Когда ждать тебя? Отвечай по адресу: Ст. Алексин Сызрано-Вяземской дороги.
Мангус с нами. Здравствует.
Непременно напиши, когда приедешь; я хочу дать тебе поручение. Быть может, понадобится что-нибудь купить.
По-видимому, около нашей дачи бывает очень много грибов. В Оке, я видел, плескается большая рыба. Хочу купить лодку. Если погода будет хорошая, то (опять-таки по-видимому) и грибная и рыбная и всякая другая охота удадутся нам вполне.
Для лета имеются пиджаки и штаны всех сортов. Поэтому позаботься только о резиновых калошах. Больших сапог не нужно, ибо здесь почва песчаная.
Все тебе кланяются. Я тоже кланяюсь и желаю всяких благ, видимых и невидимых*. Будь здрав.
Твой А. Чехов.
Суворину А. С., 7 мая 1891*
961. А. С. СУВОРИНУ
7 мая 1891 г. Алексин.
7 май.
Станция Алексин Сызрано-Вяземской жел<езной> дороги. Таков мой адрес. Станция, а не город, так как я живу около станции и получаю корреспонденцию из рук начальника станции.
Дача ничего себе. Лес, Ока, глушь, тепло, соловьи поют и проч. Тихо и покойно, а во время дурной погоды будет здесь скучно и грустно. После заграничной поездки дачная жизнь кажется немножко пресной. Похоже на то, как будто я взят в плен и посажен в крепость. Но тем не менее всё-таки я доволен.
В Москве от Общества драмат<ических> писателей* я получил не 200, как ожидал, а целых 300. Со стороны фортуны это очень мило.
Передайте Анне Ивановне, что французская выставка еще не готова*. Все, кого я видел, говорят, что выставка вообще неважная.
Ну-с, сударь мой, должен я Вам, если даже считать по-Вашему, не менее 800 рублей*. Это по совести. В июне или в июле, когда в магазине будут уж мои деньги, я напишу Зандроку, чтобы он послал Вам в Феодосию всё, что мне приходится. И Вы мне не препятствуйте. Даю Вам честное слово, что когда расплачусь с долгами и расквитаюсь с Вами, то возьму у Вас взаймы две тысячи. Не думайте, что мне неприятно у Вас одолжаться. Я сам даю взаймы и потому считаю себя вправе брать взаймы, но я боюсь запутаться и привыкнуть к долгам. Ведь я конторе Вашей должен чёртову пропасть!
У меня из окон хороший вид. То и дело ходят поезда. Через Оку мост.
Напишите мне что-нибудь.
Поклон Анне Ивановне, Насте, Боре и всем Вашим. Желаю здравия и всяких благ.
Ваш А. Чехов.
Долженко А. А., 8 мая 1891*
962. А. А. ДОЛЖЕНКО
8 мая 1891 г. Алексин.
8 май.
Любезный братец!
Сергей Никитич Филиппов, живущий на Большой Лубянке в доме Мосолова (меблированные комнаты), уведомил меня сегодня письмом*, что им получены для меня из Крыма 10 бутылок вина. Пошли кого-нибудь, хотя бы рассыльного, или Федору, если она не ушла, в дом Мосолова с моею карточкой. Карточки моей достаточно, чтобы посланный получил от г. Филиппова или, буде его нет дома, от швейцара Якова вино. Я одну карточку на сей предмет уже дал тебе, но так как ты ее потерял, то я посылаю тебе другую. Полученное вино попроси доставить первого едущего к нам (Семашко или Ивана), сам же его не привози, так как ты его дорогою выпьешь. Также не ставь вино близ тетки, а то она его выпьет. Если ты моей просьбы не исполнишь, то не будет тебе моего благословения.
Почтение богатой тетушке.
Готовый к услугам
А. Чехов.
Пока живешь у нас, почитай Толстого. Он на полке. Найди рассказы «Казаки», «Холстомер» и «Поликуша». Очень интересно.
Суворину А. С., 10 мая 1891*
963. А. С. СУВОРИНУ
10 мая 1891 г. Алексин.
10 май.
Ваше письмо получил. Merci. Единицею подписывается Дедлов-Кигн*, беллетрист и интересный путешественник, которого я знаю понаслышке, но не читал. Да, Вы правы, душе моей нужен бальзам. Я бы теперь с удовольствием и даже с радостью прочел что-нибудь серьезное не о себе только, а вообще. Я тоскую по серьезном чтении, и вся критика российская последнего времени не питает меня, а только раздражает. Я бы с восторгом прочел что-нибудь новое о Пушкине или Толстом — это было бы бальзамом для праздного ума моего…
Я тоже скучаю по Венеции и Флоренции и готов был бы еще раз взобраться на Везувий; Болонья же стерлась в моей памяти и потускнела, что же касается Ниццы и Парижа, то, вспоминая о них, «я с отвращением читаю жизнь мою»*.
В «Вестнике иностранной литературы», в последней книжке, напечатан рассказ Уйда, перевод с английского нашего Михайлы*, податного инспектора. Зачем я не знаю языков? Мне кажется, беллетристику я переводил бы великолепно; когда я читаю чужие переводы, то произвожу в своем мозгу перемены слов и перестановки, и получается у меня нечто легкое, эфирное, подобное кружевам.
В понедельник, вторник и среду я пишу сахалинскую книгу*, в остальные дни, кроме воскресений, роман, а в воскресенья маленькие рассказы. Работаю с охотой, но — увы! — семейство мое многочисленно, и я, пишущий, подобен раку, сидящему в решете с другими раками: тесно. Погода все дни стоит великолепная, место, где стоит дача, сухое и здоровое, лесу много… В Оке много рыбы и раков. Вижу поезда и пароходы. Вообще, если бы не теснота, то я был бы очень, очень доволен.
Когда Вы будете в Москве? Напишите, пожалуйста. Французская выставка Вам не понравится — к этому Вы готовьтесь. Вам понравится Ока, когда мы в 5 часов утра сядем в Серпухове на паршивый пароходик и поплывем к Калуге.
Жениться я не намерен. Я бы хотел теперь быть маленьким, лысым старичком и сидеть за большим столом в хорошем кабинете.
Будьте здравы и покойны. Низко кланяюсь всем Вашим. Пишите мне, пожалуйста.
Ваш А. Чехов.
Я пишу водевиль*. Действующие лица: Анна Ивановна, Айвазовский, генерал Богданович, Иван Павлович Казанский и цензор Макаров.
Суворину А. С., 13 мая 1891*
964. А. С. СУВОРИНУ
13 мая 1891 г. Алексин.
13 май 91 г.
Письмо, о котором Вы пишете, уже давно получено и уже послан ответ на него*. Ах, Глинский, Глинский!* Давно ли он был у меня и с высоты своего редакторского величия предлагал мне писать у него, обещая помещать даже мои маленькие рассказы? Ах, Гуревич, Гуревич!* Наверно его подбили Флексер и бабы! Ведь «Сев<ерный> вестник» могила для него. Вести толстый журнал совсем не педагогическое дело.
