— Так ведь партии товара у всех разные…
— Поэтому все и расходятся «по адресам», где партии товара примерно одинаковые, — объясняет моя новая «сокамерница». — Вот мы сейчас едем на Гросс-Флоренция — обувной склад, где цены бросовые. Предположим, ты набрала товара на тысячу. А если при этом переспишь с хозяином, партия встанет тебе в 750. Если итальяшка тобой так проникнется, что больше уступит — твое счастье. Но это вряд ли: тут через каждого местного купчишку знаешь сколько наших прошло — и красавиц, и умниц. А они жадные как черти, эти макаронники! Их уже ничем не удивишь — ни широкой славянской душой, ни обширным бюстом. Но на меньше, чем 250, соглашаться никак нельзя, у нас договоренность такая. Нарушителей Галька в Москве через своего подмазанного таможенника не проводит. А без этого разоришься башлять на прилете, все свои навары в красном коридоре оставишь. И не забывай, что каждое кило перевеса — 7 евро. А перевес у тебя будет по любэ — или сразу плати за карго.
— Соня! — буквально взмаливаюсь я. — А если хозяин склада вообще на меня не клюнет?
— Так ты баба или где? — удивляется моя сокамерница. — Ты улыбайся, попу красиво отклячивай, итальяшки это любят. А не предложит аморе, ну что делать? Придется брать за полную стоимость. А вообще при нынешней экономической ситуации наш бизнес только на аморе и стоит. Без этих аморных скидок да с поборами на таможне, да с арендной платой за торговые помещения дома, да с конкуренцией давно бы уже убыточно было сюда мотаться. Все наши девчонки, как сюда приезжают, обязательно спят с итальяшками. А что такого, муж все равно дома сидит, ничего не узнает. А потом это же и не измена вовсе, исключительно для дела. Иногда даже и не с торгашами, а так просто, деньги-то нужны.
— Как это? — пугаюсь я.
— Да ты сейчас увидишь! — обнадеживает меня Соня. — Без конца то прохожие прямо на улице клеются, то тачки тормозят. Пойдем туда, пойдем сюда — ужинать, диско или сразу аморе. У них это быстро, тут мужики охочие до русских красавиц. Платят, конечно, копейки. Но это не мы виноваты, а курортницы. Летом тут русские бабы на отдыхе бесплатно дают направо и налево, вот и избаловали местных мужиков. Так что меньше, чем на 250 на улице тоже не соглашайся.
— Соня, а бывает так, что так и не сторгуешься?
— Ну, в шоп-туре я такого не припомню, — честно морщит лоб Соня. — Нам бабки позарез нужны чтобы закупиться, поэтому нам не до выкрутас. А для итальяшек 250 евриков — не шибкое состояние. Поэтому в основном сторговываемся. А вот на отдыхе — совсем другое дело! Мы с девками и отдыхаем в Италии, привыкли уже. Этим летом подкатил ко мне один макаронник в Анконе и давай мне спагетти вешать про любовь. Ну я его сначала на ужин раскрутила — в дорогом ресторане с рыбным меню, вино самое дорогое заказала и еще шампанское. Он морщился, конечно, но платил. А в конце я еще заявляю: десерт хочу! И заказываю тирамису — три штуки! Видела бы ты его харю! А после ужина он заладил: в отель, в отель… Я ему говорю: хочешь со мной в отель? Отлично, 1000 евро. Он что-то промычал, но поперся-таки в мой номер. На кровать завалил, уже лифчик с меня стянул… Я его отодвигаю: бабки, говорю, вперед гони! Я, конечно, по-ихнему не разговариваю, но он меня прекрасненько понял! И как заноет: мол, тыща — это молто-молто — много слишком денег, типа, очень дорого. Давай, говорит, за 200. Я ему: ну о'кей, 500. Но это моя последняя цена! А он мне: 250 — и опять лезет! И тут я его как отшвырну от себя, за шкирман — и в дверь как щенка! Он так и побежал с эрекцией наперевес, очень смешно было! Ну ничо, пусть знает наших! Я что, на помойке себя нашла за 250 всяким первым встречным уродам давать? Тем более, в отпуске! — моя сокамерница расплывается в блаженной улыбке. Явно воспоминания об отдыхе на Адриатике доставляют ей удовольствие.
— А как же тогда сейчас, Соня?
— Сейчас я на работе, и это, считай, мой долг. А на отдыхе честная женщина за дешево не дает. А курортниц, которые бесплатно под итальяшек стелются — ради счастья переспать с иностранцем — в нашем бизнесе все глубоко осуждают.
