Жду Вас в Москву*. Повесть для «Сев<ерного> вестн<ика>» готова*.
Вчера хоронили Пальмина. Скучно хоронить.
Будьте здоровы.
А. Чехов.
Смагину А. И., 7 ноября 1891*
1032. А. И. СМАГИНУ
7 ноября 1891 г. Москва.
7 ноябрь.
Я Вам ужасно завидую, милый Александр Иванович. У Вас тепло*, а у нас чёрт знает что: пронизывает насквозь холодный сухой ветер и летают в воздухе облака мелкого снега. У меня кашель, насморк, голова болит, ломит спину; принял касторки и сижу теперь в «Слав<янском> базаре» у Суворина, у которого тоже инфлуэнца*. Я заразился от него.
Десять рублей получил*.
Отъезд в Нижний я отложил до 1-го декабря*, когда будет санный путь и когда я буду здоров.
Когда же наконец Вы купите мне именье? Я чахну в Москве.
Пишите мне на Мл. Дмитровку.
Чёрт возьми, жар.
Будьте здоровы.
Ваш А. Чехов.
Урусову А. И., 9 ноября 1891*
1033. А. И. УРУСОВУ
9 ноября 1891 г. Москва.
9 ноябрь, 5½ часов веч.
Уважаемый Александр Иванович, я не забыл об обещании, а я очень болен. У меня жар, зноб, слабость, всего разломало — и в тот четверг, когда мне следовало быть у Вас, я лежал у себя в спальне… Как я жалею, что Вы меня не застали! Это такая для меня обида адская! Я только что вернулся от Суворина, к которому ездил затем, чтобы лечить его… Я забыл мудрое правило: «врачу исцелися сам»*. И меня назад привезли в карете, и начинает голова болеть. Я всё боюсь, как бы инфлуэнствующий Суворин не заболел воспалением легких.
Будьте благодетелем, напишите мне, в какой день и час (после 12 ноября) я могу побывать у Вас так, чтобы не помешать Вашим <за>нятиям. Для меня удо<бн>ее всего после 6-ти вечера.
Искренно преданный
А. Чехов.
Вологдину И. С., 13 ноября 1891*
1034. И. С. ВОЛОГДИНУ
13 ноября 1891 г. Москва.
Книги отправлены весной пароходе Петербург.
Чехов.
Смагину А. И., 13 ноября 1891*
1035. А. И. СМАГИНУ
13 ноября 1891 г. Москва.
Присылайте мне. Жду длинного письма насчет хутора. Поклон Елене Ивановне.
Чехов.
Фофанову К. М., 14 ноября 1891*
1036. К. М. ФОФАНОВУ
14 ноября 1891 г. Москва.
14 ноябрь. Москва. Мл. Дмитровка, д. Фирганг.
Многоуважаемый Константин Михайлович!
Посылаю Вам письмо проф. Анучина*, заведующего изданием «Сборника» («Русские ведомости») в пользу голодающих. Узнав, что я знаком с Вами, он убедительно просил меня написать Вам, что Вашего стихотворения ожидают с нетерпением* и что Вы сильно огорчите издателей и участников «Сборника», если откажете. Я исполняю эту просьбу тем более охотно, что «Сборник» обещает быть в высшей степени симпатичным. К печатанию «Сборника» уже приступлено, и потому будьте добры поспешить присылкой стихотворения или написать, когда редакция «Сборника» может рассчитывать получить от Вас стихи. Времени осталось немного.
Ваш искренний почитатель
А. Чехов.
Суворину А. С., 15 ноября 1891*
1037. А. С. СУВОРИНУ
15 ноября 1891 г. Москва.
15 ноябрь.
Иифлуэнца продолжается: я сильно кашляю и совершенно отупел, так что не умею писать даже писем.
«Русские ведомости» хотят объявить подписку на «Сборник». Материал уже весь в сборе, и оглавление сверкает именами. Не возьметесь ли Вы напечатать объявление насчет подписки бесплатно*, и также распорядиться, чтобы подписку на «Сборник» принимали у Вас в конторе без всяких вычетов? Этот вопрос задают Вам «Русские ведомости». Ждут ответа. В случае согласия Вашего редакция «Сборника» пришлет Вам через меня объявление.
Прилагаемое письмо пошлите, пожалуйста, скорее Фофанову. Это из «Сборника».
Еще одна просьба: не известны ли Вам адреса поэтов Апухтина и Величко?* Нельзя ли узнать как-нибудь?
Напомните Алексею Алексеевичу о двух корректурах рассказов, которые он хотел прислать мне*.
Новостей нет никаких. Всё обстоит по-прежнему скверно.
«Дуэли» осталось уже немного. Остаток может поместиться в два фельетона*.
Будьте здоровы.
Ваш А. Чехов.
Суворину А. С., 18 ноября 1891*
1038. А. С. СУВОРИНУ
18 ноября 1891 г. Москва.
18 ноябрь.
Вашего рассказа жду*, и Вы должны прислать мне его, так как обещали. Я люблю Ваши рассказы, потому что в них есть что-то такое, чего ни у кого нет. Что-то умилительное.
Ваше письмо насчет инфлуэнцы и Соловьева читал*. От него неожиданно пахну́ло на меня жестокостью. Вам совсем не к лицу слово «ненавижу»*, а публичное покаяние «грешен, грешен, грешен» — это такая гордыня*, что мне даже жутко стало. Когда папа принял титул святейшего, то глава восточной церкви в пику ему назвал себя рабом рабов божиих. Так и Вы публично расписались в своей греховности, в пику Соловьеву, который дерзнул признать себя православным. Да разве такие слова, как православный, иудей, католик, служат выражением каких-нибудь исключительных личных достоинств, заслуг? По-моему, величать себя православным волей и неволей должен всякий, у кого это слово прописано в паспорте. Веруете Вы или нет, князь мира Вы или ссыльнокаторжный, Вы в обиходе всё равно православный. И Соловьев вовсе не брал на себя никаких претензий, когда отвечал, что он не иудей и не халдей, а православный…
