Я жив и здоров, пишу много, но печатаю мало. Скоро в «Новом времени» будет печататься моя длинная повесть «Дуэль», но Вы не читайте ее в газете. Я пришлю книжку, которая выйдет в начале декабря*. «Сахалин» еще не готов.
Еще раз извиняюсь за беспокойство.
Искренно Вас уважающий и безгранично преданный
А. Чехов.
Суворину А. С., 20 октября 1891*
1024. А. С. СУВОРИНУ
20 октября 1891 г. Москва.
19 окт.
Какое великолепное вышло у Вас «маленькое письмо»*. Горячо и красиво написано, и мысли все до одной верны. Говорить теперь о лености, пьянстве и т. п. так же странно и нетактично, как учить человека уму-разуму в то время, когда его рвет или когда он в тифе. Сытость, как и всякая сила, всегда содержит в себе некоторую долю наглости, и эта доля выражается прежде всего в том, что сытый учит голодного. Если во время серьезного горя бывает противно утешение, то как должна действовать мораль и какою глупою, оскорбительною должна казаться эта мораль. По-ихнему, на ком 15 рублей недоимки, тот уж и пустельга, тому и пить нельзя, а сосчитали бы они, сколько недоимки на государствах, на первых министрах, сколько должны все предводители дворянства и архиереи, взятые вместе. Что должна гвардия! Про это только портные знают.
Ну-с, маршрут мой таков. Прежде всего свалю с шеи рассказ для «Сборника»*. Рассказ большой, листа в два, из породы скучных и трудных в исполнении, без начала и без конца, свалю его — и шут с ним. Затем поеду в губернию генерала Баранова; придется плыть по Волге и ехать на конях. Затем приеду к Вам. А в Зарайск не хочется. Я не умею зимой смотреть именья. Что под снегом или окружено голыми деревьями, того я упрямо и предубежденно не понимаю.
Вы приказали выслать мне 400? Vivat dominus Suvorin![18] Значит, в счет «Дуэли» я получил уже от Вашей фирмы 400+100+400. Всего за «Дуэль» приходится, как я считал, около 1400. Значит, 500 пойдет в уплату долга. Ну и то слава богу. К весне мне необходимо уплатить весь долг, иначе я зачахну, ибо весной я опять хочу аванс взять во всех редакциях. Возьму и бегу в Яву.
В ответе Висковатова, напечатанном в «Новостях»*, есть что-то ёрническое (величание Вас фельетонистом и пр.), человек он, по-видимому, такой же не ахтительный, как и его знание русского языка, но неужели он подделал? А тон Вашего фельетона делает музыку, очень понятную для всякого. Ну, пришла беда и на профессоров.
Ах, подруженьки, как скучно!* Если я врач, то мне нужны больные и больница; если я литератор, то мне нужно жить среди народа, а не на Малой Дмитровке с мангусом. Нужен хоть кусочек общественной и политической жизни, хоть маленький кусочек, а эта жизнь в четырех стенах без природы, без людей, без отечества, без здоровья и аппетита — это не жизнь, а какой-то <…> и больше ничего.
Ради всех ершей и щук, к<ото>рых Вы поймаете в своем зарайском имении, прошу Вас, издайте английского юмориста Бернарда*. Отдайте в набор.
Кланяюсь Вашим низко. Будьте здоровы тысячу лет.
Ваш А. Чехов.
Н. М. Ежов послал Вам рассказ «Мелкие натуры»*. Спрашивает: годится ли?
Альбову М. Н., 22 октября 1891*
1025. М. Н. АЛЬБОВУ
22 октября 1891 г. Москва.
22 окт. 91
Многоуважаемый Михаил Нилович!
Я немножко потерял голову*. Повесть, о которой я извещал Вас* в последнем письме, я отложил пока в сторону. Нецензурность ее не подлежит теперь никакому сомнению, и посылать ее Вам значило бы только тратить попусту время и оставить Вас без рассказа, который Вы хотите получить от меня непременно для январской книжки. В Москве недавно был Суворин и, когда я прочел ему первые 20 строк повести и рассказал сюжет, то он сказал: «Я бы не решился это напечатать». Ну, я немножко потерял голову и решил так: эту повесть оставить до поры до времени и написать для Вас что-нибудь другое.
Я и пишу*, хотя, признаться, писанье мое туго подвигается. В первых числах ноября я буду в Петербурге и повидаюсь с Вами. Постараюсь, чтобы к тому времени рассказ был готов; если же он и не будет готов, то я кончу его в Петербурге.
Простите ради создателя.
Ваш А. Чехов.
Чехову Ал. П., 24 октября 1891*
1026. Ал. П. ЧЕХОВУ
24 октября 1891 г. Москва.
24 окт.
Печатают меня по средам и вторникам или вовсе не печатают — для меня решительно всё равно*. Отдал я повесть, потому что был должен «Нов<ому> времени», и если бы не последнее обстоятельство, то повесть моя печаталась бы в толстом журнале, где она вошла бы целиком, где я больше бы получил и где не было бы жужжанья моих уважаемых товарищей*. Они видят монополию… Ну, стань на их точку зрения и скажи им, что я был великодушен и не печатался около двух лет, предоставляя 104 понедельника и 104 среды и Петерсену, и Маслову, и каторжному Жителю… Попроси Суворина, чтобы он отдал среды — разве они мне нужны? Они мне так же не нужны, как и мое сотрудничество в «Нов<ом> вр<емени>», к<ото>рое не принесло мне как литератору ничего, кроме зла. Те отличные отношения, какие у меня существуют с Сувориным, могли бы существовать и помимо моего сотрудничества в его газете.
Денег в конторе больше не бери, ибо я просил, чтобы они поступали в уплату моего долга по газете.
Ах, как я завертелся! Денег совсем нет, а брать их неоткуда, и, к несчастью, свадьба моя на богатой — одна только сплетня*.
Все наши здравствуют.
Поклонись своим наследникам и супруге.
Твой А. Чехов.
Линтваревой Н. М., 25 октября 1891*
1027. Н. М. ЛИНТВАРЕВОЙ
25 октября 1891 г. Москва.
25 октябрь.
Уважаемая Наталья Михайловна, я не уехал в Нижний, как хотел, и сижу дома, пишу и чихаю. Морозова была у министра*, он категорически запретил частную инициативу и даже замахал на нее руками. Это как-то сразу повергло меня в апатию. А тут еще сплошное безденежье, чиханье, масса работы, болезнь тетки, которая сегодня умерла, неопределенность, неизвестность — одним словом, всё собралось в кучу, чтобы удержать такого ленивого человека, как я. Отъезд свой я отложил до 1-го декабря. В декабре совсем переберусь куда-нибудь в провинцию и буду жить по-дачному. Поеду в Нижний, а оттуда — куда глаза глядят.