27 марта 1890 г. Москва.
27 марта.
Милый Алексей Николаевич, известие о кончине «Северного вестника»* произвело на меня впечатление удручающее. Нехорошо всё это. Странно, что всюду говорят у нас о том, что в России мало журналов, и в то же время среди бела дня, в столице, при изобилии пишущих беспомощно и зря погибает журнал.
«Лешего» будьте добры привезти с собой*, так как продолжать работать в том журнале, который уже лопнул или через месяц лопнет, нельзя.
Теперь об Обществе драматических писателей*. Вопрос об авансе был поднят мною в Комитете. Комитет единогласно напал на Майкова, который состроил недоумевающую рожу и стал уверять нас, что письма от Вас он не получал. Комитет постановил, чтобы я Майкову написал от себя письмо и чтобы Майков дал на него ответ Вам. Получили ли Вы сей ответ? Во всяком случае, не родился еще тот казначей, который решился бы отказать Вам в такой пустяшной услуге, как сторублевый аванс.
Скоро будут выборы*. Если будете на заседании, то заявите, голубчик, что я уезжаю из России до декабря и что таким образом временно теряю свою правоспособность. Пусть меня не выбирают в члены Комитета. Если же меня почтут избранием, то я поблагодарю и откажусь. Стало быть, пусть не трудятся. Что касается состава будущего Комитета, то вот Вам мое мнение. Немирович и Сумбатов, даже Александров должны быть избраны вновь, по возможности единогласно, так как частая перемена в администрации Общества ничего не может принести Обществу, кроме вреда. Нехорошо, если члены Комитета будут меняться ежегодно; при таком порядке вещей Комитет никогда не будет состоять из людей опытных, достаточно знакомых с делом.
Вчера было заседание комиссии*. Мне поручено написать протокол заседания. Сейчас сажусь писать его. Будьте здоровы. До скорейшего свидания.
Ваш А. Чехов.
Суворину А. С., 29 марта 1890*
794. А. С. СУВОРИНУ
29 марта 1890 г. Москва.
29 марта.
Вчера послал Вам три тома «Русской старины»*: 78, XXII, 79, XXIV и 81, XXXII. Ваших книг осталось у меня немного. Теперь сижу и повторяю гигиену (одежда, постройки, вентиляции и проч.), которую я наполовину забыл. Написал я немного, а всё больше переписываю чужое.
Переутомление штука условная. Вы пишете, что работали по 20 часов в сутки и не утомлялись. Но ведь можно утомиться и лежа целый день на диване. Вы писали 20 часов, но ведь у Вас в это время было отличное самочувствие, Вас возбуждал успех, задор, чувство таланта, Вы любили дело, иначе бы не писали. А Ваш инфант* не спит по ночам не потому, что у него есть публицистический талант или любовь к делу, а только потому, что его отец издает газету. Разница большая. Ему бы следовало быть лекарем, адвокатом, жить на 2 тысячи в год и печатать свои статьи не в «Новом времени» и не в духе «Нового времени». Только ту молодость можно признать здоровою, которая не мирится со старыми порядками и глупо или умно борется с ними — так хочет природа и на этом зиждется прогресс, а Алексей Алексеевич начал с того, что всосался в старые порядки. Когда мы интимничали, он ни разу не выругал Татищева или Буренина, а это дурной знак. Вы в сто раз либеральнее его, а следовало бы наоборот. Он вяло и лениво протестует, скоро понижает голос, скоро соглашается, и в общем получается такое впечатление, как будто он совсем не заинтересован в борьбе, т. е. участвует в петушином бою как зритель, не имея собственного петуха. А своего петуха иметь надо, иначе неинтересно жить. На беду еще он умный человек, а большой ум при малом интересе к жизни подобен большой машине, которая, ничего не производя, требует много топлива и истощает хозяйство.
Болезнь, о которой Вы писали в последнем письме, дурна сама по себе, но ad vitam[3] дает предсказание хорошее, а главное — она радикально излечима. Что же касается наследственности, то с нею надо мириться, ибо она неизбежна и нужна. А нужна потому, что человек, кроме дурного, наследует еще от предков много и хорошего. Пока у А<лексея> А<лексеевича> самое серьезное — это его насморк. Насморк истощает организм подобно трипперу. Чтобы выработать то, что ежедневно выделяет больной нос, организму приходится затрачивать много материала. К тому же еще нос находится в прямой связи со всеми дыхательными органами, и нередки примеры, когда от носа кашляют, а закупорка носа, например, полипом, ведет даже к чахотке. Известно также, что нос имеет отдаленную и до сих пор еще непонятую связь с половой сферой.
Когда А<лексей> А<лексеевич> приедет, то прежде всего я покажу его нос Беляеву, считающемуся у нас лучшим специалистом. А дальше его носа я уж ничего не вижу. Захарьин лечит хорошо только катары, ревматизмы, вообще болезни, поддающиеся объективному исследованию, а у А<лексея> А<лексеевича> болезнь умственная, социально-экономо-психологическая, которая, быть может, не существует вовсе, а если и существует, то, быть может, не должна считаться болезнью.
Скажите Алексею Алексеевичу, что его письмо от 7 марта и два рассказа я получил только сегодня*. А на его вино я давно уже рукой махнул. Ничего кроме надувательства не вижу.
Сейчас я послал Вам с мальчиком из контрагентства «Вестник Европы» 1875, 6* и «Русскую старину» 1883, т. XXXVII*.
Прощайте однако. Пора удирать из дому. Погода хорошая.
Ваш А. Чехов.
Голике Р. Р., 31 марта 1890*
795. Р. Р. ГОЛИКЕ
31 марта 1890 г. Москва.
31 март.
Христос воскрес, милый Роман Романович!
Поздравляю тебя и всех твоих с праздником и от души желаю счастья. Будь всегда весел и здоров; богатей и имей побольше хороших друзей, и да минуют твою квартиру крупы, скарлатины, которые уже немало испортили тебе крови.
На Фоминой неделе я удаляюсь из прекрасных здешних мест*. Прощай и не поминай лихом. Увидимся в декабре. А может быть, и никогда уж больше не увидимся.
В марте я послал тебе письмо* и ответа не получил. Я просил тебя поторопить Юлия Богдановича прислать мне то, что он обещал, т. е. счет по «Пестрым рассказам». Это необходимо.
Будь здоров. Низко тебе кланяюсь и прошу не забывать твоего
А. Чехова.
Лейкину Н. А., 31 марта 1890*
796. Н. А. ЛЕЙКИНУ
31 марта 1890 г. Москва.
31 март.
Христос воскрес, добрейший Николай Александрович! Поздравляю Вас с праздником и разговевши. Желаю Вам здравия, спасения, во всем благого поспешения*, а главное — чтобы изобилие благ земных на Вашей праздничной трапезе не повлекло бы за собой последствий, предусмотренных медициною в отделе желудочно-кишечных заболеваний. Да хранит небо гостей Ваших!