— Я поняла, — отзываюсь я, стараясь ничем не выдать охватившей меня паники. Честно говоря, устроение личной жизни в процессе шоп-тура я представляла себе несколько иначе. Романтичнее, что ли…
Через полчаса пробежки по мокрой флорентийской улице под одним зонтом с Соней я убеждаюсь, что моя товарка абсолютно права. А также же узнаю главное итальянское слово — manjare (кушать — итал.). Если вдруг услышите поблизости возглас «манджаре», знайте — где-то рядом итальянец. И этот итальянец хочет жрать. Итальянские мужчины почти всегда голодны — во всех смыслах. Поэтому глагол «кушать» у них самый популярный. Пока мы добираемся до обувного склада (в сопровождении одного из русских шопников, кстати), нас пытаются «отманджарить» раз пять, не меньше. Итальянские сластолюбцы (в основном, почему-то старые и лысые) подходят прямо под дождем, хватают за рукава и эмоционально взывают:
— Синьорина, аллоре манджаре! Аморе, ля нотте, белиссима! (Синьорина, давайте вместе кушать! Любовь, ночь, красавица — авт.)
Примерно тот же речитатив доносится из то и дело притормаживающих возле нас авто. Наш спутник челнок Боря из Барнаула комментирует это так:
— У них на русского бабца глаз наметан. Они точно знают: наша синьорина и за ужин даст.
Но пока мы идем, гордо подняв голову. У нас есть цель — обувной склад. И там, по уверению соратниц, нас ждут кавалеры «для дела».
В огромном ангаре за пределами города нас встречает приземистый немолодой итальянец с огромным носом бордового цвета. То ли бедняга пьет слишком много местного вина, то ли у него просто высокое давление. «Это Джузеппе, хозяин», — шепчет мне Соня, и мне сразу приходит на ум пьянчужка Джузеппе-Сизый Нос из сказки про Буратино. Тот самый, который вечно мешал папе Карло спокойно строгать из полена Буратино, соблазняя его на выпивку. Мне даже вспоминается картинка из книжки моего детства: плюгавый мужичок с хитрым взглядом просовывает в дверь каморки папы Карло огромную бутылку. Примерно так выглядит и наш Джузеппе. А я наивно полагала, что все итальянцы похожи на Челентано или комиссара Катани!
Джузеппе смотрит на меня сально и что-то лопочет на своем. По-английски он совсем не понимает. Одна из наших «целевых», Катя из Нижнего, которая за годы челночества уже нахваталась итальянского, переводит: «Он спрашивает про тебя, видит, что новенькая. Симпатичная, говорит. Так что давай, детка, дерзай, получишь дисконт».
Трое из наших — Боря, Катя и Вера — отправляются в отделение мужской обуви. Дорогу они знают и провожать их не нужно. Нас же с Соней в женский отсек берется проводить лично Джузеппе.
Петляем в гигантском павильоне между огромными контейнерами. Я то и дело отстаю, разевая рот на завораживающие женский взгляд надписи на коробах: Prada, Baldinini, Casadei, Sergio Rossi. Соня резво семенит за Джузеппе. В какой-то момент, засмотревшись на очередной вагон модной обувки, я теряю Соню и Джузеппе из виду. Прихожу в ужас: в этом ангаре сам черт ногу сломит! Стою как вкопанная: думаю, в какую сторону идти дальше. Через минуту на мое счастье появляется растерянная Соня:
— Прикинь, он меня обругал и сбежал, скрылся где-то между коробками!
— Как обругал???
— Вдруг как завопит: дрита-пердита! И слился, даже чао не сказал.
— Во тундра! — вдруг раздается из-за соседнего контейнера, за которым обнаруживается наша Катя. — Он сказал «дритто пер донна» — женский отдел прямо. Надо было за ним бежать, а не клювом щелкать.
Тут появляется сам Джузеппе, размахивая руками и что-то эмоционально крича на своем. Хватает меня за локоть и волочет куда-то за ящики. Началось! — думаю.
За ящиками обнаруживается маленькая подсобка. Натурально каморка папы Карло. Джузеппе плюхается на единственный стул и тянет меня к себе на колени. Норовит поцеловать меня в декольте, отвратительно чмокая толстыми слюнявыми губами. Мне становится мерзко, я пытаюсь отбиться, забыв про наказы руководительницы. Тогда Джузеппе тыкает себе в грудь и страстно бормочет
