, созывая узников.

Курт и Отто лениво поднялись было с бревна, но лесник отрицательно помотал головой.

— Nein, nein. Ihr dürft nach Hause gehen, Нет, нет. Вы можете идти домой.

Узники настороженно подошли к леснику, но выражение лица Шрайбера не предвещало ничего плохого.

Напротив, он обвел русских веселым бодрым взглядом.

— Ihr geht morgen zur Jagd mit, Завтра вы идете со мной на охоту, — в голосе лесника звучали торжественные нотки, как будто он сообщал о какой-то чрезвычайно почетной миссии.

— На охоту? — оживился Иван.

— Aber hofft nicht darauf, daβ ihr das Gewehr mitnehmt, Только не надейтесь, что возьмете в руки ружье, — усмирил пыл узника лесник.

Кристоф ехидно хихикнул и тут же забеспокоился сам.

— Und ich… Gibt man mir das Gewehr? А я… А мне дадут ружье?

— Sprechen wir darüber später, Поговорим об этом позднее, — неопределенно ответил лесник, и Кристоф сник.

Неужели ему не позволят подстрелить хотя бы кабана?

«Поговорим об этом позднее». Хорошо еще хэр Шрайбер не сказал: «Ты слишком мал, Кристоф, чтобы брать в руки ружье» перед этими русскими.

Кристоф насупился и отошел к Курту и Отто, словно все, что касается охоты, совершенно не волновало его.

— Morgen, bei Tagesanbruch, Завтра на рассвете, — понизил голос лесник. — Kommt zu dieser Laube, Приходите к этой беседке.

Шрайбер кивнул на деревянное строение недалеко от поля.

На рассвете Нину разбудили голоса. Ганнурата весело о чем-то щебетала на улице, и в ее быстрой, почти птичьей речи Нина уловила слово «охота».

Утро разлилось по небу розоватым молоком и насмешливо заглядывало в чердачное окошко.

Петух эконома громко возвещал о том, что наступил новый день. Овцы блеяли спросонья и вступали в спор на разных языках с лесными птахами.

Девочка опустила ноги в башмаки.

Стефы уже не было в чердачной коморке. Наверное, улизнула к Феликсу с утра пораньше. Хозяина Стефы, степенного и хорошо в годах, давно уже не манил зов охотничьих рожков, и веселая полячка сполна могла наслаждаться и этим воскресеньем.

Прохлада мокрой кошкой ластилась к голым лодыжкам, и девочка поспешила закутаться в пальто, уже едва скрывавшее коленки. Но другого не было.

На первом этаже барака уже хозяйничал покой и пани Сконечна. Остальные ушли на охоту.

Нина бросила пожилой пани: «Доброе утро» и, поежившись, вышла в осеннюю прохладу.

По дорожке в сторону леса шел Иван с сыновьями.

Нина догнала их у самых зарослей.

Отец четверых детей что-то весело насвистывал и, увидев, Нину, обратился к ней вполне беззлобно:

— И ты что ли с нами?

Нина равнодушно пожала плечами.

Идти в воскресных день на охоту совершенно ей не улыбалось, но хозяин подозвал всех работавших узников.