2 февраля 1892 г. Москва.
2 фев.
Милый Франц Осипович, я не выиграл!* С отчаяния уезжаю сегодня в Воронежскую губ<ернию>, где пробуду полторы недели. Стало быть, наш обед раньше как через полторы недели состояться не может.
Не потеряйте подписной лист.
Ваш А. Чехов.
Лепневу Г. Г., 3 февраля 1892*
1104. Г. Г. ЛЕПНЕВУ
3 февраля 1892 г. Воронеж.
3 февр.
Милостивый государь Григорий Григорьевич!
Если можно, не откажите сообщить г. Ив. Грекову, что я приехал в Воронеж и остановился в Центральной гостинице, № 5. Уеду я завтра вечером*. Если ему угодно повидаться со мной, то я к его услугам*.
С почтением
А. Чехов.
Чеховой М. П., 3 февраля 1892*
1105. М. П. ЧЕХОВОЙ
3 февраля 1892 г. Воронеж.
3 фев.
Пожалуйста, возьми у меня в кабинете с круглого стола, что в углу, рукопись Шавровой «Маленькая барышня», положи в конверт, прилепи 5-копеечную марку и пошли по адресу: «Афанасьевский пер., д. Лачиновой. Елене Михайл<овне> Шавровой». На рукописи сверху напиши сии слова: «Посылается по распоряжению А. П. Чехова». Вот и всё.
Берегите газеты.
Написала Мише?* Поклон всем.
Твой А. Чехов.
Сейчас иду в театр. Идет «Медведь»*.
Город хороший.
Егорову Е. П., 6 февраля 1892*
1106. Е. П. ЕГОРОВУ
6 февраля 1892 г. Воронеж.
Воронеж. 6 февраля.
Добрейший Евграф Петрович, пишу Вам это из Воронежской губ<ернии>. Произошло то же самое, что и в Нижнем, т. е. губернатор пригласил меня обедать, и мне пришлось много говорить и слышать о голоде. Лошадиное дело поставлено здесь так*. Губерн<атор> Куровский скупает лошадей, где только возможно, по Вашему способу, и скупил их уже около 400 голов. Цена нижегородская. Если выписать из Донской обл<асти>, то каждая лошадь без кормежки обойдется в 50–60 рублей. Куровский лошадей при себе не держит, а раздает их мужикам тотчас же после покупки. Он выписывает из голодных уездов безлошадников и говорит им: «Вот тебе лошадь. Ты будешь возить хлеб». Безлошадник возит и таким образом зарабатывает на себя и на лошадь. Весною ему скажут: «Заработал ты столько-то. Лошадь стоила в покупке столько-то. Значит, за тобою осталось еще столько-то (или же имеешь дополучить столько-то)». Одним словом, лошадь дается в ссуду, и ссуда выплачивается мало-помалу теперь.
Воронеж кипит. Голодное дело поставлено здесь гораздо основательнее, чем в Нижегородск<ой> губ<ернии>. Выдают не только хлеб, но даже переносные печи и каменный уголь. Устроены мастерские, много столовых. Вчера в театре был спектакль в пользу голодающих* — сбор полный. Куровский интеллигентный и искренний человек; работает так же много, как Баранов. Он штатский, а для губернатора это большое удобство: он чувствует себя свободнее. Впрочем, об этом поговорим при свидании.
Видел я Софью Александровну Давыдову и дал ей Ваш адрес. Дама деловая, добрая и скромная. Она многое может сделать.
Мое письмо о Нижегородской и Воронежской губерниях будет напечатано в «Русских ведомостях»*.
Поклон Вашим. Будьте здоровы. Пишите. В Москве я буду около 10–12.
Ваш А. Чехов.
Шехтелю Ф. О., 8 февраля 1892*
1107. Ф. О. ШЕХТЕЛЮ
8 февраля 1892 г. Село Хреновое.
8 февраль.
Милый Франц Осипович, будьте столь любезны, скажите Феррейну или кому пожелаете, чтобы он выслал 2 ф<унта> целебного горчичного семени, которое Вы принимаете, по следующему адресу: Воронежской губ<ернии>, село Хреновое, Его прев<осходительству> Степану Павловичу Иловайскому. Пусть вышлет наложенным платежом. Желательно получить семя с наставлением. Оно, кажется, прилагается к каждому фунту. Простите за беспокойство. После 12-го увидимся.
Ваш А. Чехов.
Чеховой М. П., 9 февраля 1892*
1108. М. П. ЧЕХОВОЙ
9 февраля 1892 г. Бобров.
Воскресенье. Бобров.
Выеду я из Боброва во вторник, значит, в Москве буду в среду. Заложил ли шалый Сорохтин свое имение? Напиши ему, чтобы он поторопился, иначе мы два месяца провозимся. Не заложивши, нельзя совершать купчей крепости.
Дела наши с голодающими идут прекрасно: в Воронеже мы у губернатора обедали и каждый вечер в театре сидели, а вчера весь день провели в казенном Хреновском конском заводе у управляющего Иловайского; у Иловайского в зале застали мы плотников, делающих эстраду и кулисы, и любителей, репетирующих «Женитьбу» в пользу голодающих. Затем блины, разговоры, очаровательные улыбки и m-elle Иловайская, 18-летняя девица, очаровывающая нас своею оригинальностью и сценическим талантом. Затем чаи, варенья, опять разговоры и, наконец, тройка с колоколами. Одним словом, с голодающими дела идут недурно. Что же касается столовых и проч<его>, то тут мы несем чепуху и наивны, как младенцы, — сие последнее относится, конечно, не ко мне, а к той бронзовой статуе, которая стоит у меня в кабинете на столе*. Чепуху мы несем ужасную и приходим в детское раздражение, если нам замечают, что мы несем чепуху и ничего не понимаем. Утром мы бываем в духе, а вечером говорим: за каким чёртом мы поехали*, ничего я тут не сделаю и т. д.
Мне снилось, что 200 р., данные в задаток Сорохтину, пропали. Почему-то мне кажется, что иначе и быть не может. Стриженая голова нашего художника не обещает ничего хорошего.
Кто выиграл 50 р.? Я ничего не выиграл.
Всем кланяюсь. Скоро увидимся. Болит зуб.
Твой А. Чехов.
Хорошо, если бы Миша был в Москве около 14–15 февр<аля>, когда мы будем совершать покупку*.
Лазареву (Грузинскому) А. С., 18 февраля 1892*
1109. А. С. ЛАЗАРЕВУ (ГРУЗИНСКОМУ)
18 февраля 1892 г. Москва.
18 февр.
Вы, сударь мой*, виноваты только в том, что не верили мне, когда я, убеленный сединою опытности, уверял Вас, что нашему брату литератору очень трудно и почти невозможно достать взаймы 500-1000 руб. Остальное же не суть важно. Обойдусь как-нибудь. Во всяком случае благодарю за хлопоты и за беспокойство. Когда Вам понадобятся деньги, обратитесь ко мне, и я тоже буду хлопотать — зуб за зуб*.
