— Не Григорий ли Иванович?

— Как вы догадались?

— Видел сейчас на погосте, у памятника лежит.

— К Волынскому своему опять… — сказал Назарыч.

— Ведь его из корпуса нашего за то же попросили…

— Знаю, рассказывал. И, как услышал, что меня епанчой на реке прикрыли, то возликовал: «Не зря я его Славянином нарёк».

— Правда истинная, — подтвердил Непейцын. — Но почему к могиле той столь привержен? Не знаете ли, кто Волынский был?

— Как не знать, рядом живучи? Казнен был при императрице Анне, ополчились на него немцы-вельможи. Хотел, вишь, власти им убавить, милостивый закон написать. Вот Григорий Иванович как намокнет, то и тащится туда да иностранцев обличает, пока не заснет.

— А какой учитель был! — вздохнул Непейцын.

— Он и нашу Катю грамоте и стихам разным выучил, — сказал писарь. — Бывало, в куклы с ней играл — своих-то детей нету. И такая выдумщица стала — дом по ее вкусу выкрасили, собаке, — чтоб будку с окошком сделать. Не заметили? Говорит — в темноте и Барбоске нездорово. Виданное ли дело?.. Как ему расставаться жалко с ней было… А я нонче ночью, женин плач слушавши, вздумал, не придется ли здешнее все продать да в Сестрорецк перебраться? Но просто ли? Одна надежда, что завтра думать такое некогда станет, как в должность пойду. Завтра и с кумом увижусь На свадьбе он мельком сказал, будто место для вас в Туле открылось..

Хотя Марфа Ивановна сетовала, что кушанья не нынче готовлены, но, видно, выбирала лучшие куски, и Сергею оставалось только похваливать да запивать перемены домашними настойками. Назарыч пил наравне с гостем и под конец стола изрядно раскраснелся. Непейцыну тоже стало жарко, и он пересел к окошку. Из палисадника по-вечернему тянуло запахом цветов.

— Хорошее у вас хозяйство, — похвалил Сергей, оглядывая сарай и хлев. Отсюда рассмотрел и окно со стеклом в собачьей будке.

— Тесть, царство ему небесное, строил, — перекрестился писарь. — Истинный подьячий был. В законах дока и почерк — хоти государыне подноси. За усердие да за руку и меня начал уму наставлять, а потом дочку, усадьбу и статью свою — всё сполна передал.

— Какую статью? — не понял Непейцын.

— С которой доходом пользуюсь.

— Что беретесь за движением бумаг приглянуть?

Назарыч усмехнулся:

— Разве с такого дохода, ваше благородие, за чиновника отдашь? Три ведь тысячи ему перед венцом отсчитал да бабы по описи полден посуду, перины, белье, шубы сдавали.

— Так с чего же доход? В толк не возьму…

— А с того, что по наследству от тестя сижу пятнадцать годов за журналом прошений, входящих в экспедицию. Кто пенсию, пособие, сиротам устройства ищет, — все через меня пропущается. Вот и могу тороватого просителя много ранее записать и тем против других к резолюции приблизить. Уразумели?.. Тестя моего придумка в том заключалась, что рядового просителя он на должное место за надлежащим нумером и датой вписывал, а про тех, в чью щедрость уверовал, у него строки много ранее, как бы по забывчивости оставленные, пустыми оказывались. Вписанные туда да на соответствующее место в общем ранжире бумаг поставленные, дела ихние куда как споро решались. Поняли-с?

— Но ежели, скажем, начальство заметит, что проситель только в коллегии появился, а запись сделана давно, или те, кто со счастливцами вместе пришли, прознают про более раннюю запись и жалобу принесут?.. — спросил Непейцын.

— Все подобное нам не страшно. — осклабился писарь. — Ведь начальству оный фокус вполне известен и выгоден. Как тесть, так и я две трети доходу столоначальнику подносим, для него и для вышних чинов. Волчья доля, да зато спокойны-с…

— Сим манером и шулер Савурский вперед заслуженных офицеров пенсию получил? — догадался Сергей.

— Так-с, но для меня без пользы малейшей. Крикнул к себе генерал, сунул его бумаги. «Впиши сего героя так, чтоб нонче же по череде пенсию назначить…»

На Сампсониевском раздавались уже щелканье пастушьего кнута и мычание разбредавшихся по дворам коров, когда Непейцын стал прощаться. Хозяин пошел проводить его до пристани на Неве, у Сухопутного госпиталя. Заглянули на кладбище. Пономарь сказал, что жена увела Полянского домой.

Назарыч был прав — от него приятнее было ехать водой. Тот же гривенник, а без тряски и быстро, вниз по течению. Но, слушая мерные всплески весел, Сергей не любовался зеленью Летнего сада и дворцами набережных. Он думал, что уже полтора года прошло, как получил аттестат. Неужто случится какая новая задержка? Вот уж до чего дошло — с писарем-взяточником хлеб-соль свел, но так ли грешен Назарыч?.. Какие примеры начальники — офицеры и чиновники ему подают? Милованов прямо велел шулера против закона записать. Ох, скорей бы уехать, забыть все здешнее! Или так же везде, по всей России?.. Полнится, Костенецкий говорил, что у писаря артиллерийской канцелярии дом каменный в Петербурге на взятках построен…

В коллегии все прошло быстро и гладко. За четыре золотых, опущенные в кумову широкую ладонь, Непейцын получил годовое жалованье и указ коллегии о назначении в инвалидную роту при Тульском оружейном заводе. Не в артиллерию, да уж ладно…

С Филей обсудили, заезжать ли в Луки — знакомиться с новой тетушкой, за Ненилой и деревенским запасом — или двигаться прямо в Тулу. Решили, что нужно заехать, и Сергей отписал дяденьке, прося прислать за ними тройку. Объявили Брунсам об отъезде. Филя убрал столярный инструмент и принялся помалу укладываться. Непейцын изнывал от безделья и сожалел, что не решился ехать на почтовых.

Но через несколько дней Филя встретил Кулибина, который пригласил Сергея, не откладывая, зайти к нему в мастерскую.

— Не иначе как к ноге вашей придумал еще приспособление, — сказал Филя. — Я говорю, мы назначение получили и ехать собираемся, а он бороду погладил: «Ничего, наше дело быстро сладится, а толк от него и для службы быть должен».

Сергей пошел в тот же вечер. Было часов шесть, но механик и один из мастеров работали — шлифовали какие-то стекла. Посадив Непейцына к столу, Кулибин достал с полки свернутый трубкой чертеж, раскатал его и положил на края какие-то железки, чтоб не сворачивался. Сергей увидел подобие печатной литеры «те», от которого шли две параллельные полосы к занимавшей низ листа клиновидной фигуре.

— Сие есть железная основа механической ноги, — пояснил Иван Петрович. — Боковины верхней части, будучи обшиты кожей или еще чем мягким, по нужному объему согнутые, охватят поясницу вашу. Сия часть недвижная и оканчивается соединением, бедряному вертлугу соответственным, со следующей, коей две железные планки закреплены на подвижных, вращаемых заклепках. Они будут ходить вперед от стоячего до сидячего положения. Сел параллелограмм соответствует здоровой ноге от бедра до колена и будет двигаться вместе с болванкой липового дерева, по форме подобной ноге, в которой вырежется пазуха для вмещения культи. А от нижнего прикрепления сих полос, то есть от колена механического, начинается голень, также поверх сего железа деревом на манер ноги одетая и стопой на шалнере снабженная. Для понятности я рисунок сделал…

Механик перевернул чертеж. На левой его стороне был набросан профиль тела, охваченного в талии согнутой верхней перекладиной и с деревянной ногой, на которой пунктиром обозначены уже знакомые Непейцыну параллелограмм от бедра до колена и основа голени с прикрепленной к ней плюсной и пяткой. Нога была показана и в упоре на землю, и поднятой для шага.

— Поняли? — спросил Кулибин. — По мне, оно куда удобней и красивей теперешнего будет. Ежели согласны, чтоб оное в дело пустил, то надобно мне знать, что работу кузнеца, токаря и шорника оплатите. Оно встанет все рублей до тридцати.

Непейцын поторопился сказать, чтоб Иван Петрович не стеснялся в расходе, — дело для него слишком важное, особенно теперь, отправляясь на службу. И еще, что смущен особенно тем как отблагодарить самого механика.